Валерия Лисичко - Одинокий отец с грудным ребенком на руках снимет жилье. Чистоту и порядок гарантирую Страница 2

– Правда ли то, что говорит Ваша супруга?

Сгущёнкин оказался в затруднительном положении. Нора так ловко вплетала единичные случаи в общее полотно повествования, что создавалось впечатление, будто их жизнь полна такими печальными примерами.

– Не совсем… – начал было Сгущёнкин.

– Как не совсем?! – взвизгнула Нора. – Скажешь, не было тех двух лет, когда ты не работал, а я кормила семью? В чёрном теле меня держал! А пьяного Нового года и последовавшего за ним запоя?

– Не было оглашённых в суде случаев? – сурово повторила вопрос жены судья.

– У меня свидетели есть, – пискнула Нора.

– Были, но…

Вольдемар хотел пояснить, что в то непростое время, когда его сократили, он перебивался халтурами, а жена работала всего две недели.

А запоем жена назвала какие-то три дня беспробудного пьянства.

– Когда я болела, не ты ли пытался вытолкнуть меня из дома на работу?

Судья сурово повторяла сформулированные Норой вопросы и получив «да», не разрешая прояснить ситуацию, кидала в Сгущёнкина следующий вопрос. Сгущёнкин усиленно потел от несправедливости.

Разбирательство дошло до финальной точки:

– С кем остаётся ребёнок?

Не дав слова мужу, Нора выступила с феерической речью, и Сгущёнкин понял: дальнейшее сражение не имеет смысла.

Решение суда гласило (опуская термины и изощрения): супруги в разводе. Ребёнок остаётся с матерью. Общение с отцом не ограничено, время определяется по обоюдному согласию. Назначить отцу алименты в размере 25 % от заработка. Размен жилья в пользу интересов ребёнка разрешён.

Девятый вал пота прошиб Сгущёнкина. Он вздыбился, как петух на петушиных боях, и, по-рыбьи хватая воздух (от возмущения слова не шли в голову), бросил на пол собственный пиджак (должен же был он хоть что-то сделать).

– Героиня, – по достоинству оценив беснования Вольдемара Сгущёнкина, сказала судья Норе. Судья даже спустилась с кафедры и обняв Нору напутствовала:

– Крепитесь.

Нора обладала удивительным свойством располагать к себе женщин. Вольдемар же напротив – мужчин. На беду Сгущёнкина, судья оказалась женщиной.

…Сгущёнкин в мятом пиджаке вышел из здания суда. Вышел он медленно, так как спешить собственно было некуда – Нора получила заветное разрешение на размен жилья. Вольдемар чувствовал себя оплёванным. Такое фиаско!

Со свистом пролетела по дороге и остановилась перед Сгущёнкиным его собственная машина. За рулём с видом бывалого гонщика восседала Оля – новая вторая половинка его бывшей второй половинки.

Пассажирская дверь по соседству с водительской отворилась, и на асфальт шмякнулся чемодан. Его колёсики недовольно крякнули. За ним из машины выгрузилось «приданое» Сгущёнкина – подаренная мамой тумбочка. Нора поставила на асфальт одну ногу и, слегка нависнув, сказала:

– У нас с Олей дела. Придётся тебе посидеть с ребёнком.

На чемодан опустился голубой конверт с сынишкой. В этом самом конверте всего полгода назад они забирали Толю из роддома.

– Кровать мы с Олей в твои апартаменты доставили, адрес на чемодане.

Нога с асфальта убралась, дверь захлопнулась и машина укатила, оставив растрёпанного Сгущёнкина на дороге у выхода из городского суда.

К чемодану заботливой рукой бывшей жены была приколота бумажка с адресом и маршрутом. «Ключи получишь у хозяйки», – значилось внизу записки.

Глава 3 Ковчег, или На краю рая

Приунывший Сгущёнкин сидел перед чашкой хозяйского чая на двухметровой кухне и думал. Напротив в грязном фартуке расположилась хозяйка Клавдия Павловна, которую все почему-то звали Кудя, и рассказывала своим наполовину беззубым, а на оставшуюся половину позолоченным ртом о неком Прокофьиче.

Дом, нужно признать, превзошёл все сгущёнковские ожидания: крыша из шифера крепко сидела на деревянном основании в два этажа, с высокими окнами и прочными перекрытиями. Щели, местами свободно впускавшие в себя палец, были аккуратно заткнуты тряпьём, да и пол радовал своей целостностью – ни гнили, ни костровища. Даже рама не вываливалась. Правда, стекло пронзала ветвистая трещина, любовно заклеенная прозрачным скотчем.

Ближайший населённый пункт носил название «Крещатники Имперские» и представлял собой небольшую деревушку в десять домов с покосившейся автобусной остановкой.

Дом, в котором обосновался Сгущёнкин, номинально относился к «Крещатникам Имперским», но, на самом деле, представлял собой остаток когда-то процветающего села «Атамановка». Жители «Крещатников Имперских» и «Атамановки», мягко говоря, не дружили.

Это недружелюбие текло у коренных жителей в крови и остро ощущалось в воздухе. Поэтому жители двухэтажного домика держали крепкую коалицию против деревушки, к которой по документам были давно причислены.

– Мы как Галлия, выступающая против захватчика-Рима, – победоносно заявила Кудя, когда Сгущёнкин появился на пороге. Накануне вечером она как раз посмотрела «Приключения Астерикса и Обеликса» и теперь вовсю использовала переполнявшие её исторические знания.

Всего пару часов назад, от автобусной остановки в «Крещатниках Имперских», пыхтя и периодически останавливаясь, чтобы выругаться, шёл к своему новому жилищу Сгущёнкин.

Шёл порядка сорока минут вначале по гальке, затем по тропе мимо грядок с капустой и, наконец, по полю. Благодать…

За поваленным сарайчиком свернул налево, и – о радость! Двухэтажный деревянный дом барачного типа. Слегка покосившийся и облезлый, но явно жилой. От цивилизации Сгущёнкина отделял лес, три реки и около 100 км сверкавшей в лучах заходящего солнца железной дороги.

Но, прежде чем удобно устроиться в вагончике электропоезда, на приятном лаковом сидении, нужно преодолеть лес и реку на двух автобусах поочерёдно.

– Леса горели, – продолжала Кудя, поблёскивая кладкой зубов. – А Прокофьич – как баран, снарядился в свой ежеутренний заплыв. Традиция, понимаешь, в течение сорока лет ежедневно погружаться. Даже зимой – в прорубь лазил. Лёд его не страшил. Огонь тоже не напугал. Нацепил он свой акваланг, ласты под мышку, и шасть-шасть на реку. И пропал. День не вернулся, неделю. Нет его и нет. Уж искали – нет. А примерно месяц спустя в лесу, где-то в чащобе, нашли труп водолаза – в ластах, очках, в акваланге, с трубкой в зубах. Как попал? До ближайшего ручейка километров десять – не меньше! Видать, вертолёты, когда воду черпали, чтоб лес тушить, и его черпанули. И то верно – когда пожары отгорели, мы в лес ходили – рыба копчёная, варёная на земле лежит, на ветвях висит. Чудо из чудес! А Прокофьича жаль…

– Скажите, Клавдия Павловна, – строго спросил Вольдемар. – Почему Вас называют Кудей? (Сгущёнкин уже слышал, что так к ней обратился сосед со второго этажа – низенький крепкий мужичёк с лысой розовой головой, и соседка из квартиры напротив, необъятно полная, и при этом обаятельная женщина).

– Так муж-то мой, как напьётся, так первым делом рвётся кудяпликов стрелять. А я, естественно, самый крупный кудяплик.

– А муж где?

– Так его с белой горячкой забрали. Отлечат – вернут. Я потому комнату и продала, что его нет. С мужем моим всё равно никто не уживётся. А так – и мне полегче – он душу не на мне – на вас отведёт. И денег заработала. Так что, мой тебе совет, голубчик ты сизокрылый, ищи другое жильё. Как на духу – ищи. Кудя сочувственно вздохнула.

«Всё на благо ребёнка» – подумал Вольдемар, передразнивая Нору, и посмотрел на юного Анатолия Вольдемаровича Сгущёнкина. Тот сладко зевнул.

Кровать в углу, сумка под ней, тумбочка слева от подушки. На одеяле дремлет ребёнок.

– Покормить бы его надо. Может молоко греться поставить? – суетливо спросила Кудя. Её сердце не могло выдержать затянувшейся паузы.

– Пора, пора сыночка кормить, – устало вздохнув, согласился Вольдемар и поплёлся к тумбочке, в которой уже разместил все вещи сына.

Глава 4 Правила игры и редисовая ферма

Новое место жительства безжалостно диктовало Вольдемару Сгущёнкину свои правила игры: от любимой работы в магазине музыкальных инструментов пришлось отказаться, ведь дорога из привычных сорока минут превратилась в четыре часа сорок минут в один конец. Посчитав на пальцах общую цену дороги за месяц, Вольдемар осознал, что оставляя в кассах автобусов и поездов всю свою зарплату, будет ещё должен.

Оказавшись без работы, Вольдемар нашёл применение своим обширным талантам: он, посредством незаконного, так называемого рейдерского, захвата территорий, обработал порядка шести соток и, обустроив грядки, стал выращивать зелень и редис. На редис начинающий фермер возлагал особенно сладкие надежды – редис казался ему ходовым товаром. Да что там казался – Сгущёнкин был уверен, что редис будет пользоваться высоким спросом, возможно даже какое-нибудь кафе при железнодорожной станции даст ему частный заказ и… Сгущёнкин радовал себя обширными перспективами и надеждой, звенящей монетами. (Семена редиса подогнала за умеренную цену сердобольная Кудя).