Игорь Губаев - Деревенька на опушке Страница 2

Просторный, как скатерть, платок лег перед эльфом. А на платке, в свою очередь, появились хлеб, сыр и фляга с изюмовым квасом. Шалый чинно уселся рядом с Михаилом, ожидая своей доли угощения. Но, не успев получить из рук хозяина и кусочка сыра, вдруг зарычал на соседний куст, подняв шерсть на загривке.

– Нет, нет, Шалый! Не тронь меня! Свои! – отозвался куст…

– Архипушка… Выходи. Шалый, фу!!!

– Михайло… Да как же ты без меня!? – опасливо косясь на Шалого, выбрался из-за куста Архип. Пес, впрочем, уже не проявлял никакой агрессии. Лишь, положа голову на передние лапы, чуть слышно ворчал. Так, для порядка.

– Увязался таки… – Михаил протянул Архипу хлеб и сыр, взглядом приглашая, присесть рядом. – А дом на кого оставил?

– Так, на брата моего. Младшего. Степка – парень надежный… Не подведет. Не сомневайся даже.

– Да что с тобой поделаешь? Не прогонять же с пол-дороги… Да как же ты за мной столько шел, что и Шалый тебя не учуял?

– У-у-у… – виновато подвыл пес.

– Так… Как без крыла-то остался, я ж чуять стал, не хуже собаки. Я за вами на отдалении шел. По запаху. Дело не хитрое.

– Оно и ладно… Вдвоем веселее.

– Гав! – подтвердил Шалый. – Гав, гав!

Часы шли за часами, дело – к сумеркам. В компании, за разговорами, время и вовсе текло незаметно.

– А далеко еще, Михайло?

– А я знаю!? Да ты не волнуйся, мимо пчелиного царства не проскочим. Там такой гул должен стоять – только уши береги!

– Скорей бы уж… Сил нет уже бояться!

– Это ты верно сказал, Архип… Тс-с-с! Тихо!

– Что такое?

– Р-р-р… – негромко зарычал Шалый.

– Тихо, Шалый. Тихо! – шипящим шепотом приказал Михаил. – Слышишь, Архип, жужжат, будто?

– Ой, мамочки! Пчелой пахнет…

– Ж-ж-жесть! Ж-ж-жесть… Ж-ж-жало переж-ж-жало! Ж-ж-жизнь моя тяж-ж-жкая!

Путники тихонько отодвинули лист подорожника, закрывающий от них жужжащую от, видимо, нестерпимой боли пчелу. Пчела, при всем своем устрашающе огромном, больше Михаила, росте, выглядела жалко, а не страшно. Поперек ее тела лежал огромный сук. Из последних сил пчела пыталась выбраться из-под него, но безуспешно – сук держал крепко.

– Ой, Михайло, пойдем отсюда скорее, пока чудище в тисках…

– Сж-ж-жальтесь! Пож-ж-жалейте, эльфы… Обож-ж-ждите! Заж-ж-жало меня.

– Да… Освободишь тебя, а ты нас всех и пережалишь за здорово живешь.

– Не переж-ж-жалю. Ж-ж-жутко, ж-ж-жутко болит! Ну, пож-ж-жалуйста. Сж-ж-жальтесь уж-ж-ж… Пож-ж-жалуйста! Пож-ж-жалста!!!

– Ишь ты! – Архипка удивленно посмотрел на пчелу. – Зверь лютый, а и тот приличия понимает! Слово волшебное сказала… Жалко ее, Миша.

– Дай слово, что не перекусаешь нас, на воле-то, – потребовал от пчелы Михаил.

– Ж-ж-желез-з-зно! – поклялась пчела.

Михаил вцепился в тяжелый сук, силясь его приподнять. Бешенно зажужжали за его спиной серебристые крылья, помогая рукам. Но – без толку. Неподъемный сук.

– А ну-ка… Вместе давай! – Архип подскочил на подмогу и стал тянуть сук вместе с Михаилом, а ен, ухватив лапу пчелы, потянул ее, стараясь выволочь пчелу из деревянных тисков. Сначала ничего не получалось, но в какой-то момент Архип с Михаилом, потеряв равновесие, опрокинулись на спины, а Шалый с пчелой кувырком вылетели прочь от сука… Пчела была, наконец, на свободе!

– Ж-ж-жутко, ж-ж-жутко вам благодарна, спасители мои дорогие! Что могу сделать для вас, эльфы? Пож-ж-желайте только. Я не ж-ж-жадина!

– Мы сюда за медом пришли. Эдельвейсовым. Нам, в сущности, не много и надо-то. Кринку всего, – Михаил достал из короба кувшинчик. – Можешь помочь? Больному ребенку надо.

– Пож-ж-жалуй… Ж-ж-ждите здесь. – Пчела ухватила кувшин, взлетела, и уже через мгновение скрылась за лесом.

– А говорят, пчелы – звери лютые…

– Хорошее обращение, Архип, и чудище понимает.

– Р-р-р, – тихонько заурчал Шалый.

Не прошло и четверти часа, как пчела вернулась назад, неся в лапах полный кувшин меда, совершенно неповторимый запах не мог обмануть – эдельвейсового!

– Ох уж! Ох уж мне этот сорванец! Давно ли оправился-то от хвори, – ворчал Михаил, поправляя опрокинутое Антошкой огородное пугало. – А уже носится, как словно, он – ракета какая… Вы только посмотрите на него!

Глава 2. Три желания или возвращение блудного эльфа

Сегодня у Егора выдался неважный день. Все шло не так. Хоть реви! Утром хозяин таверны, в которой он проработал поваренком без малого неделю, вышвырнул его за ворота, не уплатив ни копейки. И ведь не просто выгнал. Еще и обругал, почем зря, увальнем и еще медведем неуклюжим. А и было бы за что! Ну, разбил он этот злосчастный кувшин с маслом. Ну! Так чего он, собственно, стоял у него на пути? Совсем не там, где порядочному кувшину следовало бы стоять. Да и масло было, коли на то пошло, самое никудышное. Уж это Егор знал совершенно точно. Мошенник он, хозяин Егоркин. Как есть, мошенник. Ведь на рынке он закупал, обыкновенно, самые гнилые да лежалые продукты. Лишь бы дешево. А ту бурду, что готовил из них, выдавал потом за самые дорогие и изысканные яства. Заплесневеет, бывало, в кладовке сыр. И на тебе – сыр «Дор блю», с благородной, видите ли, голубой плесенью. Приходи, кума, любоваться! Так там же пол-кладовки у него так. Сосиски «Дор блю», баранки «Дор блю», даже варенье в банках, по большей части, тоже «Дор блю». Жлоб, жмот и жуткая злыдня! Вот что! Такие невеселые мысли одолевали маленького грустного эльфа, одиноко бредущего по замызганным улочкам Эльбурга, мощеным булыжником, серым и унылым, как и все в этом портовом эльфийском городе – дома, набережные, баржи у замусоренных причалов, чумазые лица множества бродяг, бесцельно слоняющихся тут и там в поисках всего, что плохо лежит. Вот и он теперь – один из них. Так хмуро размышлял Егор. И нет у него ни угла, ни крова, ни похлебки, ни хлебной корушки. Друзьями он так и не обзавелся. Родственников здесь и не было никогда. Самая настоящая сирота он. Вот кто… Впрочем, нет. Есть же на свете дядя Миша. Смутно, но помнит Егор своего дядьку. Да где же живет он? Точно, не в Эльбурге, нет… Где-то в деревне, на краю леса, помнится. Но что за деревня, где этот лес, одному лешему ведомо. Так брел куда глаза глядят и жалел себя Егорка. И слезы одна за другой катились из глаз, оставляя на неумытых нынче щеках две белые дорожки.

– Гав! – Звонко тявкнув, белая лохматая собака кинулась к Егору, то припадая перед ним на передние лапы, то бросаясь к мальчику на грудь и стараясь лизнуть его в зареванное лицо.

– Отлезь, Арто, – проворчал эльфенок. – Нечем мне тебя сегодня угостить. Совсем нечем, брат. Самого нынче выгнали, как собаку. А есть-то как сильно хочется!

– У-у-у! – Словно бы все поняв, подвыл пес.

– Сегодня я тебе скверный товарищ. Беги себе, Арто. Ну, беги уже.

Но собака, как видно, не собиралась оставлять Егора одного. Забегая слегка вперед, пес отрывисто лаял, искоса поглядывая на эльфа, словно бы призывая того следовать за ним.

– Ну, куда ты меня зовешь, Арто? Чего тебе надобно? Не до игры мне.

Но лохматый пес уже скрылся за висящей на одной петле дверью заброшенного дощатого сарая, кособоко стоящего на самом песчаном берегу Великого моря.

Солнце уже налилось багрянцем и наполовину закатилось за горизонт, отбрасывая на темную поверхность соленых морских вод яркую искрящуюся дорожку, когда Егор, следуя за лохматой собакой, переступил порог старого полуразвалившегося от времени и ветра сарая.

– Ну? И чего ты меня сюда затащил?

– В-в-ва! – отозвался Арто, лапой подкатывая к ногам мальчика аллюминиевую банку.

– Пепси!? – Удивился Егор. – Ну, спасибо. Очень кстати.

Эльфенок потянул за кольцо, но не услышал характерного шипения пузырящегося напитка. Черный густой дым повалил из-под крышки. Испугавшись, Егор с силой отбросил банку от себя.

– Мамма миа! Нон чизано скритто кретино… Чего кидаешься? Больно же! – Дым начал принимать очертания упитанного господина южных кровей, увенчанного багряной феской с кисточкой.

– Ой!

– Я не Ой! Я джинн.

– Джинн?

– Да.

– А как… Как тебя зовут?

– Все одно, не запомнишь. Да и… Труднопроизносимое имя для человеческого языка.

– Я – эльф!

– Один шут… Там девяноста шесть букв, из них девяноста три – согласные. Зови меня Джанни. Так проще.

– А я – Егор.

– Ну и чудно. Приятно познакомиться!

– А правда, что джинны умеют любые желания исполнять?

– В общем, да. Только ты, я сморю по глазам, разлакомился крепко. Не больше трех для одного.

– Трех? – расстроился Егор.

– Да. А ты чего надулся? Ну, прямо как как енот-полоскун на грязную речку в половодье? Три – это тоже не мало, ежели с умом желать.

– А можешь ты сделать так, чтобы всем стало хорошо? Вот, всем-всем! Чтобы у всех все было – еда, дом, удовольствия, а?