Анатолий Косоговский - Любить ненавидя Страница 2

Гавриленко, сощурив глаза, внимательно и предостерегающе глянул на Кузьмича – слова кузнеца его определенно обозлили и обидели. Но он все же постарался держать себя в рамках приличия.

– Для начала, – его голос был спокоен, но тверд, – я бы все-таки попросил Вас обращаться ко мне на «Вы» (он сразу же краем уха услышал со стороны друзей Кузьмича неприличное слово, сказанное в его адрес, но лишь грозно глянул в направлении произнесшего их и не ответил на оскорбление). Я так понимаю, у нас не настолько близкие отношения, чтобы Вы мне «тыкали». Ну, а во-вторых, позвольте поинтересоваться, что же, именно в Вашем понимании, значит быть мужиком?

Кузнец, словно не обратив внимания на первое замечание Александра Васильевича, видимо, изначально чувствуя какое-то превосходство перед «вшивым интеллигентишкой», сразу перешел ко второму вопросу.

– Во, опять «позвольте». Тьфу! Ну, если ты мужик, – он сделал акцент на слове «ты» и ткнул пальцем в грудь Профессора, – то хоть раз бы бутылку взял, закуску. Да пришел сюда или еще куда, посидел, выпил с мужиками, поболтал, в конце концов, о жизни. Мы ж тут все рыбаки: чуть ли не каждые выходные видимся. А то корчишь из себя интеллигента сраного.

Кузьмич презрительно сплюнул.

В душе Александр Васильевич встрепенулся, но тут же взял себя в руки, не показал виду. Нет, у него не возникло абсолютно никакой паники. И никакого – ни морального, ни физического – превосходства со стороны кузнеца он тоже не чувствовал. Наоборот. Лет двадцать пять назад от Кузьмича и его компании после подобных слов уже не осталось бы мокрого места. Уж за себя-то постоять Гавриленко сумеет. Но в нынешнем положении ввязываться в драку, доказывать что-то кулаками Александр Васильевич считал ниже своего достоинства. Не хватало еще, чтобы разговоры о подобном мальчишестве до университета дошли. Да и не стоит того этот всегда полупьяный недалекий кузнец.

Поэтому он снял свою перчатку и просто крепко сжал руку Кузьмича у запястья, освободив от нее рукав своего тулупа, отвел ее в сторону и, решительно посмотрев ему прямо в глаза, медленно, но четко выговаривая каждое слово и давая понять, мол, увы, приятель, не на того напал, произнес:

– Я бы попросил выбирать выражения!

Кузьмич на мгновение опешил. Он не ожидал от всегда спокойного, замкнутого Гавриленко столь решительных действий, потому в его глазах определенно можно было прочитать некоторое недоумение, возможно даже, секундное потрясение.

– Это раз, – почувствовав состояние кузнеца, Александр Васильевич продолжал смотреть прямо ему в глаза. – А теперь два. Видно, у нас с Вами совершенно разное представление об этих самых нормальных мужиках, потому что именно с нормальными мужиками, как Вы только что выразились, я не только бутылку, а и две, и три выпью. Но только не со всякой брызжущей слюной швалью! Уяснили Вы себе это, уважаемый Павел Кузьмич?

Гавриленко надеялся подавить Кузьмича своим интеллигентно-простецким красноречием и напором, хоть одновременно пожалел, что не сдержался и опустился до не совсем приемлемого в этой ситуации оскорбления. В любом случае, его слова и действия все же не возымели ожидаемого эффекта: противник тоже оказался не робкого десятка. Слова Профессора завели кузнеца не на шутку. Тут же отойдя от временного замешательства и сообразив, что его, мягко говоря, «строят», чего допускать он категорически не хотел, Кузьмич крепко вцепился в полы воротника Александра Васильевича и, брызнув слюной, протянул:

– Че-е-его-о-о-о?

Александр Васильевич, видя, что ничтожная словесная перепалка приобретает совершенно иной характер, перерастая в элементарное приложение физической силы, тут же бросил на лед свой ящик, тоже вцепился руками в воротник своего противника, и они застыли в таком положении, тяжело дыша и гневно глядя в глаза друг другу.

Собутыльники Кузьмича, до этого лишь посмеивавшиеся да со стороны наблюдавшие за его перепалкой с Профессором, начали потихоньку подыматься со своих мест, недоуменно поглядывая то друг на друга, то не на шутку схватившихся между собой рыбаков. Один из них, электросварщик из ЖЭКа Чупа Чупс (Гавриленко был знаком с ним так же коротко, как и с Кузьмичом, но знал, что так того прозвали за блестящую лысую голову, которая сейчас скрывалась под кроличьей шапкой), подошел к ним поближе. Вопреки неприятным прогнозам Александра Васильевича, Чупа Чупс не стал еще больше усугублять конфликт, а наоборот, аккуратно придержав своего собутыльника-кузнеца за рукав куртки, вполне дружелюбно произнес, обращаясь к нему:

– Да оставь ты его, Сеня. Ну, зачем тебе это надо! Не видишь, что ли: это ж колесо не от нашего воза.

Он заговорщически глянул на Гавриленко, мол, давай, вали отсюда, не доводи до греха, и попробовал потянуть своего дружка к компании. Кузьмич сопротивлялся, все еще бросая глазами огненные молнии в Профессора, но шаг за шагом, рывок за рывком, благодаря Чупа Чупсу и другим рыбакам из их компании, присоединившимся к электросварщику, отдалялся от своего противника.

Александр Васильевич какое-то время еще постоял на прежнем месте, внимательно наблюдая за действиями шумной и многоголосой братии, и, лишь убедившись, что пик ссоры миновал, одернул тулуп, выровнял свалившийся набок ящик и подобрал отброшенную в суматохе пешню. Раскрасневшийся Кузьмич, правда, долго матерился, потрясая кулаком и вовсю поливая Гавриленко грязью. Весь этот стихийный словесный поток, в итоге, вылился в клятвенное обещание непременно разобраться со «сраным интеллигентишкой» самым что ни на есть серьезнейшим образом и в очень короткие сроки.

– Смотри, Профессор, – кричал он вслед Александру Васильевичу, – не слишком-то далеко заходи! Не слишком-то далеко прячься! Всяко бывает – того и гляди, метель сорвется или лед проломится! Или еще что-нибудь! Тонуть будешь – никто не сможет… не захочет даже руки подать!

Александр Васильевич же перед тем, как продолжить путь, хоть сердце отчаянно колотилось, тут же постарался вернуть нервы в свою «колею». Он поблагодарил рыбаков, вовремя предотвративших потасовку, почему-то несколько раз повторил «Извините», медленно поднял свои рыболовные «доспехи» и, наклонив голову, направился дальше. Через несколько метров протоптанная раньше рыбаками дорожка закончилась, и Гавриленко теперь пришлось прокладывать дорогу себе самому, осторожно ступая и оставляя одинокие следы в безбрежной снежной пустыне.

Вот так-то. Инцидент с кузнецом, конечно, просто так, даром, не прошел и мгновенно никуда не улетучился. Его отголоски еще какое-то время, естественно, бродили в мозгу Профессора, поддаваясь самому всестороннему анализу. Но почему-то, пока он шел и размышлял, сам конфликт в потоке его мыслей постоянно уплывал на второй план. Главное место в его мозгу теперь настойчиво, удар за ударом, пробивала фраза, услышанная им только что от Чупа Чупса: колесо не от нашего воза. Она крутилась и крутилась в голове и так, и этак, определенно требуя к себе должного внимания.

Александр Васильевич усмехнулся. Ведь дело совершенно не в том, что Гавриленко (колесо) не входил в круг рыбаков-пьяниц (воз). Нет, конечно. Еще чего не хватало. Здесь совершенно другая причина: просто он никогда раньше не слышал этой поговорки, и она запала в душу, поразила его своей простотой, незамысловатостью, необычностью. Как, впрочем, всегда его поражала мудрость простых людей, умеющих вот так, через образы, через магию слов, проникнуть в настоящие глубины человеческой души и человеческих отношений, всколыхнуть и освежить уже слежавшиеся пласты истории. Поразить, восхитить, очаровать.

Да что говорить! Тема фольклора – это близкая, родная Александру Васильевичу тема. Настолько родная, что, когда-то увлекшись ею, впоследствии успешно защитил кандидатскую диссертацию именно по фольклору, и именно по пословицам и поговоркам. Она, диссертация, так и называлась: «Пословицы и поговорки Полесья: поэтика и прагматика жанров».

Сколько он литературы переворошил в поисках необходимого материала! Сколько объездил со студентами сел и хуторов, со сколькими людьми повстречался и побеседовал, сколько нового, необычного, ценного привез из таких поездок! Можно сказать, жизнь посвятил этому явлению, чтобы новые поколения могли насладиться поэтическим, живым языком предков. Их великолепными образами. И это важно. Особенно для нынешней молодежи. Потому что пропасть между нынешним и ушедшими поколениями, слово за словом, образ за образом сберегавшими и копившими это богатство, катастрофически расширяется и углубляется, обрастая обычной вульгарщиной, а порой и грязной матерщиной. И это становится, как ни печально, нормой. Такое вот личное непоколебимое мнение кандидата филологических наук, доцента Александра Васильевича Гавриленко. И по совместительству рыболова-любителя с уже и не сосчитать каким стажем увлечения этим занятием.