Алексей Губарев - По зарубкам Золотого демона Страница 2

Вид представшей взору долины поразил жулика. Тёмная зелень распадка светлела по мере того, как забиралась на холмы, переходя в нежный салатовый цвет. Воздух был лёгок и кружил голову. По склону неслись кристальные воды неширокой бурчащей реки, которые, натыкаясь на валуны, облепляли их белыми кружевами. Поодаль стояла старая груша и хвасталась лимонного с алыми боками цвета плодами. За нею расположились беспорядочно разбросанные белоснежные казачьи хаты, охраняемые пирамидальными тополями, из-за которых то и дело выглядывали подсолнухи. Из проулка вынырнула хромая бабка, веткой погоняющая корову. Там, где были разбросаны редкие дерева, отбрасывающие в траву немые тени, мирно паслись овцы. Вдали, будто в серебряных эполетах, дремали заснеженные верхушки синих гор, а над ними отливали свинцом грозовые тучи. В этой картине очень малое обнаруживалось из палитры Гаспара Дюге, но игру света основательно проработала трепетная рука Исидоро Фарина. Какое-то дивное умиротворение витало над этим уголком русской природы. Некий симбиоз альпийских лугов и апеннинских долин – этот завораживающий рай оставил незаживающую рану на вспыльчивом сердце и не оставил надежд на избавление от внезапной напасти. Здесь царство лермонтовского гения русской душою со всяким вело неспешную беседу. Сердце малого встало. Может, виной тому был переходный возраст героя, может, излишняя сентиментальность, но он твёрдо решил раздобыть немного капиталу и впоследствии обустроиться в этих краях.

Как-то валяясь на скрипучем диване с засаленной по углам спинкой, цвет которого не представлялось возможным отнести к стандартной гамме, романтик размышлял, одновременно напевая про себя частушку:

– … милый приходи к калиточке

у меня на сарафане розовые ниточки.

Проанализировав ситуацию и проведя трехдневную ревизию всей своей беспутной жизни, Лепесток пришел к неутешительному выводу. Приобретённые им романтические профессии гарантировали эффективную защиту от всякого рода депрессий, скорую адаптацию во всевозможных климатических зонах, но никак не обещали средств на постройку имения с сочным названием казачий курень. А деньги нужны были быстрые.

В новых реалиях множества войн и санкций коммерция в стране основательно забуксовала. Поменявшаяся власть почему-то умела создавать только дикие условия существования. Как-то скоро жизнь была заменена на выживание. Всё, что раньше радовало взор, на глазах рушилось и разбазаривалось. Многочисленные заводы и фабрики стирались с лица земли, колхозы и совхозы канули в Лета, натуральные продукты питания вытеснили ароматизированные наполнители. Процветали только: власть, Дума в полном составе и коррупция, что обеспечивало невиданный рост благосостояния всех, кто состоял членом этой законопослушной группировки.

Помозговав ещё маленько и вспомнив красочные рассказы сокамерников, он решил сменить весовую категорию своей квалификации. Более тяжкая статья налётчика в случае провала тянула на вынужденное восьмилетнее безделье на нарах, но при хорошем раскладе всего одна операция равнялась двухэтажному особняку на берегу горной речушки и к тому же была спринтером в смысле доставки денежных знаков игроку.

Бизнес штука коварная. Если опоздал с идеей, то выгодной ниши уже не занять. Полгода поболтавшись по Среднерусской возвышенности и обманутый надеждами, мечтатель решился пуститься в дальний путь. Естественные ворота из центральной России в Сибирь предлагали попробовать свои силы на суровом поле брани восточного департамента страны.

– На кой ляд так устраивать государство, чтобы гражданин был не в силах обеспечить себя всем необходимым? Обобрать некого. Обыватель – голь перекатная, а по ящику несут чушь о благосостоянии. Не работа, а черт знает что такое. Умаешься в доску, нанервничаешься, а пожрать не на что… Ладно, на первых порах, наверное, подою-ка я отроги Уральского хребта, – решил новоявленный грабитель, – груди этой обожравшейся изумрудами «коровы» наверняка лопаются от переизбытка, – и рванул в Екатеринбург.

Около четырех часов вечера верхняя полка головокружительно пропахшей несвежими носками плацкарты поезда 105Ж выплюнула гостя на неуютный почти пустой вокзал «Екатеринбург-пассажирский», где его легкие наглухо запечатал демидовский смог.

–Да, – подумалось сменившему масть несколько легкомысленному жулику, – на самом деле существа вылепленные по подобию Богу нехорошо пахнут. Наверняка в небесном деянии каким-то боком замешан скунс. Интересно, что по этому поводу думают бабы?

Пройдя насквозь станцию, со стороны улицы Вокзальной он обнаружил неброское кафе с банальной вывеской «Вилка Ложка». Наспех перекусив беляшом, запиваемым горячим какао, гастролёр покинул неприветливую залу. Здраво рассудив, что светиться нужно как можно меньше было принято решение не соваться в центр, а остановиться где-нибудь в неблагонадёжных кварталах. Малопригодные для жизни густонаселенные кварталы полиция не любит и при удобном случае всегда обходит стороной. Человек пересёк здание в обратном направлении и вышел на перрон. Затем перемахнул обе линии и оказался на улице Завокзальной. Далее, минув пустырь и Мельковский переулок, потратил пятнадцать минут, чтобы добраться до извилистой Артинской. Двадцать ноль ноль местного времени торжественно распахнули скрипучую ободранную дверь лачуги первого этажа в доме №37, что торцом упирается в Армавирскую. Хозяин драл три шкуры с квартиросъемщиков, сдавая подозрительное гнездо посуточно взамен за нейтральное отношение к изучению личности нуждающихся в крове. Как ни странно, временное убежище устроило носителя розовой мечты. Двор плохо просматривался. По ту сторону Армавирской строения образовывали каменные джунгли, в которых поймать очень желающего удрать не представлялось возможным. Кроме всего прочего, на верхнем этаже выход на чердак с отеческой заботой предусмотрительно раззявил пасть для любого страждущего. Наш герой умел, как говориться, не спускать глаз со своего ангела.

Уже на вторую ночь после этих событий екатеринбургскую полицию лишил сна срочный вызов, К помощи взывала, бессовестно торгующая контрафактом, аптека, что на Сурикова. Из сбивчивых объяснений молоденькой жрицы фармакологии выходило, что около полуночи в помещение вошел человек в черной «пасамонате» и точным ударом в челюсть уложил смелого и всегда шумного охранника на пол. Затем у притихшего члена сторожевых структур он вынул из кобуры пистолет и, направив ей в лоб, вежливо попросил отдать все наличные из кассы. Когда дрожащая пособница медикаментозного обмана отдала шесть с лишним тысяч и мелочь, налётчик сначала рассмеялся, потом щелкнул пистолетом и в грубой форме велел принести остальное из внутренней комнаты. Остальным оказалось сто тысяч рублей, красиво упакованных в две вакуумные пачки. Ещё про одну пачку смекалистая провизор умолчала, благоразумно сунув её на дно своей сумочки, а в объяснительной записке просто надбавила итоговую сумму. И, только когда преступник покинул помещение, она смогла прийти в себя и вызвать полицию.

Ресторан высокой кухни «Троекуровъ» с присущим сарказмом принял заказ от простачка вечером следующего дня. Портье, которого испугал твердый взгляд серых глаз, был смущён неброским нарядом посетителя, отчего явно нервничал. Дежурная улыбка метрдотеля предложила посетителю столик в самом неприметном уголке залы. Но, когда намёк на заблудившегося крестьянина, забравшегося вместо телеги в "Бентли", не изменив выражения лица, расплатился с официантом, сверх двадцати семи тысяч положив на разнос три тысячи чаевых, много повидавший администратор, опираясь на последние сводки из полиции, признал в заблудшей овце родственную душу, ибо и сам хорошо был знаком с типовым размахом удачливых делегатов от мест не столь отдаленных.

Нужно отметить, что в гангстерском деле Лепестка нельзя было причислить к чечако. Он имел некую склонность к дистанционному обучению, что и дало, в конце концов, свои роковые всходы. Дни полетели, как скворцы раннею весной на север. Два последующих экса с каждым разом приносили всё меньший улов, что не способствовало успокоению специалиста. Более того, местная полиция оказалась не такой неженкой, как это представлялось. Система «Перехват» добросовестно отрабатывала и не была настроена на фальшивый лад. Бой был неравен. Против одного работала неплохо сколоченная бригада, а рисковать было не с руки. Создавалось впечатление, будто новоявленный турист сдуру ткнул палкой в случайно подвернувшееся гнездо шершней.

В то время мечта требовала свободы мысли и действий. «Изумрудная корова» оказалась не более чем обычным вымыслом, а река Исеть по красоте здорово уступала живописному Большому Тегиню. Изъятый у весельчака пистолет тоже оказался обычным пневматическим пугачом, за что и был без сожаления выброшен на помойку. Лепестка стало преследовать ощущение, будто он рак, в июльскую жару угодивший на мель. "Жизнь обман с чарующей тоскою …" – вертелись гениальные строки в голове Лепестка.