Елена Богатырёва - Маленький ад для двоих Страница 2

Старик был не то чтобы хитер, он обладал какой-то неприятно давящей силой, и Ка потребовалось десять лет, чтобы проникнуться отвращением к методам его правления и ведения дел. А методы были просты: «разделяй и властвуй». Он ведь даже их, закадычных друзей, пытался стравить. Они вспоминали, как Лиля – жена Артема – неожиданно перестала разговаривать с Галкой, и никто долго ничего не мог понять. Оказалось, Старик что-то такое сказал ей про Галку с Артемом, что-то неопределенное и вроде бы безобидное. Только вот Лиля после этого всю ночь рыдала, а потом целый месяц старательно избегала Галку. В конце концов они все выяснили, поревели вместе, расцеловались, но не успокоились. У всех осталось ощущение, что кто-то непозволительно и жестоко играет на их чувствах. Вскоре дело дошло до Ка с Артемом. Правда, их дружба выстояла, но несколько неприятных объяснений друг с другом они все-таки пережили. Терпение их лопнуло, они собрались в холостяцкой квартире Ка обсудить свои дальнейшие совместные действия и решили заявить протест.

Неожиданно невидимые заморские хозяева («Как в „Аленьком цветочке“», – смеялась Галка) пошли им навстречу. Еще бы: они вдруг лишались руководителей центральных отделов и главного бухгалтера. Старика списали и вместо него временно назначили Ка. Ка разводил руками, а Артем с Галкой совсем обалдели от счастья.

И вот, когда Старик собирал вещи и тихо шипел, Ка все-таки сказал ему напоследок что-то типа «ваши методы устарели», а Старик метнул в него огненный взгляд, не померкший от времени:

– Вы еще слишком молоды, Николай.

– Мне тридцать пять.

– Годы мужчины исчисляются не прожитым временем, а пережитым. Думаете, вы сумеете быть принципиальным, честным, да?

– Я хочу быть объективным, как минимум.

– Весь мир держится на чувствах, на личных отношениях. Человеческое сознание – футбольный мяч, нужно только научиться играть им.

– Со своими сотрудниками?

– Сотрудниками… Это просто мужчины и женщины, плавающие в безбрежном океане собственных чувств. Найдите слабое место, сыграйте… Неужели вы думаете, что девочки из отдела сбыта перестанут быть женщинами, мечтающими о любви, только потому, что вы одели их в строгие деловые костюмы? Под этими пиджачками бьются сердца, жаждущие страстей и страданий… Вот энергия, которая будет работать на вас…

– Вы все это серьезно?

– А вы этого не понимаете, не видите?

– Меня это не интересует.

– Ах да, совсем забыл, извините…

Старик помолчал, а потом сказал то, что Ка теперь никак не мог забыть:

– Вам просто чуть больше повезло в жизни…

– В чем? Я вас не понимаю.

– Вы просто еще не встретили женщину.

– Ну, – усмехнулся было Ка.

Но Старик перебил его:

– Настоящую женщину. Вашу женщину. Да не ту, которую осмотрительно выберете сами, а ту, которую неосмотрительно выберет для вас судьба. И вот тогда, тогда ваша броня приобретет мягкость воска, и вы начнете проигрывать…

Старик замолчал, и Ка тоже ничего ему не ответил.

Он действительно не встретил… А Старик, выходит, встречал? И что такое там вспыхнуло в его глазах?..

И тут он резко затормозил. На обочине лежал человек. Сердце куда-то ухнуло, машина остановилась.

Он уже практически подъехал к дому. Дорожка вилась в лесу, соседей у них было мало, да и не приехали они еще, не сезон.

Сердце лихорадочно барабанило. Труп или просто пьяный? А может быть, сердечный приступ? Он вышел из машины и на ватных ногах подошел ближе. Женщина. Молодая. Он наклонился пощупать пульс, коснулся ее руки, и в этот момент она открыла глаза.

3

Любовь – это копия мироздания. Никто не знает, где она начинается и приходит ли ей когда-нибудь конец. Маленький мир имеет свой маленький рай, в кущах его влюбленные дышат счастьем, которого нет в большом нашем мире. Но есть там и маленький ад, куда непременно попадает только кто-то один. Никто не знает, когда ему предстоит попасть туда. И сколько бы раз там ни бывал, все равно как впервые…

Есть бедолаги, попадающие туда навечно. Просто в какой-то момент обрушивается мост сознания, и ты тонешь, и воды смыкаются над головой. Это ад не огня, но – воды. Душа утомилась от мук и печали. Ты тонешь, ты тонешь, ты бесконечно тонешь. Но все еще живешь, все еще чувствуешь, хотя нет больше сил. Мозг все еще мечется в поисках выхода, которого не существует. Сначала лихорадочно и настойчиво, хватаясь за иллюзорные соломинки, оказывающиеся на поверку только солнечными лучами в соленой воде. Потом вяло вздрагивая, уповая на подводные течения.

Но тих и недвижим этот маленький ад. Гаснет солнце над головой, и воды мутнеют. Ты больше не можешь ни вымолвить слова, ни вздохнуть, ни согреться. Руки вскинуты вверх, словно в замысловатом танце. И ты безвольно опускаешься на дно, куда-то на самое дно, до которого почему-то никак невозможно добраться, – чтобы сердце умолкло, чтобы биться перестало в ритме одного только имени, которое произносить все равно бесполезно.

Но неожиданно воды начинают выталкивать безвольную душу, и ум, словно после наркоза, не сразу в состоянии уловить переход из одного мира в другой. Воды над головой расступаются, и в сером утреннем свете мерещится чье-то лицо.

– Я жива?

– Вот и я хотел поинтересоваться…

– Мы где?

– В лесу.

– Навсегда?

– Ты что, под наркотой?

Женщина поворачивает голову, словно собака, услышавшая незнакомую команду. Ка берет ее руку и смотрит вены. Нет, следов от уколов не видно. Спиртным тоже не пахнет. А женщина между тем смотрит на него, словно новорожденный ребенок на мать. На щеке прилипшая травинка. Он еще думает, кто она – пьяница, наркоманка, – но почему-то неубедительно звучат в голове эти слова, он не чувствует отвращения. А внутри разливается что-то теплое, как будто действительно спас ребенка, но, черт побери, нормальные женщины не валяются в лесу у чужих домов.

– Ты куда-то шла?

И с какой стати они вдруг на «ты»…

– Нет.

– А откуда взялась?

– Из ада.

Совсем дурочка! Плюнуть и уйти. Но он уходит. А она все смотрит, как будто раньше вовсе не видела людей. И вдруг ему стало смешно! Смех щекотал, царапал тихонько сердце.

– Пошли.

И он подал ей руку. Она встала и посмотрела на машину.

– Твоя?

– Моя.

– Белый мерседес, как белый пароход, – она вся дрожала и говорила теперь сквозь зубы, а зубы стучали.

– Держи, – он бросил ей на колени одеяло, и они отчалили от страшной пристани.

Она оглянулась: там, за спиной, оставался маленький ад. Но ее оттуда увозят.

4

– Дед! – закричал Ка с порога. – Смотри, что я тебе привез.

А дед уже бежал по ступенькам вниз, мягко шлепая тапочками, поправляя очки на носу. Спустился и замер.

– Здравствуйте!

И дед смотрел на нее так, будто никогда не видел людей. Это было уморительно. Ка вдруг подумал, что они втроем как с луны свалились, нет, с трех разных лун, – и встретились.

Дед не спросил, кто она, откуда и почему в одеяле… Дед ничего не спросил. И почему у нее травинки в волосах, а внук смотрит на нее, словно впервые увидел. Дед посадил их за стол на веранде, поставил большой самовар, поджег березовые лучины, принес в прозрачной вазочке мед, где застыла оса, словно в янтаре. И она посмотрела, и во взгляде скользнуло что-то, будто узнала, но тут же погасло.

– Как тебя зовут?

– Неля.

Ну что с ней поделаешь? Ей наливают чай. Руки у нее дрожат. На дымящийся дедов напиток, с душицей, с бергамотом, смотрит тоже – словно впервые. Инопланетянка – не меньше. Потом пьет. Зажимая зубами краешек чашки, закрывая глаза, глотая. Как будто никогда этого раньше не делала. А потом опять смотрит, удивляясь, что осталась жива после этого глотка. И улыбается. Снова глоток, и уже чуть не смеется. Ненормальная?

Черт побери, как же он сразу не подумал об этом? Нужно поговорить с ней еще, наверняка сумасшедшая, ведет себя как…

– Что думаешь делать дальше? – спросил он тихонько, как заговорщик, пока дед шлепал в погреб за малиновым вареньем.

– Ничего.

– Куда пойдешь?

– Никуда.

– У тебя родные есть?

– Нет.

– Но ты ведь где-то жила раньше?

– Да.

– Хочешь вернуться туда? – осторожно спрашивает Ка, уже отчетливо представляя зарешеченные окна психиатрической лечебницы.

– Нет!

Это что там, мольба в ее взгляде? Ужас? Стихийное бедствие?

– Ну и хорошо, и не надо, – быстренько отвечает он, пока взгляд ее не разросся, пока этот ужас не захлестнул всю веранду.

Точно сумасшедшая! Нужно сообщить куда следует.

– Я сейчас, – он идет к деду.

…А у деда глаза сияют, как в престольный праздник. Дед кряхтя выбирается из погреба с маленькой заветной баночкой. И Ка понимает, что дед ему уже не помощник. У деда цель – накормить ее вареньем, а не сдать врачам в голубых халатах.