Анна Синельникова - Дневник Zари. Роман Страница 2

Казалось, ни один свой роман сжёг Пастор в этой печи, ни одна рукопись сгорела здесь и, возможно, превратилась в потусторонний роман, роман из другой вселенной, вселенной сожжённых рукописей… А здесь они уходили в печь, и не было якобы им возврата, кроме такого своеобразного тепла, жара, в котором летали обрывки слов, букв. И тогда мысли ненаписанных романов и стихов насильно, с теплом поселялись в головы, согревающихся, ютящихся, в этой обители тепла посреди необъятного мороза зимы.

Пастор взял в руки обрывок старого журнала и стал читать:

«Пионеры Таджикистана собрали в прошлом году двести пятьдесят тысяч тонн хлопка, а также каждый пионер обязался вырастить пять кроликов и сдать их государству.

В это время в Черкассах прошла областная выставка детского технического творчества. Девиз её – «Молодые рационализаторы и изобретатели, юные техники и исследователи – 27-му съезду КПСС»

И всё это – журнал «Пионер» январь, 1986 год.

Вот так, была пионерия, а теперь кроликов никто не сдаёт, и кролики, и пионеры спят спокойно, но возможно им снится этот изобретательный съезд КПСС или кровожадное государство, которое во сне требует от них:

– Где кролики?! Где твои кролики?! Немедленно сдай их! Сдай кроликов! Немедленно сдай!

Пастор продолжил читать, но уже из другого журнального обрывка:

– Егорка забрался на дерево и стал снимать лыжи.

Сложная комбинация – судя по всему, этот Егорка не ставил перед собой лёгких задач. Труден и тернист путь юного пионера.

Больше нам нечего было сказать о политической обстановке в стране. Да и была, ли эта обстановка, никто не знал.

Мы пили чай с мятой и мелиссой. Разговор медленно тянулся как пар от чая куда-то ввысь, вверх. Мысли утопали в чае, зависали в воздухе, крались к одиноким проблескам света в окнах, скреблись у дверей, в желании улететь, убежать на волю… Воля, вот где все таинства… Она неисчерпаема. Мы молчали уже несколько часов и пар горячечных споров и согласий, уже осел. Всё растворилось. Утекли воспоминания, прошла боль. И только воля смотрела в наши глаза и влекла куда-то вдаль.

Мы сказали больше, чем можно когда-либо написать, именно там мелькала, блистала истина, то выглядывая, то снова прячась в сумбур воспоминаний. Она там была, истина в разговоре, неуловимая как мечта. Но она точно была, я просто уверена в этом!

Вскоре Пастор скрылся из виду, скорее всего он пошёл спать. Музыка уже не звучала, не было слышно ни гитарных переливов, ни стройных, сбивающихся, торопящихся ударов барабанов.

Спал он, как правило, на потолке. Взбирался туда нехитрым способом, метод был основан на прочтении какой-то небольшой простенькой молитвы. Но вполне возможно она была не так проста, как обычно отшучивался по этому поводу Пастор. Эх, не проста…

Но без лыж, лыж-то хоть не было и на том спасибо, как говорится…

Я разглядела, что в непосредственной близости от деревянного потолка была приделана небольшая тоже деревянная ниша, в которой можно было предаться спокойному сну, зная, что потревожить тебя не будет ни у кого никакой возможности.

Я поехала домой, дорога была длинной, она завораживала. Отблески света окаймляли верхушки деревьев, и это казалось волшебством, словно само волшебство поглаживало их, прощаясь и убегая вслед за мной. Волшебство шло за мной. Я была счастлива. Я не одинока.

Глава 3

Исследования радиофизиков в области души

После небольшого концерта в пабе ИксРост все поехали к Дементию Ведаеву. Дёма Ведаев был весьма экстравагантным типом, если бы кто-то сказал, что видел у него чертовской хвост, наверное, никто бы не удивился, но никто этого не видел. Зато многие часто терпели непредсказуемый и взрывной характер Ведаева. Я его побаивалась, мы действовали друг на друга как коса на камень. Но я чувствовала и отлично понимала, что в случае моей даже лёгкой победы, меня забьют уже без добропорядочных правил этого мира. Встретится с ним один на один, когда он, допустим, в гневе, мне представлялось совсем малоприятным испытанием. Поэтому чаще всего я помалкивала.

– В настоящее время активно налаживается новый вид связи «астро-ментал-био-нет», мы уже проводим активные тестовые сеансы. Всё идёт хорошо, связь поддерживается отличная. Конечно, есть особые места – места силы. Их надо знать. Для конечного успеха – это просто необходимо. Алкоголь же ослабляет твои способности к включению в сеть, в разговор. Он просто аннигилирует тебя до полного нуля. И ты не сможешь включиться в новую систему – тебя как бы для неё уже не существует! АМЕБИНЕТ!!!

– Что вы думаете, – продолжал он, – всё это было специально придумано – наркотики, алкоголь – чтобы аннигилировать вас, чтобы вы не смогли выйти на новый уровень ментального развития! А он только для избранных! Они все хотят там быть! Но чтобы никто вдруг не создавал помех, так как система ещё хрупкая, вас просто напросто опустили до нуля и всё – эфир чист, можно разрабатывать его без лишних помех. Так-то, ребята, так-то оно так. Это давно всё известно. А вы олухи, лопухи, пейте, вашу дрянь. Но ко мне с ней не приходите. Будут проблемы. Я терпеть это не могу. Элементарное оболванивание людей, народа.

– Это обязательно будет золотой век благоденствия, – говорил он с жаром, – вы даже не подозреваете, какую мощную силу вам даёт любовь! Какая это мощь, если есть мозги с ней правильно управляться, любовь даст невероятную силу, тем более в а-био-эм-нете… Любовь даёт возможность странствовать в таких мирах, в такой чудодейственной параллели, что вам и не приснится никогда, – и Ведаев почти презрительно обвёл глазами всех присутствующих.

Собравшийся народ нервно молчал. Кто-то пытался задумчиво курить или потягивать чай с безразличным видом. Но у каждого таились собственные кошмарные мысли.

Дементия звали часто Крысоловом, потому как замочить он мог любую крысу двинувшуюся в его сторону. Местечко было то ещё – дом-студия, расположенный в практически совсем заброшенной части старинного Ростова. Это было здание ещё 19-го века, частично даже разрушенное во время немецких авиа-налётов, но восстановленное в послевоенные годы.

Мне слушать его было вполне приятно и интересно. И сегодня в пелене поднимающихся разговоров мне он казался весьма добродушным. Потом он стал читать всем своё излюбленное издание – «Исследования радиофизиков в области души». Старая советская, видимо, никем незамеченная книжонка, которую Ведаев извлек, то ли из глубин собственного подсознания, то ли с развалов никому уже ненужных, невостребованных библиотек.

Крысолов был мастер по откапыванию магии в сохранившейся истории, безумных картинах прошлого и сюрреальности настоящего. Не было слышно, как на улице завывал ветер, шёл дождь, и потом установилась тишина.

Мы вышли и поехали ко мне домой, из публики я взяла с собой только одного монстра с жутко голубыми глазами, почему? Да, ни почему, от него исходило немыслимое тепло, хотелось укутаться в него всей полностью и никогда не смотреть ему в глаза… Ведь там может быть пустота или жестокость в глубине. А так нет, ничего не может быть, есть только тепло…

Поставь чайник, согрей, что ли себя сам.

Ночью мы вместе жарили и ели блины – этакие маленькие солнца. Огонь… Было тепло и радостно.

К утру, мы разошлись, тепла больше не было. Это была боль, я её не узнала сразу. Есть такой метод завернуть боль во что-нибудь потеплее, и тогда не сразу понятно, что и где у тебя болит…

Это был он. Джанкой, Джанкой звала я его…

В голове звучало: «Знаю, будем мы с тобою вместе, если я навеки не усну… А усну, забудутся обиды, всё исчезнет, раз и навсегда и никто я знаю, не увидит, как упала горькая слеза… Помоги избавиться от боли, огради меня от тяжких мук…» /слова песни известного донского автора О. Толстолуцкого.

Кто он? Кто этот Джанкой? На этот вопрос было сложно ответить. То ли фантасмагорическая сущность, являющаяся только ко мне, сгусток энергии из потустороннего мира, сбывшаяся мечта, или иллюзия, а может быть вполне обычный человек, каких много… Я шла за ним, я шла к нему притягиваемая неведомой силой, силой счастья и покоя. Я любила Джанкоя. И это чувство было реальнее всех нас, всех вселенных.

Глава 4

Отец Сергий

Отец Сергий был ещё тот консерватор. Он отрицал существование души у машины. «Вот, лошадь, это другое дело!», – частенько приговаривал он. Мракобесие всё у вас. Вы пытаетесь из этого мира, сделать чёрт знает что. И он грозил кулаком, то ли нам, то ли ещё неведомо кому. Отец Сергий – хороший человек, это чувствуется по его энергетике, в ней есть спокойная благость и умиротворение.

Я слушала его и радовалась этой горячности. Энергетика придавала дополнительных сил и уверенности, уверенности, что всё не зря.