Анатолий Зарецкий - Odnoklassniki.ru. Неотправленные письма другу. Книга вторая Страница 2

Но любое опасное действие необходимо выполнять во имя чего-то. И это что-то должно быть самым важным для тебя. А что сейчас самое важное в моей жизни – в жизни человека, потерявшего эти самые крылья?

Долг перед страной? Это давно для меня абстрактное понятие. Не могу я чувствовать никакого долга перед сообществом неинтересных мне людей, каждый из которых живет своей жизнью, ничего не зная о моем существовании.

Любимая работа? То, чем сейчас занимаюсь, не приносит никакого удовлетворения. Потому что это не инженерная работа. И в перспективе – она все та же. Даже работа по оборудованию спецкласса была намного интереснее. Тогда я, по крайней мере, решал типичные инженерные задачи.

Тогда что? Ведь было же в моей жизни то, что составляло смысл моего существования. Ради чего готов был на любые поступки, на любые жертвы.

Этим главным в моей жизни была ты, моя любимая Людочка. Мы с тобой были созданы друг для друга. Судьба определила нас как половинки одного целого. И это целое могло быть прекрасным.

Наша первая любовь стала незабываемым событием и для тебя, и для меня. Мы оба пронесли ее, как святыню, через годы нашей разлуки, когда каждому из нас уже казалось, что он навсегда потерял свою вторую половинку. Мы страдали, но каждый думал, что в том повинен не он. Ни ты, ни я за все эти годы так и не встретили человека, которого определили бы, как достойного быть рядом.

А когда злые чары рассеялись, мы устремились друг к другу, жертвуя, ради второй половинки, всем, что у нас было. Ты, зная о своей болезни, была готова отказаться от счастья быть рядом со мной – ради моего мнимого счастья с другой женщиной, не такой безнадежно больной, как ты. Я готов был бросить все на свете, ради счастья просто быть рядом с тобой, даже в таком твоем состоянии. Я готов был сделать и делал все, чтобы спасти тебя от участи, которую тебе предопределила судьба.

А что сейчас, когда тебя нет в этом мире? Что у меня осталось? Только имя твое, которое даже не могу произнести вслух, не расплакавшись… Людочка… Лю-ю-дочка…

Если когда-нибудь у меня все-таки будет семья и родится дочь, я даже не смогу, в память о тебе, назвать ее твоим именем. Ведь тогда, глядя на нее, всегда буду думать только о тебе, а не о ней. Уж лучше назову ее именем твоей сестрички, которую мы воспитывали с тобой, как нашего малыша, и которую мы оба тогда любили и опекали, совсем как нашу доченьку.

И еще осталась память о тебе, любимая. Мне кажется, на всем белом свете только я один вспоминаю тебя с такой любовью и с такой болью.

Твоя мама, конечно же, помнит тебя, и не забудет никогда, пока жива. Но у нее есть «запасная» дочь – это наша Светланка. Всю свою любовь, которую в последнее время отдавала тебе, она перенесла на нее. И это правильно. Так ей легче перенести горе.

И Светланка помнит тебя. Но время, конечно же, сотрет ее воспоминания. А сейчас, когда удвоенная любовь матери обращена только на нее, это не может ни нравится молоденькой девушке в расцвете юности.

Помню тот первый выходной, когда ты попыталась сдружить меня со Светланкой. Это было еще в первые дни восстановления наших отношений, еще до нашего объяснения. Тебе тогда, видно, показалось, что мне скучно находиться с тобой. Особенно, когда ты подолгу спала. Ты не могла даже подумать, что каждый час, проведенный рядом с тобой, любимая, был для меня самым дорогим подарком. Мне никогда не было скучно с тобой. И позже ты это поняла, потому что испытывала такие же чувства. Ты скучала, когда я по нескольку дней не мог бывать у вас.

Но тогда ты предложила нам со Светланкой сходить в кино. Я видел, как удивилась твоя сестричка. Ведь я пришел не к ней, а к тебе. А для нее я довольно долго был «дядей Толей». Я носил ее на руках, а потом на плечах. Моему братику это очень не нравилось, потому что она занимала его место. Им больше нравилось, когда они оба восседали на мне. Конечно же, я занял место в ее детских воспоминаниях. Но когда мы еще дружили, она играла в куклы со своими девятилетними сверстницами. И мы с тобой уже были ей неинтересны. А теперь Светланка была в том возрасте, в котором была ты, когда судьба подарила нашу первую любовь. И ты тогда, очевидно, подумала…

Нет, Людочка, ты зря тогда так подумала. Светланку я мог бы любить только, как отец любит дочь. Естественно, если бы она нуждалась в такой моей любви.

Любимая, я счастлив, что судьба все-таки подарила нам с тобой эти полгода нашей большой любви, пусть и закончившиеся так быстро и так трагически.

Я не мог поверить в случившееся. Ведь всего сутки назад разговаривал с тобой. Ты улыбалась и шутила, впервые увидев меня в форме. Да и потом, в наши последние полчаса, мы не говорили о грустном.

Мы даже помечтали о нашем будущем, не осознавая, что с каждым произнесенным кем-то из нас словом, с каждым вздохом и с каждым ударом сердца, мы стремительно приближаемся к рубежу, за которым для нас с тобой уже не будет ничего, кроме моих воспоминаний о тебе и нашем прошлом…

Как пережить эту боль бесконечную,Если случилось непоправимое —Если навеки уходит любимая,Так и оставшись невестою вечною.

Жутко представить, что станет землеюВсё, что когда-то мне дорого было.В школу ходила, дышала, любила,В детстве лошадок кормила травою.

Выросла девочка стройной, красивою,С теплой улыбкой глаз «чайного» цвета.С первой любовью проклюнулось летоВ дни, когда вместе мы были счастливыми.

Ложью подруги, с душой бессердечною,Годы страдания нас искалечили…Только любовь стала раны залечивать,В бездну сорвалась по имени Вечность.

Нет больше глаз, отражавших Вселенную.Жизнь твоя – чудо неповторимое —Вмиг промелькнула, неудержимая,В светлую память, в твой образ нетленный.

А назавтра я не узнал тебя. Ты в одну ночь состарилась лет на сорок. Твоя мама выглядела моложе. Так распорядилась природа. И мы, обнявшись, плакали, потому что она тоже не верила, что это ты…

Безжалостная судьба, как увядшую бесплодную ветку, навсегда срезала тебя с дерева жизни, так и не дав возможности возродиться в своих потомках.

Но ты была и осталась для меня самым ярким цветком на этом дереве жизни. И я счастлив, что хоть так недолго, но был рядом с тобой на одной его ветке, и видел это твое цветение, мой единственный и неповторимый цветочек…

Через полчаса я уже был на земле, уставший и опустошенный. Никто так и не обратил внимания ни на мое отсутствие, ни на молниеотвод, по которому кто-то зачем-то перемещался. Все были заняты своими делами. Я сдал дежурство и поехал на площадку отдыхать. Как всегда, остался без завтрака, потому что столовая была закрыта. И я знал, что, как всегда, обязательно просплю обед. Так что, впереди только ужин, а назавтра все сначала.

Во сне я снова мучительно долго поднимался по бесконечным лестницам молниеотвода. А потом снова видел озорную улыбку Людочки.

– Ну и зачем ты сюда забрался? – допытывалась двенадцатилетняя Людочка, – Ты думаешь, стал царем горы? А вот если я сейчас, как тогда на горке, столкну тебя отсюда?

– Я не боюсь. Будем падать вместе. А потом будем лежать рядом, и смотреть друг на друга. А Ирка с Талкой будут нам кричать: «Жених и невеста».

– Нет, Толик. Я уже упала. Я даже столкнуть тебя не смогу, – отвечала мгновенно повзрослевшая лет на восемь Людочка, – Если хочешь быть рядом со мной, ты должен прыгнуть сам.

– Я же разобьюсь.

– А как иначе ты сможешь попасть ко мне? Разве не для этого ты сюда забрался?

– Не знаю, Людочка… Прыгнуть в бездну даже с парашютом трудно. Я знаю состояние перед прыжком. Знаю ощущения падения. Без парашюта – все то же. Только чуть больше страха… А что потом? Ты знаешь… Ничего, пустота… И отец мне говорил: «В бою страшно живым. Убитым уже ничего не страшно»… Знаешь, Людочка, жить с болью в душе тяжелее, чем сразу умереть… И я живу, не показывая свою боль никому… Это еще ужаснее, чем прыжок в никуда… Только вот, зачем живу?.. Что бы ни сделал в жизни, мне это не интересно. Потому что ты никогда об этом не узнаешь. Не будешь гордиться мной. Мне так плохо без тебя… И если ты зовешь – я лечу к тебе, любовь моя!

Не раздумывая, выпрямился во весь рост и, как когда-то от борта самолета, резко оттолкнулся от опоры. Земля стремительно ринулась навстречу. Почти сразу раздался характерный хлопок раскрывающегося парашюта.

– Теперь я не сомневаюсь… Ты любишь меня… И я снова спасла тебя, – непонятно откуда донесся затихающий голос Людочки.

– Зачем?!! Зачем?!! – закричал в отчаянии…

Я проснулся, сердце стучало, как будильник. В комнате было душно, часы показывали пять часов. Часа через два можно и на ужин. Спать больше не хотелось.