Андрей Драгунов - Новая семейная хроника Страница 2

«Когда-нибудь, когда пройдут года…»

Когда-нибудь, когда пройдут годаи возвращаться повода не будет —останеться лишь талая водаи перекрестки старых улиц.Строений старых мокрые дворы —после дождя. Банальные качели.Картавый крик соседской детворы —теперь уже совсем не те соседи.И отраженье в зеркале не то —последнее уже удел старенья…И утром с тонкой пенкой молоконапоминает лучшие мгновенья.Когда-нибудь, уже в других краях,в другом таком пространстве вспомнишь это —все, что осталось разве что в мечтахи на бумаге, только без ответа…Когда-нибудь… Наверно – никогда.И поезд в этом больше не помошник…Из времени осталось лишь – всегда,как город, дом, фонарь, аптека, площадь…

«Перепрячь мои письма подальше и карандаши…»

Перепрячь мои письма подальше и карандаши.Бельевою веревкой свяжи мне судьбy напоследокв этих птичьих конвертах – на память. Хватило б душипережить это время, как раньше далекий мой предок.Сохрани на листах, может быть, беспросветные сны,время года, погоду, тоску и мои вспоминаяо тебе поздней ночью. Черней до рассвета листы,перепутав уже не страницы, но только названья.Сохрани написание букв, но не с новой строки,может быть, предложенье, где все из значков препинанья —многоточье сильней, даже просто – длинней… Короткинаши встречи с тобой. Сохрани, сохрани мне дыханье.

Сентябрь 1997 года

Вечер дня в городе с траченным небом —облаками, как молью пиджак в шкафу.Автомобили с извечным – где быпристроится на ночь, заполнив собой пустотупроезжей части. Звуки старых мелодийиз репродуктора… Что-то еще из вещейдавно забытых, впрочем, совсем не многих —из тех, что, найдя случайно – теряешь быстрей.Несколько пар неспешных – к своим подъездамчерез туже проезжую – правилам вопреки,досужим сплетням старушек, вполне серьезнорассудивших о будущем, но пальчики коротки,как и память. Кто-то, немного пьяныйнедоволен погодой и вечером после шести —в шумной компании… Резкий звук фортепьяноиз открытой форточки. Кто-то кричит – Прости!Старик на стуле под окнами после солнцамлеет в тени. Соседка с сухим бельемпроходит мимо, толкуя, что вот британцыбудто очень злые. И связано все с дождем…Вечер дня. Я за закрытой дверьюв своей квартире. Мысли о завтрашнем дне,о погоде утром, о том, что уже неделюнет из дома писем… Кто-то стоит в окне.Скоро полночь. Колокол на часовнепробьет двенадцать. Кто не успел уснутьвздрогнет привычно, или о чем-то вспомнит,что было однажды… Чего уже не вернуть.

Окончание перечня

И уже не спросишь – ни птицу, ни дровосекао прохожем, что был здесь – тому пол векакак пролетело. Не спросишь белку,потому что погибла в ту перестрелку,в ту весну, когда ты носила платьепод цветным плащом и дарила объятьяна право и лево своим знакомым,считая их каждый раз по-новойсистеме счета. Не спросишь ветер,потому что он все равно не ответити не дослушает до конца вопроса —сгинет быстрей, чем сгорит папиросаи уронит пепел на лист опавший —все равно его считает пропавшим —ветка, дерево – дуб, осина…

У соседа вырастут еще два сына —впику твоим, да еще девчонка,на которой короче любви юбчонка…В этих краях не любят долго —все равно от любви никакого толка —в этих краях… В таком селеньисчитают столетия на поколенья,на колличество каши и щей в кастрюле.И из ласки – детское: «Люли-люли!»Баю-баю – кошачьи сказки…Только кошки мышкам не строят глазки,как не строят глазки и все соседи —здесь добрее голодной зимой медведи…Даже волки добрее в дремучей чаще,отпуская с богом совсем пропащих…

Ночью в этих краях замерзнуть —как «два пальца». Такие звезды! —снятся стынущему в сугробе:супчик, женщина… что-то вроде.Что-то вроде последней встречи —с дровосеком, птицей, как «Добрый вечер,со свиданьицем – свиделись, слава Богу!Не прошло и пол жизни, как я в дорогу…»Снятся дети, жена, соседи —не эти, что хуже и злей медведя.Снятся пряники – нет – баранки.Снится как в детстве катался в санках.Снится как отпустил синицув синее небо – не пригодится!..Может быть кто-то еще поймает —

нет – так и лучше – пускай летает.Может быть журавлем родится,ну а нет – так и так сгодитсяновым рукам и еще живому —не ушедшему далеко от дома…Снится еще как в последний вечербыли с женой и детьми на речке.Как на нее вдруг туман слетает!..Снится – авось, до весны откопают…

Отрывки из писем

…голубой цвет лагуны. Немного нервный…Я, в неброском костюме, свои наблюдаю черты —в потускневшем от влаги зеркале, в пости что серомварианте неба, в его отраженье. В варианте воды.………………………………………………………….………………………………………………………….

Я пишу тебе снова из этих чужих широт.Для тебя не знакомых – ну, может быть, по открыткам.От того тоскливее строчки и больше длиннотв описании местности, уподоюляясь свиткам.………………………………………………………………………………………………………………………………………………………………………………………

Здесь все также, как я писал тебе. И народтак же глуп и несчастен в своем понимании жизни,так же мерзок, как первый утренний бутербродпосле пьянки вечером, но это всего лишь мысли,

правда – мои. И тебе ни к чему сюдаприезжать и писать… Какие уж тут затеиили хлопоты встречи, когда лишь одна водак пониманью способна – вполне… И я ей верю.…………………………………………………….…………………………………………………….

Ни к чему вспоминать, что ты мне еще жена —столько прожили врозь, что теперь лишь считать убыткиот почтовых расходов… Но в том не твоя вина —просто нам было легче писать на песке… и открытке……………………………………………………………….

Здесь неважное пойло и кофе здесь, в общем, гавно!Ах, прости за сравненье – какие с меня реверансы!Я совсем разучился манерам… Почти что кино…Жаль, что здесь нет тебя… и кругом одни иностранци………………………………………………………………..……………………………………………………………..…ах, приехала б ты. Я б тебя познакомил с подругой…Да, прости – времена. Одному здесь не выжить с тоскою!Я наднях повстречал (перечеркнуто) – встретился с другом,но и он восвояси… Теперь вот сижу над строкою…………………………………………………………………………………………………………………………………………………………………………………………………………Перечел тот роман, что ты мне подарила когда-то…Кто ж там автор? Ах, впрочем – какая в том будет заслуга..Я не помню уже… Да – я скоро умру, вероятно…Вот тогда и сочтемся за все, что писали друг другу…

Январь

Он исчез в тусклой стуже…

Уистен Оден.

Опять январь… О, сколько января!И рыбьих фонарей со струйкой дымавнутри стекла. Уже не говоря —про снег, мороз… и вообще про зиму.

В который раз Эвтерпа – сирота —в бумаге дело здесь, или в погоденачала года? Или же местараспределили раньше боги? Боги! —

не так же часто… Улица пуста.Аптечный цвет замерзших тротуаров —как можно кстати… Ветерком с кустасрывается снежинок покрывало…

Опять январь! Кто едет по зиме?В какую даль загружена повозка,кто пассажир? Но кто ответит мне?Кто стелет мягко так, что спать так жестко…

«Вдох не ровняется выдоху… Эхо…»

Вдох не ровняется выдоху… Эхогде-то внутри раздражает гортаньшелестом звуков, ломая помехупению и, преступая за граньголос, не в силах держаться, взлетает —выше, где, может быть птичий Рай,до облаков и у них затихает,как бы теряясь, но это за крайоблака, звук растворясь, залетаети поднимается выше – за край!Звук, не сорвавшись до птичьего крикасквозь раздраженную эхом гортань,вдруг растворяется, трогая граньоблака, шорохом, но только – тихо!

«Я родился и вырос не там, где, наверно, умру…»

Я родился и вырос не там, где, наверно, умруОтпусти же мне, волжский суглинок, грехи напоследок,чтобы вспомнить в другой географии эту траву,что горчит на губах и становится в памяти следомза неспешной водой… География в сумме вещей —лишь желание выжить, не сгинуть за облачным краем,поселившись однажды в империи, где без затей —затеряться среди поселенцев с имперских окраин.Океанский простор, птичий клекот и облачный край —дополнение к жизни истории, смысла к бумаге,новых карт к географии… Где там потерянный Рай?До которого выжить хватило бы сил и отваги!Я родился и вырос… и ты отпусти мне грехи!мне не выбрать уже ни страны, ни погоста, ни датыокончания перечня, чтобы закончить стихи,не сорвавшись до крика, с которого начал когда-то!

Почти что песенка