Алексей Сухих - Красная розочка. Рассказы и повести Страница 2

Главным развлечением в маленьком городке было кино. И я, и многие недоросли любили смотреть кинофильмы по выходным дням на детских сеансах. Это было дешевле. А фильмы для детей показывались те же самые, что и для взрослых на вечерних сеансах. В то время кинопрокат выкинул на экраны огромное количество зарубежных фильмов без дубляжа с титрами, первый из которых информировал, что «фильм взят в качестве трофея из германского кинофонда». Трофеи были произведениями мирового кино и кинофильмы пользовались непременным успехом. Большой зал ДК на шестьсот мест заполнялся до отказа шумной публикой от самых малых до самых взрослых, и было приятно от непосредственного восприятия малолетней публикой событий на экране. Правда, надо было успеть пробиться в густой толпе вовремя в зал и занять приличные места, т.к. места в билетах не проставлялись на эти сеансы. Пока числился в «малышне», это удавалось не так часто. Но старшеклассникам это было сделать не трудно. И я сидел в первое воскресенье после начала занятий в лучшем ряду в центре зала, придерживая на всякий случай два места для кого-нибудь из друзей или знакомых. И глазел по сторонам в их поиске, когда услышал низкий девичий голос:

– Извините, у Вас свободные места?

Я поднял глаза на голос. Из прохода на меня смотрели голубые глаза «Красной Розочки». Прошло всего несколько дней после стремительного обмена взглядами в парке, но она и та же её подружка, что была с ней в парке, наверное. не помнили этого и голубые глаза смотрели на меня равнодушно – вопросительно с одним только желанием занять свободные места в переполненном зале. Был сентябрь моего десятого школьного года. В марте мне исполнялось семнадцать…

– Да, миледи! Эти места для Вас, – сказал я скорее смущённо, чем развязно, как мне хотелось бы сказать, привлекая слово «миледи». Но девушки улыбнулись и быстренько побежали проползать через набитый телами ряд на мои свободные места. Едва они облегчённо опустились на кресла, как свет погас и зал отключился на два часа от обыденной жизни.

Я сидел чуть дыша. Моя мечта сидела рядом. Фильм назывался «Остров страданий». На экране стремительно раскручивался увлекательный сюжет героической и приключенческой жизни капитана Блада. В местных библиотеках не было романа «Одиссея капитана Блада», который я прочитал значительно позднее. И всё на экране было неизвестно, и захватывало. Я переживал за Питера Блада, она за Арабеллу. В какой- то миг наши руки прикоснулись, и я держал её тонкие пальчики до конца сеанса. Экран погас, включился яркий свет. «Красная розочка» повернулась ко мне, и в её сочных голубых глазах я увидел, что не очень соответствую экранному герою. Руки наши разъединились, но она улыбнулась:

– Я часто смотрю фильмы на этих сеансах, а Вас мы никогда не видели.

– Наверное, я был до этого ещё маленьким, – нашёлся я. И она снова улыбнулась. Мы уже шли в толпе к выходу. На улице я проводил девушек до ближайшего перекрёстка, и мы успели представиться друг другу. Я сказал, что буду рад занимать для них места в кинозале на этот сеанс. «Красную розочку» звали Людмилой.

Вечером я снова писал стихи, привлекая в помощь уже Пушкина с его Людмилой. А утром был понедельник и на школьной линейке директор объявил, что восьмые, девятые и десятые классы направляются в колхозы для уборки картофеля и прочих работ, с которыми могут справиться руки и головы его учеников. Всем было приказано разойтись по домам и явиться через три часа одетыми и собранными для длительного пребывания вдали от дома. Когда я снова появился у школы, её окружала толпа разнокалиберной молодой поросли готовой к труду и обороне. Наш класс стоял кружком в центре которого мой дружок по парте, лабух и оркестрант духового оркестра в ДК Юра Коротков играл на аккордеоне только что появившуюся песню «Сиреневый туман». «…над нами проплывает, над тамбуром горит вечерняя звезда. Кондуктор не спешит, кондуктор понимает, что с девушкою я прощаюсь навсегда….». Маринка, ах Маринка! Подхватила меня под руку и затолкнула в круг, встав рядом. И мелодия и слова щемили души десятиклассников. Маринка прижимала мою руку, а меня щемило сорванное свидание на сеансе через неделю и то, что случится ли оно в другой раз. «…А может навсегда ты друга потеряешь… Ещё один звонок и поезд отойдёт». Телефонами тогда население не было обеспечено. Была полная отключка связи в моём случае.

В сельхозработах с отъездом из дома наш класс участвовал в третий раз и ничего нового не было. Разве что мы были уже взрослыми и могли сделать побольше, чем малышня. Через четыре недели ученики вернулись за парты. В моей записной книжке, исписанной стихами от корки до корки, уже были строчки со словами, в которых я находил «…и ветра свист, и дробный шум дождя, и которым можно верить без оглядки…» Красная розочка» стояла в моих глазах каждую секунду с кем бы я ни был и чем бы я не занимался. В первое же воскресенье по возвращению я сидел в кинозале и ждал. И девушки появились, заулыбались, увидев меня. Людмила помахала мне приветственно ручкой и через минуту мы уже радостно обменивались новостями. Она также была на картошке и похоже, что про моё несходство с капитаном Бладом она давно позабыла.

Она училась в 1- ой школе и жила в том же районе и шла на год моложе. Я в тех краях бывал редко, оттого и не встречал её. Но кино, как великий волшебник, познакомило и соединило нас. И юные нетронутые сердца откликнулись на взаимный призыв и загорелись. Я и сейчас помню все наши часы, проведённые вместе. Она не была красавицей, но была такой милой приветливой симпатюшкой, что невольно хотелось улыбнуться ей и сказать ласковые и приятные слова… Даже нашей братвы музыкальный наставник из ДК, встретив меня с Людмилой на бульваре, сказал мне потом:

– У тебя очень приятная девушка. Взгляд ласковый, а глаза, что небо ранним майским утром.

Это была моя рыцарская любовь, любовь поклонения прекрасной даме. «Порой слуга, порою милый… И вечно раб!» – писал Александр Блок И это были я и Людмила Я не осмеливался ей говорить про любовь словами. Я только преклонялся. Приносил ей последние осенние цветы и целовал пальчики. И мы бродили допоздна долгими субботними вечерами по тенистым, а чуть позже по заиндевелым улицам или сидели на лавочках или выходивших на улицы крылечках. И нам так было быть вместе мило, что теряли чувство времени, а потом, напуганные приливом нежелания расставаться, отталкивали себя от себя и разбегались, считая минуты до следующей встречи. А по воскресеньям смотрели кино. Мы тянулись друг к другу и отталкивались. Несмотря на моё «рыцарство» я был строптив и не равнозначен. А Людмила вырастала в настоящую женщину и оба, вероятно, мы становились личностями, не желающими растворять своё я без остатка. Иногда она пропускала назначенные встречи. Телефона не было. Вход к ней в дом я не имел. Просто, УФ!? Но если не было субботы, был киносеанс в воскресенье. И её сочные голубые глаза улыбались мне. И я, рыцарь, склонялся к её пальчикам.

– Тебя теперь и не найдёшь, – возмущаясь, говорили Виктор и Николай. – Мы же видели тебя с Красной розочкой. Сам познакомился, а от нас скрываешь. Да и втроём с тремя девушками уже компания. Веселее. Познакомились мои друзья с ней на новогоднем балу. В ДК всегда проводился веселый бал – маскарад, скорее карнавал. О котором восторженно рассказывали старшие, а младшие мечтали о нём. Карнавал длился до раннего утра. Большой зал освобождался от кресел, и в центре зала стояла огромная разряженная и сверкавшая огнями ёлка. На сцене играл местный джаз и шли непрерывные выступления талантов и желающих отличиться. Вокруг ёлки в масках и без масок кружились пары. Бал гремел во всех залах и этажах. Не было закутка, где бы не веселились. Люда легко вошла в круг моих друзей и узнала, что она «Красная розочка». Новогодняя ночь прошла как сказка. В утренних сумерках мы расставались у подъезда её дома. Как обычно я поцеловал её пальчики и сказал:

– Очень хорошо было. Правда!

– Правда! – сказала Людмила. И вдруг её губки, как крылья бабочки коснулись моих губ и тут же её каблучки застучали по ступенькам крылечка. У открывшейся двери она обернулась. и воздушный поцелуй полетел ко мне. Вернувшись домой под счастливый вздох матери, я упал в постель, но заснуть не мог. Прикосновение губок моей прекрасной дамы сказало мне, что я не только раб, а и милый.

А вечером на заснеженной безлюдной аллее парка она подлетела ко мне и упала на грудь в полной уверенности, что я её поймаю. И я поймал, и первый настоящий поцелуй любви соединил нас. Первый новогодний вечер был тёплым. Мы никуда не пошли. Нам никого было не нужно. И мы безмятежно целовались до утра.

– Ты противный, – говорила Людмила. – Пальчики целуешь, а глаза свои не можешь поднять, чтобы в моих глазах увидеть, что я хочу.