Антуан д'Эстет - Трактат. Бонус: притча «О праздности и забвении»; мини-поэма «Мятежный дух» Страница 2

– Продолжай!

– Нечто похожее ожидало полицию и в случае с инженером-программистом. Его общение с коллегами ограничивалось одной лишь работой, что же до жизни вне ее, то кажется, будто выходя из радиуса обзора камер видеонаблюдения НПО «Технология», он исчезал вовсе; как собственно и появлялся – только в объективах камер, когда на следующее утро приходил на работу. Ну а гадалка… сам ее промысел предполагает ореол таинственности: никто и никогда не видел, чтобы эта женщина покинула свой домишко на окраине, а теперь ее там нет, как, впрочем, нет никого, кто знал бы где она.

Константин поднялся со своего места и, в задумчивости, сделал несколько шагов по комнате.

– Что ж, это и в самом деле интересно, – сказал он. – И судя по тому, что полиции ничего толком не известно, ты собираешься провести собственное журналистское расследование пропажи этих троих. Лена не ошиблась в тебе: материалы по этому делу смогут покрыть пробелы в обоих следующих выпусках и, надо признать, небезинтересной темой.

Уже чуть опьяневший Макс, затуманенным взором созерцавший как плещутся остатки янтарной жидкости в покручиваемой им бутылке коньяка, кивком отблагодарил гостя за его мнение. Но тот еще не все сказал. Видя состояние друга, Константин заговорил о чем-то, что, видимо, было известно только им двоим.

– Макс ты в порядке? – спросил он. – Уже три месяца прошло с тех пор. И все это время ты не появляешься на работе, не покидаешь свою квартиру, не разговариваешь ни с кем, кроме как в чате, реже по телефону, пьешь и без конца куришь… черт, да ты словно в трансе: отрешаешься от всего и… Вобщем, забудь о ней. Возвращайся к реальности.

Судя по тому, как неохотно говорил Константин, и по тому, как встрепенулся, слушая, Макс – эта тема была для них обоих тяжела или неприятна.

– Можно подумать я не пытался ее забыть, – отозвался спустя короткий миг молчания Макс и опрокинул в себя остатки коньяка. – Эх, если бы все было так просто… Раньше я привносил свои мысли и фантазии в реальность, писал замечательные статьи, но… теперь все наоборот: в своих фантазиях и мыслях я прячу реальность, ибо если реальность предстанет предо мной ничем не прикрытой, я возвращусь к воспоминаниям, мыслям и фантазиям о ней, ведь она – реальна.

Константин окинул некогда бодрого, общительного и остроумного товарища сочувствующим взором: теперь тот выглядел пассивным, слабым, разбитым… и это состояние в последние три месяца стало для него нормой, как и состояние легкого опьянения, в котором пребывал сейчас Макс, провожавший Константина до двери.

– Не глупи, Макс, – вздохнул Константин, на минутку задержавшись на пороге. – Возвращайся к работе. Я даже рад, что Лена подкинула тебе это задание именно сейчас: надеюсь оно отвлечет тебя и позволит развеяться. Как бы то ни было… удачи!

И когда дверь Макса захлопнулась за спиной Константина, он решил, что будет почаще навещать друга и проконтролирует выполнение им задания главного редактора, так как на самом деле считал, что это лучшая, за последний квартал, возможность заставить Макса позабыть о его болезненно завершившихся отношениях с одной женщиной.

***

Константин ответственно подошел к выполнению своего намерения и два, а то и три раза в неделю, сразу после работы, наведывался в квартиру Рыжего Макса, неизменно интересуясь продвижением его расследования и избегая разговоров о личном. Впрочем, разговоров, как таковых, было очень немного, потому как основную часть того времени, что Константин находился в гостях у Макса, он проводил за его ноутбуком, читая черновые отрывки его будущей статьи и заметки по делу о пропаже трех человек. Сам же хозяин квартиры всегда, – и, могло даже показаться, в одной и той же позе, – сидел в глубоком кресле у окна, с сигаретой в одной руке и бокалом или рюмкой (в зависимости от того, что он в тот день пил) в другой. Рядом с ним на стеклянном журнальном столике находились пара пачек сигарет, початая бутылка спиртного и его смартфон.

Последнее время, кроме посещений Константина и редких телефонных разговоров с Еленой, чат, электронная почта и SMS-сообщения были единственным средством коммуникации Макса с обществом. Равнодушные тексты и обманчивые смайлы, с помощью которых так просто скрыть свои истинные чувства, казались ему гораздо более приемлемыми, нежели какая бы то ни было эмоциональность прямого общения. Именно поэтому Константин не мучил друга разговорами: он знал, насколько глубок и как ширится вглубь внутренний мир истинно творческой личности, и полагал, что Максу будет полезнее утопить свою душевную травму в самом отдаленном уголке глубин своего мира, чем, подобно обычным людям, излить ее миру внешнему.

«Пройдет время», – каждый раз думал Константин, погружаясь в чтение предоставленных Максом материалов, – «и из нее он будет черпать все большее вдохновение».

II

Макс озаглавил свою будущую статью одним лишь словом – «Трактат», и названием таким она была обязана решению журналиста вести расследование не в направлении личной жизни пропавших, как это сделали в полиции, а, раз уж это ни к чему не привело, в направлении их профессиональной деятельности. И начал Макс с профессора философии.

Судя по его записям в ноутбуке, Рыжий Макс отправился в университет уже на следующий день после того, как получил ультиматум главного редактора – статья или увольнение.

В университете к журналисту отнеслись достаточно ровно, чему, вероятно, поспособствовала направленность задаваемых им вопросов: Макс интересовался лишь научной деятельностью профессора и его лекциями. Такой подход журналиста ни в ком не вызывал напряжения или тревоги, а его результатом стали скоро полученные от одного из преподавателей сведения о том, что некоторые студенты записывают лекции на диктофон. Достать записи лекций пропавшего профессора философий поэтому, не составило для Макса особого труда, правда, студент, сделавший эти записи, из страха их лишиться, отказался отдать их журналисту даже для снятия копий, но позволил ознакомиться с ними на месте. Так что первые несколько дней своего расследования, Макс провел в университете, прослушивая и тщательно записывая филосовские лекции. И благодаря этой тщательности, труды философа с экрана ноутбука Рыжего Макса читал теперь и Константин.

***

Добрый день, дорогие студенты! Я рад приветствовать вас на курсе философии и хочу сразу отметить следующий момент: так как для вашей специальности философия не является предметом профильным, то мы не будем усложнять материал подробным изложением трудов знаменитых философов, однако, не будем мы и, как это обычно делается, знакомиться лишь с азами этой древней науки. Нет! Мы отойдем от стандартов преподавания и построим наше занятие таким образом: мы разрушим наше нынешние представление о философии в частности, науке в целом и о жизни вообще и построим новое с нуля; мы, прямо здесь, – в аудитории, – заново создадим науку, придем к какому-то пониманию жизни и… посмотрим, что получиться.

Для начала, я расскажу вам, довольно популярный в ученой среде, анекдот. Группа ученых получила задание разработать теорию, позволяющую предсказывать результаты скачек. Ученые какое-то время бились над этой задачей и, наконец, представили расчеты, с помощью которых можно вычислить результат забега с впечатляющей точностью, но… действительных только для абсолютно упругого сферического коня в вакууме. Кхм, вобщем-то здесь уже можно смеяться. Ну да ладно. Смысл вот в чем: многие науки для упрощения в понимании своих теорий прибегают к абстрактному понятию чего-либо идеального, что, порой, может вызвать комичный эффект, как в данном анекдоте. Мы же с вами для наших целей возьмем простой пример из всем известной математики. Все мы знаем, что любой ряд чисел можно продолжать бесконечно долго, знать бы только названия тех космических чисел, количество знаков в которых переваливает за десятки. Для этого в математике есть понятие бесконечности, означающее нечто, не имеющее количественной меры и вообще границ. Следовательно, если математика не имеет крайних величин, то все ее числа, выделенные из общей бесконечности, являются лишь частной абстракцией – некими идеальными отвлеченными единицами, границы которых, в отличие от непознаваемой бесконечности, вписываются в наше восприятие. Соответственно, и все величины, выраженные в числовых значениях, имеют в себе некую тень абстрактной идеальности и, вне ее, теперь не кажутся такими уж точными. Впрочем, я не утверждаю будто это плохо, напротив, абстракция позволяет нам выделить в непознаваемом ту часть, что укладывается в рамки нашего понимания и… этого для наших с вами целей будет достаточно.