Ася Соловьева - Хуторянка Страница 2

– Шо, мать уже дома? А я була на огороде, стоко бурьяна наросло. Умаялась, его дёргать.

Бабка Марфа была от роду казачкой, и до сих пор она не говорила, а гутарила.

– Да, дома, вот молоко вам принесла, мама сказала. А вот Мишке не надо было разрешать у вас ночевать. Он нашкодил и к вам убежал. Хитрый негодник. Ну, я пошла, некогда мне, надо ужин готовить.

Настя не стала ждать, когда бабушка помоет и отдаст ей крынку, развернулась и вышла на улицу. Дед всё сидел и курил.

Она молча прошла мимо и по тропинке заспешила к лазу в заборе. Мать уже хлопотала возле печки. Она разожгла огонь, и в кастрюле что-то уже кипело, распространяя вкусный запах. Настя присела на маленькую скамеечку против топки и потихоньку подкладывала хворост, чтобы в печке всегда было жарко.

– Мама, а отец скоро придёт? Хоть бы успели ужин приготовить. А чем это так вкусно пахнет?

– Борщ варится. Петушка молодого забила, это он так вкусно в кастрюле пахнет. Мишка у деда?

– Да. И уже спит. Хитрый сорванец.

На улице было совсем темно, но от печки исходило тепло, и было светло от горящего хвороста. Они почти уже управились с ужином, когда пришёл с работы отец.

– Ну, что вы мои хозяюшки, управились, а то я проголодался. А как у тебя, дочка, дела? Как твои братья? Мишка помогал тебе по хозяйству?

Настя понимала, что сейчас от неё зависит, как строго родители накажут брата.

– Да, помогал. Только скажите ему, чтобы он завтра никуда не уходил, пусть с Жоркой поиграет.

Насте было очень жалко своего непутёвого братца, он ещё такой маленький, а пояс у отца кусачий. Её родители никогда не наказывали, а вот Мишке доставалось частенько, и кусачий пояс на его худенькой попе оставлял красную полоску. Но он горевал недолго и забывал о порке через два-три дня, и опять убегал со двора. Никто не знал, где он пропадает целыми днями. У Мишки был заступник дед Фадей. Внук ходил у него в любимчиках и пользовался этим без зазрения совести. Из троих детей Мишка был очень похож на отца, и дед с бабкой Марфой души не чаяли во внуке. Поначалу Насте было обидно, что её брат всегда ел сахар кусочками, и в его карманах иной раз был круглый ароматный пряник. Потом она успокоилась, ведь Мишка был младше её, а она всегда уступала своим братьям. Бабка Марфа была родом из казачьей станицы. Они с сестрой остались одни, их родители умерли, когда они были маленькими. Сестра Пелагея пошла батрачить в соседнею деревню и работала на кулака за еду и жильё. А бабку Марфу, ещё маленькую девочку, взяли в няньки нянчить маленьких детей в зажиточной семье. Потом, когда она подросла, стала прислуживать у барона, у которого были конюшни. Он разводил племенных лошадей, и на этих конюшнях работал красивый парубок с реки Дон по имени Фадей. Они полюбили друг друга, и барон благословил их на брак. Они обвенчались в церкви, и хозяин подарил им маленького жеребчика, из которого потом вырос красивый конь. Они бы так и жили там на конюшнях, но тут случилась революция, и их благодетель укатил за границу. За их исправную службу, он одарил их деньгами, и они переехали в город, купили небольшой домик. Жеребца у них отобрали по законам тогдашнего времени, и они часто видела, как на нём разъезжал комиссар, в кожаной, блестящей куртке. У них родились два мальчика, отец Насти и его брат Михаил. Тут случилась война, и они волею судьбы перебрались жить на хутор. Тогда он назывался колхоз «Рабочий молот». Отцов брат с войны не вернулся, а папа раненый, но живой вернулся с фронта. Мама, молодая красивая девушка, жила и работала в большой соседней станице в колхозе. Папа возил зерно на лошадях в город и часто проезжал мимо маминого посёлка. Вот там они и встретились, полюбили друг друга, поженились. Это было спустя год после войны, а Настя родилась три года спустя, потом Мишка и Жорка.

Всё это девочка знала от матери, когда длинными зимними вечерами под завывания ветра в печи она рассказывала о прошлом и пела песни. Обычно, когда они шелушили кукурузу, мама всегда пела им песни, а пела она очень красиво. У неё был красивый, сильный звонкий голос, а если ей подпевал отец, то дети сидели, раскрыв рот, слушали, как поют родители. Насте казалось, что никого красивей и лучше, чем её родители, нет никого на всём белом свете. Она росла, думала, что всё хорошо, что так и надо жить, как они живут, так, как живут все в их хуторе, все хуторские семьи. Отец с матерью работали, чтобы у них всё было. Они не голодовали, но и не жировали. В хате Насте казалось, что у них всё есть. Кровати железные. Правда спали на досках, но мама набивала матрасы кукурузной шелухой, и им казалось, что мягче не бывает. Пол в хате был земляной, и Настина обязанность была время от времени его мазать глиной. Она брала немного глины и коровьего навоза, всё это разбалтывала с водой до жидкого месива и тряпкой смазывала весь земляной пол. Потом, когда он подсыхал, разбрасывала чабрец, который сушили всегда весной. В хате потом пахло пахучими травами, и казалось, что в комнатах сушили сено из разных трав. Настя сидела напротив топки, и ей так было тепло, и уютно. Она прервала свои мысли и посмотрела на отца с матерью. Те сидели и о чём-то разговаривали.

«Какие они красивые, наши папа и мама. Наверно ни у кого нет таких родителей», – наблюдая за ними, думала Настя.

Настя улыбнулась и подложила очередную охапку хвороста.

– Настенька, не надо, хватит, ужин уже готов, давайте вечерять, а то завтра опять рано надо вставать, – сказала мама.

Они поужинали тут же возле печки на улице при свете от огня, который исходил от топки. Настя чувствовала, что глаза её слипаются, но она не противилась этому, знала, что отец её донесёт до кровати на своих руках. Ей так этого хотелось, что она склонила голову на старую фуфайку, на которой сидела, и тут же заснула крепким тихим детским сном.

Утром её разбудил плачь маленького Жорки. Он видимо проснулся, никого не увидел и теперь сидел в люльке и громко орал. Настя встала со своей кровати и прошлёпала в комнату родителей, там уже никого не было.

– Наверно управляются на дворе.

Она подошла к брату, и тот тут же протянул к ней свои ручонки.

– Ух! тяжёлый какой. Раскормила на свою голову.

Настя беззлобно бурчала на маленького брата, вынимая того из люльки, тот был весь мокрый.

– Ну конечно, сам намочил, а теперь орёшь. Я ещё спать хочу, а ты мне не даёшь выспаться. Каждое утро одно и тоже. Надо уже проситься, если чего тебе надо.

Настя усадила брата на кровать родителей, а сама стала вытаскивать из люльки всё, что было мокрым. В одну руку она подхватила Жорку, а в другой несла мокрые тряпки. Как раз в это время мать выходила из сарая с подойником полным молока. Заметив Настю с Жоркой, она спросила:

– Что, сорванец опять всё обмочил? Настенька, развесь вот тут на заборе. Вечером приду, будем с тобою стирать. Я сегодня пораньше приду с работы. Отец вот дров приготовил, и воды наносил с колодца. Как солнышко будет клониться вот туда, так ты печку затопи, пусть вода будет горячей, когда я приду.

Насте было пять лет, она всё никак не могла научиться понимать время по часам. Она научилась понимать время по солнышку и всегда знала, когда придут родители с работы.

– Хорошо, я всё сделаю. А Мишка не приходил? Чует, что попадёт и тянет время, пока вы не уйдёте на работу. Сегодня опять убежит с дому, это точно я вам говорю.

Настя называла мать на «вы», в семье у них так было принято. В других семьях, она слышала, что дети своих родителей зовут на «ты», но сама никак не решалась так разговаривать с родителями.

– Ладно, Настёна, не обижайся на него. Он мал ещё, и много не понимает, подрастёт, всё поймёт. Ну ладно, и мне уже пора. Помоги мне молоко опустить в погреб, а то жара вон какая, ещё прокиснет до вечера. Надо перегнать вечером через сепаратор. Я буду стирать, а ты будешь крутить молоко на сливки.

Мать спустилась в земляной погреб, установила молоко на прохладный пол, вылезла и плотно прикрыла крышку. Чмокнула Жорку в щёчку, тот ещё видимо не совсем проснулся и тихо сидел на одеяле под веткой. Подошла к Насте, тоже поцеловала её в щёку.

– Ну, я побежала. С утра бригадир людей выделил по наряду, будем свиноматок прививать. Надо раненько управиться, пока жары нет.

Мать махнула рукой и скрылась по ту сторону калитки.

Настенька стояла посреди двора, ещё ощущая материнское прикосновение и слыша её голос. Как бы ей хотелось хоть один денёк, чтобы все они были дома, все вместе ели борщ с курятиной, пили терпкий квас из погреба. Или просто так посидели у тёплой печки на улице, когда было уже темно на улице, но никому не было бы страшно, потому что рядом были бы папа и мама, их родители. Настины мечты оборвались, и она услышала звук кнута. Это местный пастух собирал коров в стадо.

– Ой, Боженька, надо же нашу Зорьку отвязать, не успею, буду потом стадо догонять.

Она быстро побежала в сторону сарая, где уже мычала их кормилица, чуя своих подружек, коров. Проворно справилась с привязью, и, подгоняя хворостинкой Зорьку, выпроводила за калитку, как раз вовремя в проходящее по улице стадо. Немного постояла, проводила глазами уходящее облако пыли, которое образовывалось, от множества копыт коровьего стада. Прикрыла маленькой ладошкой глаза, посмотрела на восходящее яркое солнышко.