Айнур Сибгатуллин - Минареты любви (сборник) Страница 2

Он быстро кивнул.

– Было дело. А мы в некотором роде коллеги – я ведь учителем рисования работал в школе. А так до этого на вольных хлебах художником. Иногда на Арбате кантовался.

Таня всплеснула руками:

– Надо же, а я ведь часто любила гулять там после работы. Хотите чаю? У меня есть пара пакетиков, как специально для такого случая. Садитесь, я мигом.

Таня развела костер из кусков паркета под куском арматуры, торчащей из стены, на которую она повесила чайник.

Антон прислонил автомат к стене и спросил:

– Ну, и давно вы здесь прячетесь?

Девушка вздохнула:

– Давно…

Они оба замолчали. Наконец, чайник вскипел, и Таня разлила пахучий зеленый чай по консервным банкам.

– Ну, за встречу, Антон!

– За встречу, Таня!

Они чокнулись банками.

Антон огляделся по сторонам. В комнате не было ничего ценного, только кучи мусора и обгоревшие стены. Да на стене висел старый календарь с рекламой женских духов. Таня перехватила его взгляд и пояснила:

– У нас здесь была большая библиотека, папина. Мы с мамой еще в первую зиму ее сожгли, вместе со всей мебелью, чтобы согреться. Книги так быстро сгорают, их лишь на растопку пускать. Паркет гораздо дольше горит. Хотя у соседей в квартире от ламината такой дым шел вонючий, ужас!

Девушка внимательно посмотрела на него.

– Вы, наверное, голодный? А у меня есть чуть-чуть голубиного мяса! Будете?

Антон покачал головой:

– Я пойду, пройдусь что ли. Может, найду, что на ужин. Я скоро.

Спустившись на улицу и нацепив очки ночного видения, он пошел в сторону разбитой котельной, где маячило несколько собак. Подойдя поближе и выбрав их них наиболее здоровую на вид, Антон выстрелил ей в голову из пистолета. Стая кинулась было рвать на куски тело агонизирующей псины, но, услышав звук передергиваемого затвора, отбежала недовольно поодаль. Взвалив на шею тушку, Антон двинулся обратно в сторону дома, чувствуя затылком, как за ним крадутся, злобно урча, бродячие псы.

Возле входа в подъезд Антон развернулся и выстрелил в одну из собак. Собака жалобно завыла и быстро замолкла, разрываемая на части стаей. Антон воспользовался этим и скрылся в доме.

Войдя в квартиру, он заметил, как девушка сглотнула слюну, увидев убитую собаку.

– Ой, как здорово! Сейчас будет ужин! Вы знаете, как я умею готовить шикарно жаркое? Пальчики оближите!

Антон бросил собаку на пол, и девушка стала быстро разделывать тушку, продолжая весело болтать.

– Антон, а вы за границей бывали? Я только в Турцию пару раз съездить успела. Там такое море классное…

Антон достал сигарету, помял ее в руках и задумался. Он никогда не был в Турции. Оказавшись первый раз за границей в Италии, он с тех пор ей никогда не изменял. Рим, Флоренция, Неаполь, Венеция. Он рисовал их узкие кривые улочки, старинные башни, фонтаны и каналы бесчисленное количество раз. И, конечно же, Сиена: башни собора и городская площадь. А еще Пиза. На туристических картинках обычно показывают одну падающую башню, но Антон знал, что самое красивое вовсе не башня и даже не соседний собор, нет. Он приезжал туда, чтобы часами переносить на холст величественное сочетание зеленого травяного ковра и белого мрамора.

Таня бросила собачье мясо в слегка проржавевшее ведро с водой и развела огонь на полу.

– А что вы рисовали, Антон? Натюрморты? Пейзажи там всякие, я не знаю, или портреты?

– И пейзажи, и портреты. Пару выставок даже провел в Манеже.

– Ух, ты. Я тоже раньше на выставки ходила. Но в кино, конечно, чаще бегала. Обожаю «Унесенные ветром», их иногда в «Иллюзионе» крутили. А еще «Красотку». Вы, наверное, не рисуете сейчас?

Антон горько усмехнулся и посмотрел на свои огрубевшие пальцы. Он вспомнил, как писал в Римини морской пейзаж. Антон стоял босиком на песке, зажав зубами кисть, быстро набрасывая на мольберте лазоревой краской крадущиеся к берегу гребни волн. Солнце начинало садиться, вокруг бегали загорелые дети, а вдалеке на горизонте медленно проплывал огромный океанский лайнер. На пляже еще было полно людей, лениво подставлявших свои тела лучам заходящего светила. Рядом с ним стоял мальчик, с интересом следящий за его работой. Антон потрепал мальчика по голове и улыбнулся его маме, итальянке в серебристом парео…

– Ой, а я не спросила, может, вы сырое мясо больше любите?

– Мне без разницы, Таня. Но раз уже огонь есть, давайте прожарим.

Наконец Таня закончила готовку, и они с Антоном сели ужинать. За окном издалека раздавались одиночные выстрелы.

Антон сосредоточенно пережевывал мясо и изредка поглядывал на робко жующую Таню. Девушка напомнила ему «Даму с горностаем» Леонардо. Такие же тонкие руки. Или нет, скорее, Жиневру ди Бенчи.

Закончив есть, Антон взял девушку за руку и потянул к себе. Таня, опустив глаза, обвила руками его шею. Потом расстегнула на нем куртку и стала покрывать поцелуями грудь…

Когда они остановились и, шумно дыша, лежали, обняв друг друга, Таня спросила:

– У тебя есть кто-нибудь?

Антон усмехнулся.

– Никого.

Девушка опустила глаза и тихо ответила:

– А у меня есть один… он приходит раз в неделю и… когда закончит, дает мне мясо. Если бы не он, я бы давно умерла. Как и все. Он вообще-то добрый, хоть и по-русски почти не понимает. Саидом его звать, завтра прийти должен…

Таня накинула куртку Антона и бесшумно выскользнула из комнаты. Антон закурил и задумчиво пускал кольца табачного дыма в потолок. Разговор с девушкой напомнил ему о прошлом. Его картины: пейзажи, натюрморты, портреты – все они, скорее всего, давно истлели, сгнили или сгорели в огне войны. Ему казалось, что он напрочь забыл обо всем этом, но разговор с девушкой пробудил в нем воспоминания и, закрывая глаза, он снова и снова видел холсты, краски и кисти.

Войдя, Таня легла рядом и положила ему голову на грудь. Потом, помолчав немного, сказала:

– Я хочу уйти отсюда, слышишь?

Антон приподнялся на локте и посмотрел на девушку сверху вниз.

– Через час я выхожу из сектора. Я могу взять тебя с собой, но это опасно.

В глазах у Тани блеснули слезы.

– Мне все равно.

Таня тихо всхлипнула. Антон слегка приобнял ее.

– Хорошо, мы уйдем вместе. Давай собирайся.

Девушка стремглав натянула одежду, побросала в мешок несколько тряпок и через десять минут стояла у порога, ожидающе глядя на Антона.

На улице уже начинало светать, и Антон с девушкой быстрым шагом пошли в сторону ясеневского сектора.

До границы оставалось всего лишь несколько сотен метров, когда Антон увидел, как навстречу им идет торговец, катящий громыхающую тележку. Увидев Антона с Таней, торговец закричал:

– Товары для дома и семьи, недорого, не проходите мимо! Все, что угодно, и за любые деньги! Пожизненная гарантия!

Антон тихо спросил Таню, снимая с плеча автомат:

– Может, тебе нужно что-то купить? На дорогу, там, или вообще… А у этого, судя по всему, много всякого барахла.

Таня неопределенно пожала плечами.

Антон взял наизготовку автомат и подошел к торговцу.

– Чем торгуешь?

Торговец поставил тележку и нагловато поглядел на них.

– А что, есть на что покупать, боец?

Антон нахмурился.

– Есть патроны, разрывные и обыкновенные. Гранаты. Пойдет?

Торговец хмыкнул:

– На что мне твои патроны, я тебе их сам продам пару тонн.

Антон буркнул:

– Ладно, хорош болтать, показывай товар.

Торговец шустро вывалил содержимое тележки на землю и свистнул куда-то в сторону. Антон оглянулся – в окнах соседнего подъезда он увидел двоих вооруженных южан, радостно оскалившихся, когда он встретился с ними глазами.

– А это мои добрые южные друзья, которые иногда помогают мне перейти через дорогу… Но у меня все по-честному, без обмана. В этом секторе меня каждый знает, я давно здесь торгую.

Антон снова повернулся к рассыпанной куче хлама и стал ворошить ее стволом автомата. Таня спряталась за его спину и старалась не смотреть в сторону продавца.

Вдруг посреди кучи Антон увидел новенький деревянный складной этюдник с набором кистей и множеством блестящих тюбиков масляных красок.

Антон нагнулся и взял коробку в руки. Открыв изящную крышку из бука, он увидел на внутренней стороне крышки надпись на итальянском – Colori per artisti. Поднеся этюдник к лицу, Антон вдохнул запах и слегка закрыл глаза. Да, это было именно то, что надо, – палитра, кисти, рисовальный уголь, мастихин, масленка, флаконы с эссенцией терпентина и льняного масла и, самое главное, пятнадцать пахнущих тюбиков масляной краски. Земля бурая Флоренции, земля желтая Веронская, земля Сиенны жженая – переводил он про себя с итальянского надписи на тубах.

– Сколько? – как можно безразличнее постарался спросить Антон.

Торговец хитро прищурился.

– Гмм… да такая вещь сейчас, наверное, одна на всю Москву есть. Что только за нее не предлагали. Рисуй не хочу, хоть натюрморт, хоть лесные дали, хоть бабу голую.