Александр Мищенко - Саваоф. Книга 1 Страница 2

Вот взгляд нашего современника, Геннадия Гумилевского, сказанное им в Гайдпарке:

«Печорин никогда никого не любил и в этом он похож на Евгения Онегина. В предисловии к роману „Герой нашего времени“ Лермонтов сообщает нам, что Печорин – „это портрет, составленный из пороков всего нашего поколения“. И далее, в конце предисловия: „болезнь указана, а как её излечить – это уж Бог знает!“. Здесь Лермонтов врёт нам самым бесстыдным образом. Дело всё в том, что все недостатки Печорина связаны с совершением им подлости. И виноват в этом только Печорин и больше никто и ничто. Каждый человек прекрасно знает, что лечение этой болезни заключается в том, чтобы не делать подлость для людей. Жить каждый день для себя, для своих удовольствий вот высший идеал и цель в жизни для Печорина. И в этом жизнь каждого эгоиста очень похожа на жизнь животных».

Встретил такой образ у Жиля Делёза и Феликса Гваттари: некто вставил солнце в зад с мыслью дать свет жизни и получил солнечный анус. Такова вот «даль светлая». Как в книге «Кысь-брысь» нашумевшей столичной одной штучки-дрючки, которая «кысь-брыссица» живописует красивенький, как гриб, с пятнушками, хоть целуй его, мужской половой орган… Секса, вероятно, хочется, как кошке… Понадобилось ей для этого исколесить полпланеты, чтобы в элитных гостиничках суметь так излиться. Можно авторице сослаться на классика, Курта Воннегута, заявившего устами героя в одной из книг, что народ обожает смотреть на две вещи – на то, как люди трахаются, и на то, как людей убивают… Во всей пафосной патриотической русской литературе нет героя-трудоголика. Весь школьный курс литературы – это панорама проходимцев, неудачников, адекватных пустому обществу, как лермонтовский Печорин, нигилистов, бухих запорожских гопников, пофигистов, убийц старушек, собачих садистов и убийц.

Прислушаемся к гайдпаркеру Андрею Кириллову, который как патриот и родитель озабочен падением уровня нашей педагогики, что опустилась до «ниже плинтуса». В школьном курсе литературы нет позитивного героя труда. Весь этот курс – какой-то набор русофоба. Причем Фурсенко к нему не имеет отношения. Этой шнягой нас потчуют уже больше ста лет. И какого на фиг позитива вы хотите от России, если в ней детей с младых лет пропитывают этим негативом и отрицаловом? Какого интеллекта и развития общества вы ждете, если школьный курс литературы гарантированно убивает в детях любовь к чтению под пафосные вопли о патриотизме? Откуда на фиг быть лучу света в этой беспросветной зопе, как сказал бы герой моей прозы байкальский рыбак с Ольхона Савва, достоевщины?

Ладно, не будем говорить об учительной роли литературы, но поэзия пусть будет в ней, до озноба позвоночника чтоб волновала душу, как эта строка классика: «Я нашел тропинку всю жужжавшей запахом боярышника». Она – что лунный луч с заключенным в нем светом, который боязно и потревожить. А ведь жизнь – это мускульно-энергетическое повествование о том, «как рубанок сделал рубанок», «как печатали вашу книгу», как созидают вещи столяр, часовщик, типограф, как сажают леса, как добывают нефть и плавят сталь, как пустыни превращают в оазисы цветения жизни. Ну, может ли быть подчеловек, всякое дрянцо, спившееся, обалдевшее от праздности и бездельничества, становиться идеалом молодости. А ведь этот мир и его обитатели – с окраин жизни, из подвалов ее, где парторг даже один в социалистическую пору в Тюмени у нас гомосечил, утром на трибуне с зажигательной речью, вечером в том же доме, в лаборатории изыскательской облизывал молодяку-рабочему, сунув ему бутылку водки в расчет за услугу, то, что в иные моменты у мужика колом стоит. Они – нули натуральные в социально-историческом значении. Настоящим приговором звучали строки из предсмертных записок В. В. Розанова: «Мы в сущности играли в литературу». Литература русская не выучила и не внушала выучить, чтобы этот народ хотя б научился гвоздь выковывать потрясающие кованые гвозди увидели мы с внуком Илюней в Больших Котах на Байкале на месте старой полуразрушенной драги, на какой добывали золото на реке Котинке, серп исполнять, косу для косьбы сделать. Ну, любят. «Боже, но любить нужно в семье». Современные писатели, если говорить о них, погрязли в таких проблемах, что могут вызывать только мефистофельский смех». В числе «лидеров продаж» в книжных магазинах лакированный том Ю. Полякова – «Гипсовый трубач» с его оргазмами и заоргазмьем, разными позами Казановы и сосцами неандерталки. Собачатся, волчатся писатели друг с другом. Но сколько можно пожирать один одного, отравляясь, как высокотоксичным ядом, завистью к успехам товарищей по литературному цеху. Некто возразить может: в природе создано так, что один другого кушает. На Дальнем Востоке моем родном, однако, известная там женщина завела ферму, где в дружбе и мире живут разные собаки, волк и лошадь. Никто никем не закусывает. Известно, что в цирке Дурова было среди других представление под названием «Нет больше врагов», во время которого кот и крысы ели из одной чашки. «Смотрите, как кот целуется с крысой! – обращался Дуров к публике. – Я таких непримиримых врагов, как кошка с крысой, примирил, а люди до сих пор помириться не могут». Всем можно жить по Закону мира в доме под звездами. В той же литературе все равно вместе трепыхаться нам как «литературному веществу» бытия нашего. Зачехлять надо кинжалы в ножны. А то носимся как оголтелые со своими правдами и правдёнками. Известно ж давно не Автором сказанное: «Всякий путь человека прям в глазах его; но Господь взвешивает сердца». Ну, не вечная ж эта гражданская война в литературе! Сколько пребывать в дыму склок! Как наркоманы, ей-богу! Для времени Маяковского – ладно. Обстановка известная по подобию: танки грязи не боятся, и отринуть тогда надо «комнатную интимность Ахматовой, мистические стихотворения Вячеслава Иванова и его эллинские мотивы – что они значат для суровой, железной нашей поры!» Может, и проникнется Поляков тем, что рак духовный в высшей степени его метастазности такие книги. Но ведь это и действительно так далеко от весьма дельного идеала, что прокламировал Максим Горький: «Цель литературы – помогать человеку понимать самого себя». В случае с «Гипсовым трубачем» Фантомас издал бы бессмертное свое сардоническое ха-ха. Биниалится с романом Полякова как факт из мира кино на редкость бессодержательный, с малой толикой смысла фильм Федора Бондарчука «Обитаемый остров». Артисты, правда, хорошие задействованы, не фу-фу какое-нибудь. Но не вина их, а беда, что в пустой фильм вверглись. Истинно, природа отдыхает на детях гениев. Смотрел я его с натугой и вниманием одновременно. Ну, хоть что-нибудь бы пало на душу и сердце. Ничего ровным счетом. Ну, кувыркаются там броневички люксовые, и что? Разве что чувство стыда и неловкости, что узрел я у кассиров и контролеров за то, что приходится потчевать им зрителей таким пустым фильмом. На телевидении тоже сплошной «бэзер». Возьму только второе полугодие 2009 года. Документное я лично стараюсь не упускать. Примерно раз, а то и два в неделю премьеры фильмов на телевидении, фильмы эти – мыло долгое и бесконечное. Было такое в войну – не мыло и не резина. Любовь всякого рода, боевики и прочая всячина. Если заняты люди на производстве, то речь о нем идет лишь в интерьерах жилищ. В старом фильме «Блондинка за углом» грузчик-астроном Андрей Миронов хоть в луке по шейку показан. Если рубит рубщик в магазине этом мясо, то это мясо. Далее можно еще что-то приводить. Но тут же чисто коммунальная, киношная жизнь. За Уралом у нас остро чувствуется все это. Ибо здесь человек живет окруженный Сибирью, как сказал бы Андрей Платонов, окруженный бучей созидательного труда, что определяет жизнь того же «Тюменского меридиана». Но те же журналы подло увиливают от ЖИЗНИ. Почему? Какой-то ответ звучит в уведомлении мне по Фейсбуку, где приведено письмо одного из лучших поэтов России Юрия Казарина Владимиру Берязеву:

«Дорогой Володя, дружище!

Блин, я ничего не знал. Ясно, что твоё увольнение – это знак перерождения и превращения Сибогней в очередную ручную журналистскую проститутку, которая будет обслуживать низкие интересы власти. Журналов в России – раз, два и обчелся, а они, суки, сознательно сокращают число толстых журналов, т.к. боятся их. Они боятся словесности, русской художественной нравственности, потому что нравственность современной России есть вольнодумство, свободомыслие, т.е. прямая опасность существования и процветания Соединенных Штатов Чиновников России. То же самое они делают и в гуманитарных сферах науки: филология уже растоптана. (Выделение – А. М.).

Володя, друг, держись! Завтра свяжусь с нашими, подумаем, как можно вас поддержать. Обнимаю тебя и люблю.