Алик Гасанов - Было дело… Короткие рассказы, сборник №-3 Страница 2

– Вот ишо часик поработаем, хлопцы, – весело кричит из кабины грузовика, – и поедете в часть, на обед…

А в части пшёнка опостылевшая. И едем мы потом в кузове, мокрые, злые и голодные, опоздав на обед часа на три…

Один раз, помню, так же забрали нас куда-то таскать шпалы. Летний зной, марево пылью пышет по степи. Мы ломами выковыриваем из заброшенного тупика шестиметровые (!) древние шпалы, грузим их вручную (!) в грузовик, а рядом, на небольшом пляжике возле речушки, очередной покупатель затеял пикничок. Музыка поёт про «ягоду-малину», три девушки и пять мужиков плещутся в реке, мангал организовали. Покупатель, чтобы приятное с полезным соединить, пока за нами присматривает, привёз с собой на природу пару друзей с жёнами, дочку с одноклассниками, отдыхают…

Если вы никогда не грузили в кузов вручную шестиметровые пропитанные гудроном* шпалы, то я вам не буду сейчас объяснять, чего это такое. Вы сами попробуйте как-нибудь. Тяжелее этого только процесс выковыривания этих вросших уже в землю шпал. На кой они ему сдались, эти шпалы? Говорили – коровник он из них затеял сложить. А чё? Шпал – целая степь. Когда фабрика работала, к ней с трёх сторон пути прокладывали. Теперь вот разбираем мы. И вот мы уже вшестером измудохались так, что уже и боязно как-то. Кто-то сказал: «когда носишь кирпичи, каждый последующий кирпич на полкило тяжелее становится». Истинная правда, господа! Начните вшестером таскать шестиметровые шпалы, поднимая их на полтора метра в грузовик, и я вам гарантирую – после десятой шпалы вы будете готовы поклясться в суде, что шпалы становятся тяжелее и тяжелее. И если первых пять-шесть штук мы с хохотом и негромким матерком весело забрасывали в кузов, подтрунивая друг над другом, то девятнадцатую мы уже волочём, словно бурлаки мёртвого кита, оставляя по степи длинную кривую, молча и тяжело дыша, высовывая языки, и уже особо не заботясь чтобы не пачкать форму в гудроне… Руки отнимаются и сохнут. Прибив пальцы в третий раз (на одной и той же руке!), вы уже злобно рычите на друга:

– Аккуратнее, сука!.. Куда ты толкаешь?!..

– Не толкаю я!, – хмуро огрызается Андрюха Борисенко, – Сам нормально держи!..

– Держу я!..

И вот уже шуточки кончились, и работа превращается в…

…Самое неприятное в такой работе, это то, что нет временных и качественных границ, я заметил. Покупатель хочет нахапать на халяву как можно больше, поглядывает иногда на наши потуги, посматривает на часы, подходит, подсчитывая шпалы:

– Аккуратнее, мужики, аккуратнее…

После обеда уже, когда сил действительно нет уже ни каких, мы мрачно «перекуриваем», садясь прямо в пыльную полынь, и хмуро переругиваемся хриплыми голосами:

– Я улыбаюсь, Клава…

– Ты, да ну его на фиг… Такую… хрень… бля…

– Пожрать, короче… тоже… не светит сегодня…

С пляжа кричат девушки:

– Мальчики-и!.. Ма-альчики!..

Плотоядно сглатывая, мы украдкой поглядываем на прыгающий красный купальник.

– Ма-альчики!.. Пойдёмте!.. Устали, небось?.. Пошли к нам!..

– Всё-таки есть бог на свете…, – Андрюха сплёвывает, недобро усмехаясь, поднимаясь тяжко, – пошли что ли…

Наскоро отряхнувшись, мы подходим не спеша, солидно.

– Устали, ребята?.., – красавица только что из реки вылезла, загорелые плечи в мурашках мокрых, грудь колышется от смеха, – Пошли к нам!.. Что вы всё, ей-богу?.. Не убежит ваша работа ни куда!.., – смеётся зараза так, что дух захватывает. Волосы мокрые назад зачёсывает. Ух… Хороша…, – Пошли в волейбол?!.. Пошли?.. Не стесняйтесь!.., – смешно хватает Андрюху за руку, – Пошли, пошли!.. Владимир Александрович!.. А где у нас мячик?..

И следующие полчаса, мы, раздевшись по пояс (она так же весело заставила снять!), бездарно играем в волейбол. Мы в кирзочах неловко скачем по песку, и девушки в купальниках хохочут, обыгрывая нас, как щенков.

… – Ну всё!, – торжественно объявляет мужик возле мангала, – Давайте заканчивайте там, спортсмены!.. Победила дружба!.. Давайте к столу уже!.. Галя, хлеб режь!..

К нему подходит наш покупатель, они негромко переговариваются, и нас отправляют к грузовику, и мы лезем в кузов, рассаживаясь и прилипая жопами к проклятым шпалам.

– Я по-быстренькому!, – кричит Владимир Александрович, – Без меня не начинайте!.. Ребят отвезу и вернусь!.. Пятнадцать минут!..

И мы пылим по дороге, и девушки машут нам вслед.

…Но так было не всегда.

Как-то нас втроём забрал сухонький невысокий старик, и мы приехали в удивительное место. Рядом с железнодорожной платформой в пять-шесть путей забором огорожен огромный склад леса под открытым небом. Высокие штабели брёвен, досок, коряг скручены проволокой в палец толщиной. Мощный запах душистой сосны, свеже освежеванной на пилораме, приятно бодрит и волнует. «Лесозаготовочная…» чего-то там, написано на облупленной табличке. Поезда лениво подтягивают вагоны с брёвнами, мужики с короткими крючьями резво прыгают, карабкаются, где поштучно, а где всем махом высыпают с шумом брёвна на перрон, брёвна звенят и подрагивают, подпрыгивая, всё вокруг покрыто щепками и корой. Лебёдка тянет на цепной удавке огромное бревно, затаскивает в большой сарай. Оттуда раздаётся ритмичный гул. «Жи-ху!.. Жи-ху!..», – постепенно разгоняется, ускоряясь, и, набрав скорость, уже орёт торопливо «жи-жи! жи-жи! жи-жи!…» Где-то рядом надрывается со слезой циркулярная пила: «Пиииии-джя-а-а-а-умммм!..»

Мы глазеем по сторонам. Всё кипит и работает. Вон столярный цех. Мужик доску тащит:

– Петрович!.. Ты де пропал?

– «Де пропал»!, – передразнивает наш старичок, – «Де-де»!.. В манде!.. Зайди ко мне сейчас!..

Петрович – бугор*. Приведя нас в небольшой и уютный кабинетик на втором этаже прямо над столярным цехом, старик усаживается за стол:

– Короче так, мужики, – скрещивает пальцы, – Без меня – ни каких движений. Понятно? Узнаю, что мутите – не обижайтесь. Понятно?

– Понятно, – говорим.

У Петровича на левой руке нет указательного пальца, а на правой – два пальца без фаланг.

– Работа не пыльная, – продолжает бугор, – не обижу. Чай-курить всегда найдётся. Щас похаваем немножко (А-а-лилуя!.., – пропело в голове) и пойдём, я вам цех покажу, и фронт работы. Понятно?..

…Через пять минут мы сидим за этим же столом Петровича, стол накрыт газетой, на столе сало, огурцы, кастрюля душистого супа (жить хочу!), хлеб, зелёный лук, помидоры и бутылка водки.

… – А я же тебе говорю, – Петрович разливает по стаканам. С нами сидят ещё три мужика, все припудренные древесной опилкой, – Он, сука, по-хорошему не понимает. Говорил я тебе?..

– Говорил, – вздыхает огромный здоровяк, которого все зовут «Тушин», – а…

… – Вот я тебе чё и говорю, – назидательно перебивает бугор, – С ним по-хорошему нельзя. Понял?.. Я ему прошлый раз чё сказал?.. «За базар надо отвечать!» Говорил?

– Говорил…, – Тушин вздыхает горько, выпивает до дна, прослезившись, занюхивает хлебом, – ды…

… – А он чё?.. А?.. Он-то чё?.. Я ж говорил тебе – пока он деньги не перечислит, ни какого с ним разговора. Говорил я тебе?..

– Говорил…, – здоровяк запихивает в рот замысловатый бутерброд – на кусочек хлеба он положил кусок сала и всё это обмотал, словно верёвочкой, зелёным луком. Я тут же замечаю, что у Тушина тоже нет пальца на руке. Присмотревшись к мужикам, я вижу, что у всех у них не хватает по два-три пальца… Вон тот, сбоку от меня, вообще ложку держит изуродованным кулаком. Все четыре пальца, кроме большого, срезаны до половины одним, видимо, разом…

– Вот я чё и говорю!, – Петрович качает головой укоризненно, – Сначала слушай, что старшие говорят. Понял?, – выпив водку, по простому ругается на нас, – А вы чего сидите?.. Жрите, давайте!.. Чё жмётесь?.. Давай-давай!.., – и смотрит строго, как отец, – Я шучу, что ли?.. Работать сейчас будем!..

Наевшись от пуза, трижды «перевернув» по полстакана водки (Всё мужики, харэ!.. А то работать не сможете!), мы идём в цех.

– Вот тут, смотри, он будет принимать, а ты на подхвате, понял?.. Вот так вот, смотри. Коля, давай!..

И резвый Петрович, раскорячившись, как вратарь в хоккее, показывал, как «подхватывать». Тушин кладёт на стол «циркуляры» грубооструганную доску, Коля толкает её, «распуская» на два бруса, Петрович «принимает», бойко складывая в штабель у стены. Пока вернулся – уже опять бежать надо. Живой конвейер. Один остановится – всё встанет. Тушин, Коля, Петрович, Тушин, Коля, Петрович…

– Чё стоишь? Понял?.. Давай-давай!..

Тушин, Коля, я, Тушин, Коля, я…

– Шевелись!.. Чё ты?!.. Вот так, смотри!, – Петрович ещё раз показал, не останавливая мужиков, – Понял?..

И пошла наша работа.

Петрович чем-то расплачивался командиру части. Скорее всего лесом. А мы втроём почти месяц каждый день работали на «Лесозаготовке», и там было хорошо. Кормили нас мужики отлично. Но и пили мы каждый день. Мужики нас опекали, называя «пацанвой». Утром, плотно покушав и «хряпнув» по сто грамм «для порядку», они расходились по своим углам, и всё начинало шуметь и стучать, потом собирались к обеду у Петровича, и опять мы слушали их негромкую беззлобную ругань, объедаясь превосходной домашней едой. Вечером, часам к пяти, когда начинало уже темнеть, участок постепенно затихал, мужики по-одному не спеша поднимались в «бугорскую», лениво курили и «базарили». Несколько дней нас в часть возил УАЗик. А потом Петрович разрешил нам ходить в часть пешком, через лес, взяв с нас мужское слово «не мутить». Чуть больше километра по тропинке, мы шли темнеющим засыпающим лесом, молча покуривая. Проходили мы всё время краем небольшой деревни со странным названием – Перочи.