Анатолий Гурский - Лики земного родства (сборник) Страница 2

Да и было ли ему в столь торжественные минуты до познания таких житейских мелочей? Особенно – когда подошел к своему новому корыту, и его тут же обступили совсем незнакомые, одна краше другой, свинушки. Их перешедшие в общее ликование похрюкивания и повизгивания привели ушастого в состояние, в котором едва добрался с дорожной голодухи до кормушки. «Ну, наконец-то, – подумал он, – а то же с пустым брюхом, хря-хря, вряд ли на их бабскую радость добром ответишь».

Особо отчётливо ему запомнилось начало того необыкновенного ужина. Жадно хлебнул подряд пару порций привычной в свиной жизни полужидкой кашицы и почувствовал, что здесь что-то не то. Привлёк внимание уж больно приятный запах зерна. «Откель же он в этой каше взялся?» – с недоумением подумал хряк-новосел. Покосился на соседок – никаких признаков удивления. Они в отличие от него, не прочитавшего входную вывеску, хорошо знали своё место жительства. Да и к меню здешнему попривыкли. Превращаемая в кормовую добавку светло-коричневая барда – отходы местного спиртзавода – стала для них не только надежной «аптекой» клетчатки, углеводов и белка. Даже источником небольшого хмельного состояния.

Однако Трудяга, впервые дорвавшись до такого дармового «кайфа», его маленько перебрал. Выхлебай он лишь свою просчитанную зоовет службой вечернюю порцию, ничего бы, конечно, дурного не было. Но ему своей кормушки показалось мало, и он полез в соседские. Ополовинил со смачным хрюканьем порцию правой от него молодой дамочки, потом – той, что левее. И с остатками памяти да коротким (насколько хватило сил) поросячьим визгом растянулся меж ними…

Проснулся он позже всех своих сородичей и в неподобном для авторитетного Трудяги виде, в смеющемся окружении разбуженных новым днем хрюшек. С трудом открыл глаза и уперся взглядом в массивное корыто. Несколькими неуклюжими движениями правой передней ноги попытался отодвинуться от него, но смог лишь шумно перевернуться на брюхо. Глянул искоса на смущённую его далеко не мужским состоянием группу дамских мордашек и с тревогой подумал: «Что это, хря-хря, со мной, где это я, почему такой беспомощный валяюсь у стройных бело-волосатых ножек?»

С большим усилием оперся грязным хря-рылом об пол, чтобы вытащиться из-под корыта, и с непривычной головной болью стал вспоминать вчерашний день. Особенно с трудом и точно по зёрнышку складывая картинки своего вечера, хряк-новосёл даже стыдливо заёрзал ногами по смятой и мокрой под ним подстилке. ещё раз с большим усилием оперся хря-мордой об пол, вытащил наконец её из-под кормушки и, покачиваясь, встал.

– Что, ушастый, дорвался ровно котяра до сала? А мы за тебя такие бабки заплатили, надеялись, – с нескрываемым начальственным разочарованием почти грудью выдохнул зооветврач. – Передозировочка вышла, видать, спиртосодержащим доппайком.

– Да это же барда? Он просто её пережрал на халяву, и всё тут! – чертыхнулся покрасневший с вечерней обмывки «прописки» хряка его новый завсвинофермой. – Надо было такого для начала подержать на сухом пайке, без дозы.

– Хру-й-х-х, – недовольно выдавил из себя каким-то ржавым голосом Трудяга и мысленно добавил: «Хорош пургу гнать, лектор! Сам не дурак, понял… Теперя и я знаю, чё погано своим свиным рылом чужой котёл вылизывать».

– Будет те бурчать на него, – встала на защиту кнура вчера же похвалившая его достоинства круглолицая работница фермы. И, невольно выказывая под смешки собравшихся свой опыт опохмела мужа, с уверенностью добавила: – Лучше воды ему плесните в корыто-то, воды с чуточкою той же суспензии!

Споро выхлебав полведра слегка желтоватого пойла, ушастый постоял несколько секунд, словно включая в башке программу нового дня, бодро тряхнул своим стокилограммовым туловищем и вновь горделиво вскинул голову. Теперь уже он оценивающе обвёл всех задумчивым взглядом, громко хрюкнул и плотно притулился своим мощным пятнистым боком к небольшой молоденькой свинушке. С каким-то только им понятным бормотанием потирая её бочок, словно известил всех окружающих его двух– и четырёхногих особей: мол, успокойтесь все! Прибывший в ваше распоряжение Трудяга приступает к исполнению своих непосредственных обязанностей.

Памятным стал этот день и для остальных сородичей хряка. Дирекция спиртзавода, выполняя в аккурат принятую партией директиву о введении в стране «сухого закона», поспешила внести в это дело также свой посильный вклад. Технологи придумали для свиней рецепт пищевой добавки под отвечающим той установке названием «безалкогольная барда». Мол, если даже трудовому люду запрещается «расслабляться» в скудные часы его отдыха, то уж хрюкающему поголовью – тем паче. Равноправие, понимаешь ли, так равноправие. Хоть в таком бесправии, но пусть будет равенство…

Бурёнкина… человечность

Високосный год в этой приозёрной, сверкающей на морозном солнце шиферными крышами деревушке начался с больших сугробов. А к последнему зимнему дню, который ныне прирос на целые сутки, они уже доходили до человеческого роста. В снежных шубёнках оказались деревья и заборы, дома, сараи и примкнувшие к ним огороды. Всё, что не могло шевелиться или не двигалось руками людскими.

– Хоть бы и ноне февральский прибыток не зробил для нашей жизни убыток, – оторвавши с настенного календаря предпоследний листочек месяца, шмыгнул носом и тихо вымолвил колхозный бригадир.

– А пошто таки мыслишки-то? – ухмыльнулась жена, собирая его на работу. – Ты вчерась, видать, в бражке соседской память свою утопил и ужо не помнишь прибытку прошлоразного.

– А чё это сразу «бражка»? – хмуро поглаживая чёрные с лёгкой проседью усы, глянул он на восходящее за маленьким окном солнышко. – То ж было воскресенье, корова у них отелилася.

– Вот-вот, ихнюю помнишь! А наша ровно чатыры года назад принесла тёлочку, котору сам ты и сдал в артельное хозяйство. Ужо забыл. А ешшо семейка твоя аж до пяток ребятишек за ту пору приросла… Так шта не гневи Бога, не накаркивай, Антон, и ступай до своих свинарочек красномордых.

Он тоже улыбнулся, словно вспомнил вчерашний застольный анекдот, махнул рукой и лязгнул за собой дверью. Но не прошло и минуты, как она распахнулась и в хате раздался непривычный шепоток.

– Слухай, ефросинья! Замусорила ты мне в понедельник да с утреца голову, и чуть не позабыл главное, – почти вплотную подошел он к насторожившейся супруге. – Булгахтерша по секрету сказала, шо какая-то сельсоветская комиссия затеяла обход партейцев из руководящего звена. Так шо поприбирай наконец свою церковную утварь с глаз подальше… ежели хошь, конечно, шоб я бригадирствовал и далее.

Она молча, как будто их подслушивает сама коммунистическая система борьбы с религией, согласно закивала и, выпроводив мужа, приступила к исполнению его «партейного» указания. Когда зашла в сарай, их белолобая Бурёнка уже готовилась к завтраку. Начиная работать челюстями, то и дело поглядывала в сторону озабоченной неожиданными мыслями хозяйки. Та с сопением взяла большую охапку всё ещё пряного с лета сена и вбросила в кормушку. едва корова пережевала пару его порций, как Фрося вытащила из-под фуфайки и вложила туда вызвавший у животного внимание бумажный сверток. «Что это ещё за гостинец?» – даже приостановивши жевательный процесс, подумало оно. Когда же шершавый и знающий толк в питании язык наткнулся на разной твёрдости бумагу, корова резко повернула свою морду в сторону хозяйки, вылупила глазищи и протяжно дважды замычала:

– М-м-му-у… М-м-му-у – зачем ты книжки мне какие-то подкинула?!

– Ой, Бурёнушка! – поняла её животный протест вышедшая из молчания женщина и почти прильнула в ласках к её каштановому окрасу. – Господи, прости, а ты, молочница наша, помоги… Помоги мне книжечки, календарики божественные эти сховать от злых людёв, а то пострадаеть кормилец-то семейный, и мы вместе с нём… – заглянула в коровьи глаза и, смущённо перекрестившись на лежащую перед обеими ими Библию, стыдливо шепотком добавила: – Схорони их тут, а… а я тебя зараз сочным силосочком побалую.

Пошла в другой отсек сарая, а Бурёнка подумала: «Говорит она как-то не по-нашенски, не по-коровьи… Могло быть, уговаривает так ласково, чтоб я просто спрятала все эти бумаги в себе». Вздохнула, словно пожала «плечами», и с шелестом заработала активно своими челюстями. Вернувшись с обещанным кормом, ефросинья успела увидеть лишь пустое корыто да проглотившую что-то корову, которая тут же потянула морду к стоящему рядом баку с водой.

– Так ты… ты… О Боженька, прости мени грешную! – только и произнесла хозяйка и тихонечко заплакала. «Чё уж тут терзатися-то, скотина и есть скотина», – вскоре подумала она и, махнув рукой на Бурёнку, направилась к выходу. Та же застучала рогами по перекладинам стойла и протяжно замычала. – Чё ты там ещё не съела, дура безбожная?! – неохотно обернулась озадаченная случившимся ефросинья.