Валерий Казаков - Город в лесу. Роман-эссе Страница 2

Когда Игнату Кирееву уже перевалило за шестьдесят, а Егору Лукьянову едва исполнилось тридцать, оборотистые лесопромышленники Бушуевы владели уже миллионным состоянием и мечтали купить в Англии свой пароход, чтобы заняться перевозкой леса и соли. К тому времени на Вятке появились уже пароходы Булычева и Небогатикова, и местные купцы сумели оценить их по достоинству, снаряжая за товарами то в Казань, то в Астрахань, то в Нижний Новгород.

На этих пароходах дети лесопромышленников Бушуевых вскоре отправились на учебу в Москву и Петербург. Позднее некоторые из них уехали получать образование за границу, а потом стали возвращаться оттуда целыми семьями с женами и детьми. Их образованные жены предпочитали сейчас проводить долгую русскую зиму в Петербурге, и приезжали в Осиновку только летней порой, чтобы отдохнуть на какой-нибудь лесной даче, срубленной местными умельцами из отборных корабельных сосен. Обрусевшая француженка Леония, которая стала женой одного из сыновей в большом семействе Бушуевых, тоже отдыхала в Осиновке каждое лето. Леония полюбила скупую северную природу и бескрайние вятские леса. Она с удовольствием проводила на конном заводе господ Бушуевых всё недолгое северное лето. Многие местные жители видели её, то скачущей на коне вдоль дубовой гривы в ладном костюме амазонки, то на просторной конюшне, выстроенной в виде шатра с железным флюгером на крыше. Иногда в это время рядом с Леонией был её муж – человек излишне упитанный и неуклюжий, иногда старший конюх Бушуевых Павел Киреев. Павлу тогда только-только исполнилось двадцать пять, а Леонии уже перевалило за тридцать, но была она так удивительно свежа, стройна и подтянута, что выглядела много моложе своих лет. Естественно, никакого романа у красавицы барыни с деревенским конюхом не случилось, зато общение между ними зародило в душе Павла стремление к иной жизни – более достойной и привлекательной. После общения с этой женщиной ему захотелось стать другим. Но начать новую жизнь без первоначального капитала было невозможно. Павел это понимал и с усердием первопроходца стал искать выход. Перед его мысленным взором была судьба отца. Отец много работал на земле. Земля кормила его, согревала и одевала, но тяжелый труд на земле не приносил отцу большого достатка. Сын не хотел для себя такой жизни, но как вырваться из заколдованного круга, не знал…

Однажды на конной прогулке Павел поделился своими мыслями с Леонией. Она внимательно выслушала его, весело посмотрела на Павла своими зеленоватыми глазами в оправе густых ресниц, немного подумала и посоветовала для начала заняться торговлей.

– Здешний житель, – сказала она, с трудом подбирая русские слова, – привык все покупать на базар. Он ездит в город каждое воскресенье, а это неудобно. Это дорого. Для них надо открыть в Осиновка небольшой магазин. Соблазнить хороший товар – и дело пойдет. Я уверена… А начать лучше с мелочь: с дешевой материи, соль и сахар.

Павел с этими доводами согласился и ответил:

– Я всё понимаю, госпожа. Вот только не могу сообразить, где денег взять на первое время? Просто так торговлю не откроешь.

– Займи у мой дедушка, – с простодушной улыбкой посоветовала Леония, слегка придерживая рукой кончик шляпы от ветра. – Он по здешний меркам весьма богатый человек.

– А даст? – усомнился Павел.

– Обязательно, если я с ним поговорю перед этим… Он любит меня.

– Тогда я завтра же утром и зайду, – дрожащим от нахлынувшего волнения голосом ответил Павел.

– Заходи, – весело ответила Леония и поскакала к дубовому перелеску на бугре, где огромные деревья в этот час выглядели тяжеловесно и ярко, как на полотнах художника Куинджи. Павел пустил своего рысака следом за Леонией и уже через мгновение загадал, что если догонит её до ближнего дуба, то, действительно, станет когда-нибудь настоящим купцом. От этой мысли в его душе проснулся странный азарт. Надо успеть, надо поскорее начинать строить новую жизнь…

Знак судьбы

Рано утром на следующий день Павел был во дворе у господ Бушуевых. В большом волнении стоял за кустами жасмина возле чугунной ограды и дожидался тайного знака Леонии, которая пообещала позвать его, когда будет нужно.

Наконец, этот знак был подан. Леония вышла на балкон в длинном шелковом платье синего цвета. Потом она остановилась у чугунных перил, обвела глазами жасмины под окнами и помахала Павлу рукой. Он понял ее знак, – стремительно вошел в парадную дверь, поднялся по широкой дубовой лестнице на второй этаж и направился по гулкому коридору направо, где в проеме дверей опять увидел Леонию. Она остановила его едва заметным взмахом руки и шепнула: «Он в кабинете. Ты знаешь, где кабинет?». Павел от волнения с трудом сглотнул, ответил кивком, что знает, и зашагал дальше. Сердце у него билось радостно и учащенно… Он миновал еще одну дверь, где на него удивленно посмотрела высокая дама в темном халате, и постучал в следующую.

– Войдите, – ответил откуда-то из глубины кабинета старческий голос. Павел протянул влажную от волнения ладонь к бронзовой ручке в виде ящерицы и решительно потянул её на себя. Дверь бесшумно отошла в сторону, и Павел увидел за ней невысокого, седого, приземистого старика в темном атласном халате, стоящего возле конторки боком к Павлу. Старик живо повернул голову, изучающе посмотрел на Павла из-под густых бровей, и только после этого громко произнес: «Значит, торговлей решил заняться. Ну-ну…» Введенный невесткой в курс дела, Григорий Федорович Бушуев решил не томить слишком долго молодого человека. Спросил, жив ли еще его отец, крепок ли? Поинтересовался, что простой народ о нем говорит. И за разговором, как-то совсем обыденно, достал из конторки небольшую пачку ассигнаций и протянул ее Павлу худой желтоватой рукой. Павел заговорил было о расписке, о том, что без расписки взять деньги не может, на что дед недовольно махнул рукой, скривился и добавил: «Так отдашь. Я Киреевым доверяю. Еще дед твой у меня на сплаве работал, и сплавщик был отменный. Так отдашь. Ступай».

С этим и расстались.

Павел в тот день не шел, а летел домой, как на крыльях. Щеки у него горели, глаза излучали счастливый блеск, голова была забита самыми восхитительными планами, а в теле была разлита такая мощь, такая неуемная сила, что он был почти уверен – сможет сейчас все. Весь здешний мир перевернет. Поставит всё с ног на голову, но своего добьется…

Правда, начинать пришлось с малого – с небольшой лавки, расположенной на бойком месте в центре села, мимо которой по выходным дням валом валил народ, направляясь в небольшую деревянную церковь на берегу реки.

Ходовым товаром в лавке поначалу стали спички и соль, сахар и ситец, гвозди и пуговицы. Павел старался держать в своем магазинчике только то, на что был устойчивый спрос. И лишь однажды по неопытности привез из Казани красивые медные канделябры, которые пролежали у него в лавке несколько месяцев без движения, пока сердобольная Леония, жалеючи, не приобрела их для своей спальни.

Немного позднее на месте бревенчатой лавки появился вместительный каменный магазин, покрытый красной черепицей. Потом рядом с магазином выросла продолговатая кладовка с массивной кованой дверью. Чуть позднее рядом с кладовкой обосновалась небольшая рюмочная, которую местные жители тут же окрестили шинком. В общем, дело Павла Киреева постепенно стало крепнуть и разрастаться. Он был всё время в разъездах, в заботах, в делах. Подолгу задерживался то в Казани, то в Нижнем Новгороде. Иногда наведывался и в Москву, откуда присылал домой красиво оформленные письма с сургучными печатями. Новая жизнь захватила его целиком, увлекла, изменила внешне, хотя внутри он всё еще оставался обыкновенным вятским крестьянином…

Традиции и легенды

Однажды осенью впечатлительная француженка Леония, оказавшая Павлу важную услугу, стала невольной свидетельницей древнего обряда местных марийцев из соседнего села под названием Шурма. Эти люди строили на речке Шурминке плотину, и под пение шамана, чтобы будущий паводок не разрушил земляного вала, чтобы рыба в пруду никогда не переводилась, положили в основание плотины красивый, плетеный из лозы настил, устланный полевыми цветами. Леония решала, что на этот подиум они помесят какое-то божество (татем) и будут исполнять возле него ритуальный танец. Но вместо этого странные люди в темном, напевающие какие-то древние заклинания, привязали к настилу молодую непорочную девушку в белой сорочке, и под звуки ритуального бубна засыпали её красной глиной из ближнего холма. Потом кто-то из людей стоящих рядом с Леонией пояснил, что в этом обряде нет ничего необычного, потому что так когда-то завещали им делать пращуры. Так всегда поступал их старый и мудрый вождь Шур-Мари, который правил марийским народом много лет, и при нем жили они счастливо. Леония была так поражена этим страшным обычаем коренного народа, что долго не могла прийти в себя. Ей казалось, что подобная дикость нигде в мире уже не существует, что эта традиция умерла вместе с последними язычниками. Она восприняла этот обряд, как преступление, которое требуют сурового наказания, суда и расплаты… Леония на какое-то время, забыла, что находится в России. А Россия всегда делилась на две части, одна из которых была цивилизованной и культурной страной, стремящейся походить на Европу, а другая оставалась нищей и варварской, в которой могло произойти и происходило всё, что угодно. Одна часть России кичилась роскошью и богатством, а другая старалась как-нибудь выжить в суровых условиях севера, забывая на время о красоте и нравственности, о сочувствии и справедливости…