Алик Гасанов - Скотина такая. Рассказы о жизни, про жизнь и за жизнь сборник №5 Страница 2

… – И это только начало, Ник!.. Я заказал оборудование, нам нужно увеличить темпы. Уже дали добро на открытие филиала в Фёдоровке и в Дальних Песках. Только там просят чтобы ты сказал в рекламном ролике: «Спасибо за поддержку главе местного управления господину Кондрашкину Юрию!»… Слово в слово!.. Хорошо?

– Хорошо.

И Коля наш совсем перестал уже ходить к нашей качельке. Той самой, первой. Коля был занят. Качелек понадобилось много, их модернизировали, и долго совершенствовали неоновые надписи. А потом у них были неприятности. Кто-то кого-то «кинул», а Кондрашкина ихнего посадили за воровство, и с рекламщиками были разборки. Но «Аттракцион» выпутался, и снова заработал на полную мощь, разнообразив качельки вертелками, тарзанками и тошнилками, и вообще расширил ассортимент, открыв филиал «Диснейленда» где-то под Самарой, выкупив право на использование брендов «Чудо-йоргут» и «Йога-чудо». А наша качелька очень быстро обветшала, потрескалась и лопнула вдоль. И в конце концов, говорили, что какие-то придурки жарили рядом с ней шашлык и разобрали качельку на дрова…

****

Апашка

Воровать, думаете, легко? Вот вы сейчас возьмите и подумайте. Легко ли это?.. Давайте поиграем. Вы думаете наверное – это всё – так себе… раз-плюнуть?.. Высмотрел, мол, что похуже лежит, выждал момент, сцапал, и – ходу?.. Нет, вы не смейтесь, а представьте себе на минутку, как бы вы лично спланировали-то?.. Вот вы представьте только, как бы это происходило с вами. Нет-нет, ни так совсем. Вы представьте, что у вас нет ни кола-ни двора, как говорится, и даже документов никаких нет, и воруете вы для того, чтобы выжить, и спали вы сегодня на вокзале, как и месяц уже, и замёрзли, как собака, от тревожного, всё слышащего сна. И жрать вам охота так, что уже и не смешно… Представили?.. Нет, вы представьте, что есть охота так, что совсем не хочется поесть чего-нибудь вкусного, мороженного, например, а просто в голове вашей стучит истеричная потребность впихать в себя всё что угодно, лишь бы кишки начали работать и башка не кружилась. Представили?.. И вы машинально зыркаете по сторонам, совершенно не видя людей, а по-волчьи хмуро смотрите на всё, что можно разжевать и проглотить. Желательно горячее и жирное… И приходит такой момент, когда вы мысленно понимаете, что вам это нужно схватить и убежать. И надо ещё успеть разжевать и впихнуть в себя, перед тем, как снова убежать и затаиться… Где-нибудь в тепле, и что-бы тебя никто не видел… И уснуть, разомлев. Уснуть ни потому, что ты ослаб так, что сон – это единственное, на что способно сейчас твоё измученное тело, а нахально захрапеть, потому, что ты бессовестно сыт, нахально пьян и тебе наплевать, что одежда твоя грязна, тело не мыто, а скользкий кусок хлеба в кармане заплесневел… И на всё остальное тоже наплевать…

…Я сразу таких вижу. Не знаю почему, но я их чую нутром. Одного взгляда достаточно, и я вижу – вот он. Волчара.

На вокзале почти стихло. Время пол-десятого. Через двадцать минут «последний-проходящий». Паренёк лет двадцати притих с краю длинной лавочки. В сумраке уходящего вечера забрезжила вокзальная ночь. Высокие окна залились смолой и сквозь неё тёртыми пятаками пронзительно горят фонари, уходящие в степь. В нескольких метрах напротив меня женщина-казашка замерла в ожидании. Уже час она посматривает ежеминутно на часы, оправляет сумки, тревожно поглаживает карманы юбок: «Ни чего не забыла?..» Рядом с ней, прикорнув на баул, полусидя спит мальчик лет пяти. Ждут поезда. В полумраке пустого вокзала проходят редкие прохожие. Каждые десять минут мимо станции проходят составы и мерный гул поезда толкает в окно порывистый сквозняк. Парень замер. Он дремлет, подперев ладонью лицо, и я чётко вижу из-под мрака его козырька блеск внимательных глаз. У апашки* три сумки, большой баул и пакет с продуктами. Пакет стоит у ног ребёнка. Одну из сумок женщина держит особо, из рук не выпускает, иного задремав на минуту, спохватывается, прижимает обеими руками к животу, поглаживает закрытые замочки… Парень ждёт, лениво потягиваясь во сне, украдкой осматриваясь по сторонам. Я мешаю ему. Можно не спеша встать и, рассеяно проходя мимо, резко вырвать сумку, рвануть в выход на перрон, а там за угол и сквозь кусты по заветной лазейке вдоль путей скрыться в темноте… Пока апашка будет кудахтать «ой-баяй!..», за пару минут запросто затеряться в темноте вокзальных построек, затаиться в потоке редких прохожих… Но я ему мешаю. И паренёк выжидает. Можно подождать, когда я опять выйду на перрон покурить и, под гул очередного «проходящего» рвануть сразу две сумки, но бежать уже через весь вокзал, ко второму выходу, но там на перроне фонари и могут быть люди… А если повезёт – будет пусто и можно спокойно шмыгнуть за тёмный угол, а там, мимо туалета вдоль тротуара и в темноту между забором и зарослями карагача…

Невольно ловлю себя на мысли, что я вместе с пареньком обдумываю его «рывок», оттачивая варианты…

…Мальчик зашевелился, сел и скорчил рожицу. Шея затекла. Плаксиво посмотрел на бабушку, та тихо улыбнулась, по головке гладит:

– Калай сен, жаным?..*

Заёрзала, прижала к себе внука, звонко чмокнула в шапку. Мальчик смачно зевает, потягиваясь от холода, недовольно озирается по сторонам. Бабушка его тормошит легонько, успокаивает, приговаривая потихоньку:

– Ещё десять минут и поедем.

Мальчик одёргивает плечо, измученный бабушкиной лаской: «У-у..»

– Щай щем сыз?..*, – бабушка делово роется в пакете, достаёт маленькое полотенце, кастрюльку и банку с чаем. Всегда удивлялся такому истинно женскому таланту – в две секунды сотворить уют. Пару взмахов и вот уже на лавочке настоящий дастархан.* В кесешках* дымится чай, на салфетке пару кусков варёного мяса, хлеб порван на три куска. Самый удобный случай. Парень замер на секунду, и, фальшиво потянулся, беззвучно зевая, быстро огляделся. Вокруг никого, а я – «дремлю». Апашка выпустила сумку из рук, у обоих в руках горячий чай. Из дали слышен гул приближающегося поезда. Парень «проснулся», потянулся, встал и пошёл вдоль лавочки. Я машинально подтянул под себя ноги, готовясь к броску.

Бабушка, полностью поглощённая ужином внука, в одной руке держит полотенчик, чтобы вовремя утереть мальчику рот, в другой банку с чаем, глаз не сводит с внука. Парень подошёл в самую точку рывка* и… остановился.

– М-мя…*, – женщина протягивает парню кусок хлеба с мясом внутри.

Тот замер на секунду, опешив. А бабка улыбается мягко, будто извиняясь, просит:

– Покушай, сынок. Я вижу, ты не кушал…

И хлеб в руке протягивает. Смотрит, еле улыбаясь…

Парень бледнеет. Взял хлеб и, спотыкаясь, уходит, испуганно и сбивчиво благодаря женщину на ходу, и она провожает его долгим взглядом, слабо улыбаясь и опять поворачивается к внуку.

…Такие дела… Так что вы и не думайте, что воровать легко.

апашка* – (каз. яз.) – мамочка. (апа – мама), уважительное обращение к старшей женщине.

калай сен, жаным?* – как ты, дорогой?

щай щем сыз?* – чай будешь ты?

дастархан* – стол.

кесешка * – пиалушка (каз. яз. уменьш. ласкат.). (кесе – пиала, чашка для чая, супа)

мя* – аналог русского «на!» (бери!)

рывок* – уличный грабёж, обычно вырывание сумки, шапки.

****

Верочка

…Да, некрасивый Сергей Игоревич.

Большой, толстый, лысый. За столом чавкает, рот лоснится от жира. Говорит всегда одновременно жуя и хохоча, брызгая слюной. Тфу!.. Его секретарша, тридцатилетняя Вера, терпеть не может «босса». И всякий раз подмечает всё новые и новые некрасивости. Да и какой он Сергей Игоревич? Он её года на два старше всего, наверное. На ворованные деньги сколотил фирму по продаже стройматериалов и стал большим начальником. А сам в носу ковыряет. Фу! Смотреть противно. Как глянешь на него, так и воротит! Разве это мужик? Жирная свинья. Причём наглая и невоспитанная. «Корпоратив» опять собрал после работы!.. Весь коллектив пригласил, что бы опять сидеть во главе стола, расставив жирные ляжки и, чавкая креветками, про Турцию рассказывать. За столом собрались все двенадцать человек. Даже охранника Лёшу притащили. И Сергей Игоревич «поляну накрыл» для работников, тут и мясо и шампанское и два вида вина для женщин… А сам хозяин торжества сидит выше всех, жрёт, аж за ушами трещит, и других подгоняет. И никто не посмеет отказаться. Если решил он расщедриться – попробуй только откажись, посмей только не есть! Посмотрит так, будто на вора какого… Ох, и ненавидит же его Вера. Домой надо бежать, с Ленкой уроки учить, а этому борову одному скучно, денег куры не клюют, вот и собрал слушателей:

– А в Турции шашлык говно…, – начальник неторопливо вымывает языком десну, собирая ошмётки креветок и сглатывает, запивая «Варштайнером», – Заказал в горшочке, думал… – Ту-урция!.. Цык… Говно. Ничем от нашего не отличается.