Ирина Горбачева - Вновь домой вернутся журавли Страница 2

Бойкий Юрка протиснулся через шумную очередь за пивом к прилавку, а Сергей с Володей, подошли к крайнему освободившемуся столику перед входом в пивнушку. В душном со спёртым воздухом помещении собиралась постоянная публика всё из тех же разбитых на страшной бойне измученных воспоминаниями о ней людей.

– Держите, – Юрка поставил на столик три кружки со светлым пивом, – здесь всегда свежее, пивной завод рядом.

– Ага, свежеразбавленное, – недовольно добавил Сергей.

– Да, ладно тебе, Серёга, погнали к «Ракушке», там после концерта танцы будут.

Перед открытой сценой, все места были заняты зрителями. Ребята стояли поодаль, прислонившись к раскидистому каштану.

– «Серым утром крик печальный, снова слышу я вдали. Мне привет свой шлют прощальный в хмуром небе журавли…», – со сцены приятным баритоном пел мужчина.

– Песня хорошая, надо слова срисовать, – задумчиво произнёс Сергей.

– И мотив запомнить, – Юрка тихо стал насвистывать в такт звучащей музыке.

– Пошли к танцплощадке, – Володя обнял за плечи обоих товарищей и, насвистывая понравившуюся мелодию, они пошли вглубь парка.

– «Ясным утром в день весенний, с песней счастья и любви. К старым гнездам над рекою вновь вернутся журавли…», – доносилось с эстрады.

            Впереди себя ребята увидели, как на почти безлюдной слабоосвещённой дорожке парка двое парней грубо хватая девушку за руки, тащили её в гущу кустарника.

– Чего ты ломаешься? – Говорил хамоватый парень, пытаясь схватить её за руку с одной стороны, другой парень пытался ухватить ещё совсем девчонку за плечи.

– Ребята, отстаньте от меня, я сейчас милицию позову! – Увёртываясь от них, плакала девушка.

– У, какая ты недотрога, я таких люблю!

– И я! – Хулиганы отпускали пошлые шутки, противно смеясь и пуская в лицо девушки папиросный дым.

Володя, Юрий и Сергей быстро подошли к ним, встали вокруг парней и девушки.

– Пацаны, чего к даме пристаёте, видите, она не хочет с вами идти, – сказал Сергей, но тут, же получил удар в лицо.

Пока Юрка и Володька мутузили хулиганов, девушка достала из маленькой вышитой бисером сумочки носовой платок и стала вытирать кровь с лица Сергея.

– Милиция, милиция! – Закричали появившиеся на дорожке прохожие.

Этот крик и трель милицейского свистка, отрезвил дерущихся.

– Атас! – Крикнул кто-то из хулиганов. Все парни кинулись врассыпную и через секунду скрылись в кустах парка.

– Бегите! – Крикнул Сергей друзьям вдогонку.

– Четверо на одного! Безобразие! Покоя нет от хулиганья! – Слышались выкрики из вдруг образовавшейся ниоткуда толпы людей.

Сергей и девушка ничего не смогли объяснить ни им, ни прибежавшим милиционерам. Наконец, убедив их, что никаких претензий ни к кому они не имеют, Сергей взял девушку за руку, и они, смеясь, выскочили из ворот парка.

– Ну и как тебя звать, невеста? – Спросил Сергей девушку.

– Вера. А ты фантазёр или враль? – Смеясь, вопросом ответила Вера новому знакомому.

– Я не врал!

– Тогда Барон Мюнхгаузен. Нафантазировал, что я твоя невеста, что тебя завтра провожают в Армию.

– Нет, это правда.

– Что я твоя невеста? Твоя невеста Лариска! И ни в какую Армию тебя не провожают.

– Лариска? Она не моя невеста. А в Армию провожают завтра. Я и тебя приглашаю. Приходи, узнаешь. Подожди, а откуда тебе известно о Лариске?

– И не только о ней. Я знаю, что тебя Серёжей зовут, и работаешь ты сварщиком на «Ростсельмаше».

– Ну, ты даёшь, носопетка, откуда такие сведения? И вообще тебе сколько лет? Почему в таком раннем возрасте гуляешь так поздно?

– Побежали, троллейбус идёт, уже, правда, поздно, опоздаем на него, пешком придётся идти. Тебе куда? – Спросила Вера.

– Вот, не всё обо мне знаешь. На Двадцатую линию, а тебе?

– А мне ближе на Двадцать третью, знаешь такую?

– Ещё бы, – ответил Сергей, заметив себе, что девочка очень даже симпатичная и смех у неё такой красивый, заливистый, жалко только, что совсем молоденькая, – всё понятно! Сколько же тебе лет? – Поинтересовался он, запрыгивая в троллейбус.

– Шестнадцать, а что?

– Да ничего, думаю, чья ты такая? Вроде я всех на вашей линии знаю.

– Знаешь, да не замечаешь, ты же всё в седьмой номер к Лариске бегаешь?

– Ага, отбегался уже.

– А я, напротив, через дорогу, в шестом номере живу.

– Едем до Театральной площади! За проезд платить, кто за вас будет? Черчилль или без билетов доедите? – К ним подошла немолодая кондукторша.

– Ладно, без билета, – ответил Сергей, протягивая ей мелочь.

– Хорошо, тогда высадим вас не на остановке, а на повороте. Всё вам меньше идти придётся. Сейчас транспорта не дождаться, пораньше надо с гулянок возвращаться, – бурчала она, направляясь к водительской кабинке.

Троллейбус остановился в начале Театральной площади.

– Ну, красавица, пошли, доведу тебя до дома, к утру придём, мать

не заругает?

– Она в ночной на мельнице. Чего тут идти осталось. Только темно очень.

Вскоре их шаг стал медленней, разговоры длиннее, а ночь короче. Уже забрезжил рассвет, когда Сергей подвёл Веру к воротам большого коммунального двора.

Недовольно фыркнул старый дворовый пёс Пират, ночью всегда спавший у ворот, но учуяв знакомые запахи, он положил лохматую морду на лапы и закрыл свои добрые глаза.

– Слушай, Вера, а ты, правда, приходи завтра на мои проводы!

– Да? Я же ещё мала. А Лариска, что скажет? – Вера быстро побежала к своей двери.

– Приходи, я буду ждать!

Насвистывая новый мотив, Сергей повернул назад, ему ещё предстояло пройти несколько остановок к своему дому.

Часа в четыре по полудню, вернувшиеся с первой смены соседи мужчины стали выходить на ими оборудованную большую детскую площадку и прилаживать длинные доски, хранившиеся в дворницкой специально для таких случаев к приносимым из квартир табуретам. На накрытые скатертями столы для забивания «козла», составленные вместе, женщины выносили, кто что мог. Кто-то вынес донскую блестящую от жира селёдочку, порезанную крупными кусками и уложенными на них кружками репчатого лука. Кто-то нарезал салат из сочных местных помидоров с огурцами, с крупными кружками сладкого болгарского перца, сдобрённый донским пахучим подсолнечным маслом. Кто-то нажарил кабачков. Стол оказался по южному заставленным обилием овощных закусок. К нему как раз подошли вкусные котлеты и фаршированные морковкой крупные болгарские перцы, пропитанные острым томатным соусом, приготовленные Серёгиной мамой и пирожки с капустой и картошкой, которые жарили все хозяйки большой коммунальной квартиры, в которой проживал Сергей.            Молодёжь вынесла патефон и по двору разнеслась популярная «Ку-ка-ра-ча». Сергей подошёл к груде пластинок лежащих на столе.

– У тебя нет пластинки с песней, знаешь, там про журавлей? – Спросил он Виталика, собирателя пластинок.

– Что-то не припомню. Слушай, что достал на рёбрах, чечёточка, что надо, поставить?

– Да нет, послушай, может, вспомнишь, там такие слова: серым утром крик печальный, снова слышу я вдали. Мне привет свой шлют прощальный в хмуром небе журавли, – Сергей напел ему несколько строк из куплета.

– Да, ладно тебе Серёга, к твоему возвращению, найду тебе такую песню. Лучше скажи, где служить будешь ещё не известно?

– Завтра скажут. Куда пошлют, там и придётся служить.

Сергей, с Володей и Юркой стояли в глубине двора, подальше от материнских глаз и распивали бутылку «прощальной».

– Ну что вчера? Чем всё закончилось, спаситель? – Пропустив рюмку за хорошую службу, спросил Володя.

– Отвёл домой и…? – Заулыбался Юрий.

– Никаких и. Она совсем девчонка, всего шестнадцать только исполнилось, – серьёзно ответил Сергей.

– Понравилась, понравилась Серёге дивчина, – наперебой подзадоривали парня друзья.

– Понравилась да будет не моей.

– Чего так?

– А то, что она через два года выскочит замуж, а мне-то три года служить.

– А ты что, знал её раньше?

– Говорю же, знал, да не узнал. Когда успела вырасти? Ларискина соседка по улице.

– Вот это да!                                                                         У второго выхода из большого двора, скромно стояла девушка и не решалась подойти или окликнуть Сергея. Это была Вера. Она видела, как какие-то только что пришедшие на проводы девчонки протягивали Сергею бутылку белого вина и бесцеремонно целовали его в щёки, вытирая потом с них яркую алую помаду, как другая девушка, потянула его в круг танцующих вальс, и они закружились в танце, глядя друг другу в глаза.

У Веры на щеках появился румянец. Глаза покрылись прозрачной плёнкой слёз. Она обиженно повернулась и вышла со двора на улицу.

– Ну и танцуй, а я всё равно тебя дождусь. Так и знай! – Решительно произнесла она.

Глава 2

Россия. Китай. Корея. 1951 г.