Геннадий Мурзин - Без вести пропавший Страница 2

Ответил Петров:

– Борис Николаевич, это – Сарваров, секретарь узлового парткома.

– А, понятно, – Ельцин улыбнулся незнакомцу и протянул ему руку. – Здравствуйте, товарищ Сарваров.

Шаповалов привычно пошутил:

– Недавно избран… ха-ха-ха… на первый снег писает.

Ельцин взглянул на Шаповалова осуждающе.

– Извините, Борис Николаевич! – Шаповалов, чуть побледнев, вытянулся в струнку, поедая глазами Ельцина. – Виноват, Борис Николаевич! Неудачно пошутил, Борис Николаевич!

Ельцин не ответил. Он повернулся к Петрову.

– Юрий Владимирович, я тут, сидя в вагоне, подумал: не дело, когда почти половина области, ее север, не имеет автомобильной связи с центром. Хорошо бы сделать автостраду до Серова, а? Как считаете? Для экономики было бы хорошо. И для людей, живущих там.

– Дело стоящее, – ответил Петров, – да области самостоятельно не потянуть такую стройку. Как-никак, а более четырехсот километров бездорожья, болот и тайги, много речушек.

– Ваша правда: области будет тяжело, а на Москву рассчитывать не приходится. В Госплан и совать нос не стоит.

Петров снова подтвердил:

– Тяжелая штука.

– Волков бояться – в лес не ходить, – Ельцин улыбнулся. – Надо все же попробовать.

– Такие деньги… В бюджете области и за десять лет не наскрести.

– Верно… Юрий Владимирович, мы с вами кто?

– Партийные работники, Борис Николаевич.

– Это так, однако… По первой и основной профессии – инженеры-строители.

– Так точно! – почему-то по-военному ответил Петров.

– Вот… Я и подумал: а что, если методом «народной стройки»? Например, твой город, точнее, твои промышленные предприятия, разве сообща не одолеют участок от Невьянска до Кушвы?

– Директора заартачатся.

– Придется заставить: где кнутом, а где и пряником. Что делать, если ситуация безвыходная, если народ страдает? – Ельцин стал подниматься в вагон. – Подумай, Юрий Владимирович, подумай. Я намерен поставить этот вопрос на заседание бюро обкома. Надеюсь, поддержишь? Ну, пока! Отправляйте поезд. Не годится срывать расписание, – он скрылся в вагоне.

Сарваров рдел от удовольствия. Он будет долго помнить то могучее рукопожатие могущественного первого секретаря обкома КПСС. Так вот и стал Сарваров третьим встречающим на перроне. Стал особой, особо приближенной к самым верхам. Не по чину, конечно, но…

Когда же КПСС, как говорится, благополучно почила в бозе, он не остался без дел. Наоборот, новая власть, считая бывшую партноменклатуру единственно ценной и могущей хоть что-то сделать для блага трудящегося, единственно дееспособной силой, пригласила Сарварова под демократические знамена. Тот, не смущаясь тем, что только что верой и правдой служил совсем другому режиму, охотно принял предложение. И вот с тех пор он уже много лет является первым заместителем главы администрации района. И это лишь формально, а фактически… Ни для кого не секрет, что глава администрации – тряпка, первый заместитель им крутит-вертит только так. Все важнейшие вопросы решает он, Сарваров, а шеф – лишь «свадебный генерал» с представительскими функциями, который ни одной бумажки не подпишет, предварительно не получив «добро» от своего Леонида Федоровича.

Леонид Федорович в районе – это все. Вот и лебезят перед его сыночком учителя школы. Вот и действуют по принципу: три пишем – два в уме. То есть в журнал лентяю Сарварову-сыночку следовало бы закатить жирную двойку, но на деле ставят тройку – от греха подальше.

8 СЕНТЯБРЯ. СРЕДА. 16. 40.

После окончания уроков восьмиклассники шумно высыпали на улицу, а там – холодно и сыро. Ветер рвет и мечет, дождь переходит в снег и наоборот.

«Серый» отошел в сторонку и стал ждать подружку из параллельного класса. Что-то она задерживается. А ведь заранее условились домой пойти вместе. Завидев одиноко стоящего парня, подошел «Комар»:

– Ждешь? – «Серый» утвердительно кивнул. – Губа у тебя не дура: баба-то классная. Везет же некоторым.

– Хороша Маша, но, к счастью, не ваша, – по-взрослому (от отца не раз слышал) ответил он.

– И чего она в тебе нашла? Ни кожи, ни рожи.

– Каждому своё: одним по душе поп, другим нравится попадья, а третьим – попова дочка.

«Серый» не очень-то, если честно, хорошо понимал смысл поговорки, но часто использовал, потому что так говорил отец.

– Ты такой умный, да? – «Комар» набычился. – Схлопотать хочешь?

– За что? – глядя тому прямо в наливающиеся кровью глаза, спросил «Серый». – Да и не боюсь я тебя.

– Нет, ты все-таки по сусалам схлопочешь у меня, – «Комар» сжал кулаки.

«Серый», примиряюще, сказал:

– Леха, оставь меня в покое. Я стою, ни тебе, никому либо еще не мешаю.

«Комар» стал остывать.

– Слышь-ка, «Серый», это правда, что ты сегодня отшил «Сару»?

– Трус есть трус.

– Да уж… Достаточно цыкнуть – начинает ссать на голяшки. Слизняк. Только благодаря маменьке-папеньке и держится в школе. Я бы таких давил как клопов.

– Зачем «давить»? Не надо. Пусть живет. На земле и такие нужны.

– Жалеешь? Зря! Если что, уж он-то тебя, ни в жизнь не пожалеет.

– Пусть, – сказал «Серый» и, завидев выходящей из дверей школы подружку, махнул той рукой. А «Комару» бросил. – Пока.

– Пока-пока, – ответил «Комар», сплюнул на ступени и вразвалку направился в сторону группы одноклассников, ушедших уже на почтительное расстояние, потом снова сплюнул под ноги и по-взрослому добавил. – Совет вам да любовь.

8 СЕНТЯБРЯ. СРЕДА. 19. 10.

Лёха Комаров только-только дошел до дома. Держа под мышкой сумку с учебниками, он поднялся на третий этаж, открыл дверь квартиры своим ключом, вошел, бросил в сторону сумку. Скинул старенькие и стоптанные ботинки.

– Мам, ты дома? Жрать хочу!

Никто не ответил.

– Ну, опять…

Он прошел на кухню. Включил газ, поставил сковородку, заглянул в холодильник, достал маргарин, откромсав от него изрядный кусок, бросил на разогревшуюся сковородку. Достал четыре яйца, разбив, стал ждать, когда поджарится глазунья.

Вот его традиционный ужин готов. Он стал с жадностью есть. Но тут он услышал, что кто-то скребется возле входной двери. Встал, прошел и открыл. Там, прислонившись к косяку, – его мать: стоит и глядит на сына мутными глазами.

– Что, устала? – издевательски разглядывая мать, спросил он.

– З-з-здравствуй, сынуля, – сказала заплетающимся языком мать и попыталась отделиться от косяка и перешагнуть порог. – И-и-извини… я… э-э-то… У п-п-прия-я-я-тельницы день ангела сегодня… Ну и вот… Кажись, набралась… И-и-извини мать… Я э-э-то… Ну, не специально!

Ноги у нее подкосились. Упала бы, но сын не дал и втащил в квартиру.

– Нажралась. Нет бы и сыну полбанки прихватить.

Мать прилагала отчаянные усилия, чтобы утвердиться на плохо слушающихся ногах, но из этого ничего не получалось.

– М-м-мал еще. В-в-вот в-в-вырастешь и… б-б-будешь зара… зара-батывать… – говорила она, продолжая полулежать на полу прихожей.

Сын вернулся на кухню. Налил себе чай. Стал припивать.

Мать, продолжая шарашиться, с трудом добралась до кухни, вскарабкалась на табурет и попыталась погладить сына по голове, но тот отстранился.

– Опять приперлась без гроша в кармане? Вмазать бы…

– Т-т-ты чего? М-м-ма-а-ать я т-т-тебе или к-к-кто?

– Одно название, что мать.

– Не-е-е в-в-всегда я, с-с-сынуля пила. Э-э-то все отец т-т-твой… Сгубил меня, – по щекам пьяной женщины потекли слезы. – У-у-у, – она погрозила кулаком, – уголовник п-п-проклятый. Н-н-но ты не будешь, да? Ты б-б-будешь учиться, д-д-да? Ты у-у-у меня инженером станешь… Да, и-и-инженером, – она стукнула кулаком по столу, уткнулась носом в столешницу, и захрапела.

Сын отнес мать на кровать, а сам спустился во двор, где его уже поджидали дружки.

– «Травки»? – спросил один из них. – Один «косячок» на твою долю найду. Как-нибудь расплатишься.

– Давай!..

9 ОКТЯБРЯ. СУББОТА. 7. 15.

Иван Андреевич, заканчивая вытирать лицо концами повешенного на шею махрового полотенца, вошел на кухню. Здесь уже были все, то есть почти все. За обеденным столом, болтая ногами и мурлыкая песенку из репертуара группы «НА-НА», сидит в ожидании завтрака десятилетняя Светланка. У ее ног, на полу валяется сумка с учебниками.

Отец, не заметив рюкзачок, запинается. Чертыхнувшись, наклоняется и поднимает с пола сумку. Он сурово смотрит на дочь.

– Это что?

– Какой ты, пап, смешной! Не видишь, что ли?! – девочка крутит в руках вилку и смотрит в потолок.

– Я-то вижу, а вот ты… – и добавляет, – больно умная… не по возрасту…

– Папуль, тут уж ничего не поделаешь: поколение нынче такое умное.

– С чего это ты, доченька, взяла? – отец с трудом сдерживается, чтобы не рассмеяться.

– Как же! Каждый день по телевизору говорят.