Галина Артемьева - Кто косит травы по ночам Страница 20

– Сама попользовалась, дай теперь другим!

Изгибы женской психологии.

Да и по роду деятельности Надя не раз сталкивалась с терзаниями любовниц, больше всего задетых тем, что вот-де она мучается в неописуемой тоске и неутоленной страсти к любимому, а жена живет себе и в ус не дует, все хорошее ей достается.

В таком состоянии женщина готова на любую подлость по отношению к той, кого она считает препятствием на своем праведном пути.

Позвонить жене и пригласить полюбоваться тайными свиданиями ее благоверного – это просто азы поведения разгневанной любовницы.

Более опытные становятся несказанно изобретательными, они и отворот-приворот используют, и уличают в неверности ту, с которой не в силах расстаться предмет страсти.

Много есть способов. Кто знает? Может, сейчас такая вот дамочка и ставит над Надей свой эксперимент?

Нет, это уж дебри непролазные. Это получается, что враг ее добился того, чего хотел.

Андрей сейчас с мальчишками. Не один отдыхать полетел, хотя вполне мог бы и один. Если начать своих подозревать, до такого можно докатиться…

И тут Надя поняла, почему все предложенные ею кандидатуры, кроме, пожалуй, гипотетического наследника плюс еще двух-трех весьма зыбких подозреваемых, не кажутся ей подходящими на роль ее мучителя.

Во всех действиях, направленных против нее, было что-то сумасшедшее, маньяческое. Упорное и бестолковое одновременно. Это ж надо время, желание, терпение, своего рода страсть, чтоб постепенно раскручивать события. Чтоб как китайская пытка, капля за каплей. Никто из знакомых не годился на роль маньяка. Хоть какие-то странности у человека с психическими отклонениями должны наблюдаться? Хоть когда-то какой-то срыв?

Этот список ничего не проявляет. Кто же за ней наблюдает все это время? Кто-то решает, когда наступит подходящий момент для следующего удара. Причем каждый удар ощутимее предыдущего. Как от всего этого скрыться?

Надя поежилась.

«Смерть придет, у нее будут твои глаза…» – вспомнился Бродский.

Какие глаза будут у ее смерти? Пустые?

Уменьшенные очками для близоруких? Возбужденно горящие в преддверии конца погони за ее жизнью?

Она почувствовала на себе чужой взгляд сквозь стекло и даже сил вскрикнуть не нашла в себе. Оцепенела.

В доме свет. Ее видно всю. А за окном – тьма смертная. И там кто-то несомненно есть. И смотрит. А окна – высоко. Фундамент высокий. По лестнице надо забираться, чтоб заглянуть. Или на козлы встать, что у сарая валяются.

В окно энергично застучали.

– Надь! Привет, Надь! Это я, Никита! Открой, что ли! – услышала она, не веря себе, знакомый с детства говор.

Господи! Просто Никита! Друг с младенчества! Почти родственник. Вот счастье-то!

Никита – сын боевого заслуженного генерала и официантки из офицерской столовой.

Увлекся генерал на старости лет. Прежнюю семью бросил, оформил новый брак, народился сынок. Дачу новую молодой своей семье обустроил. Огроменную домину на въезде в поселок. Пожил-пожил со своими новыми пару-тройку лет, а потом взял да и вернулся к первой жене.

– Не туда зарулил, – объяснял он Надиному деду, – бес в ребро старому козлу.

Официантка была несгибаема в своей первозданной простоте и меняться в соответствии со своим положением супруги большого начальника не хотела. Генерал, привыкший жить по-офицерски четко и аккуратно, стал брезговать ее молодой расхлябанностью и неопрятностью.

– Мальчишку за собой тянет. Лентяя растит, – жаловался старый грешник.

Никиту он не бросил, навещал часто.

Парень действительно вышел весь в мать: курносый, добродушный, ленивый. Даже выговор ее немосковский перенял. Ни к чему он особо не стремился. Ему было хорошо и так. Как и матери его. Плыли себе по течению, брали, что дают, и другим не мешали.

Москву Никита не любил. Жил в поселке постоянно. На заре индивидуально-трудовой деятельности выстроил у себя на участке сараюгу из серых, подобранных, где плохо лежали, досок, и вывесил над ней гордое название: «Шиномонтаж. Европейское качество».

Надя с Андреем все прикалывались над Никитой: почему, мол, европейское? Скучно ведь. И так все теперь европейское, куда ни глянь. Тоже – знак качества нашелся. А ты напиши: азиатское качество! Круто! Неизбито! Свежо! Всем будет интересно! Народ так и попрет.

Однако народ вполне пер и с этой вывеской.

У Никиты было дешевле, чем в автосервисе, в машинах он разбирался досконально, и за время дачного отдыха автовладельцы имели возможность подремонтировать свои тачки у надежного своего мастера.

К тому же Никита работал их поселковым сторожем. И службу сторожевую нес честно. Традиционные зимние вторжения в пустые дачи происходили у них крайне редко.

– Что, напугал? А я смотрю: свет у вас, дым из всех труб валит. Что за гости? Калитку не заперли.

– Ух, Никита! Так и инхваркт микарду получить можно в два счета. Как же ты до окна дотянулся?

– Дверь подергал – заперта. Нет, думаю, стучать не буду, сначала гляну, что и как. Лестницу подтащил от сарайки. Смотрю – ты. В себя ушла, задумалась. Не хотел пугать. Да и что пугаться? К нам не суются. Знают меня. А мне че-то у соседей ваших вчера свет мерещился. Подъехал– ничего. Забор цел. Показалось. А у тебя, уж понял, – не мерещится.

Попили чайку. Такого, какой полагается пить гостям, если случайно нагрянули, – с бутербродами на скорую руку, шоколадками-мармеладками.

Надя вспомнила, что в детстве они с Никитой обожали ванильные сухари с молоком.

Сначала сухарь размокал в чашке, становился как бисквитное пирожное. Главное – следить, чтоб не размяк совсем и не развалился, тогда осядет на дно, придется ложкой выгребать. Тоже вкусно, но неинтересно. Размокший, как положено, сухарь надо было смаковать, высасывать из него впитавшееся молоко и только потом съесть.

Никита и сейчас, как в детстве, ел обстоятельно, не спеша, солидно. Уважал еду. Так и хотелось подложить ему еще и еще, вкусного и разного. И любоваться процессом поглощения лакомств.

Поболтали о том о сем.

– Ты, если что, тут же звони, я за минуту у тебя. – Никита показал увесистый, под стать ему самому, мобильник.

Надя записала номер на отдельном листе бумаги и прикнопила к стене – отовсюду видно.

– Ну, давай, запирайся и не трусь. Минута – и я тут.

– Вот громадный вымахал, – восхищалась Надя, запирая за ним дверь.

Покой, за которым ехала она сюда, наконец-то угнездился в ее сердце. Хватит себя накручивать. Нечего бояться. Она не одна.

И все тут.

Потушила везде свет, оставила лишь ночник. Улеглась в теплую уютную постель. Взялась за привезенный с собой старинный дневник старушки соседки, доставшийся ей в наследство. Открыла первую страницу.

Тоненькие остренькие буковки, каллиграфическое письмо.

«Сегодня родила корова Звездочка. Она очень страдала, и я беспокоилась за нее. У теленочка такая же белая меточка на лбу, как у Звездочки.

Она очень нежная мать, не сводит глаз с новорожденного. Как верно я решила, живя на лоне природы, окунуться в естественную жизнь.

Чтобы постичь человеческую натуру, надо приблизиться к животным. Я ухаживаю за Звездочкой, как простая крестьянка. Поначалу меня страшила собственная брезгливость, отвращение к неприятным запахам, но все это скоро прошло.

Сейчас я удивляюсь, как можно жить в деревне, не замечая дыхания природы и живых существ рядом. Единственно, что я вряд ли научусь делать, – доить корову. Это тяжкий труд, надо иметь очень сильные, приспособленные к этому руки.

Если бы в городе знали, каким трудом дается стакан молока! Хотя вряд ли что-то бы изменилось. Мне же пришлось выбирать – или игра на фортепьяно, или доение. Я все же выбрала фортепьяно: столько лет училась этому и так люблю музыку, что буду беречь свои пальчики именно для этого».

Далее несколько первых страничек были посвящены Звездочке и тому, как она вскармливает свое ненаглядное чадо.

Кроме того, дневник содержал подробнейшие заметки о состоянии погоды, прямо как Надина учительница учила делать на природоведении в начальной школе: «Облака кучевые, облачность переменная, барометр отмечает такое-то атмосферное давление, такую-то влажность; ветер юго-восточный».

Надя догадывалась о практическом, хозяйственном значении этих записей для владелицы имения начала ХХ века: погоду по дневнику можно сопоставить с прошлогодней, сделать выводы на будущее. Поведение Звездочки во время отела – это, помимо сентиментальной стороны, тоже фиксирование полезного опыта.

И очень даже мило.

Но на дневник эпохи не тянет.

Та-ак. Вот. Рецепт лимонного пирога. Подробный. Можно даже попробовать испечь.

Запись узора вязания: «Косичка вывязывается следующим образом: на фоне изнаночных вяжем 8 лицевых петель, провязываем так 10 рядов…»

Как быстро сшить удобный для работы по дому фартук: берутся два прямоугольника из достаточно плотной ткани, края обметываются или подшиваются. Куски ткани сшиваем, оставляя пройму для головы. В нужном месте пришиваем завязки. Можно также пришить два глубоких кармана любой формы… А вот и зарисовка фартучка. Славненький такой, даже рюшечки снизу можно приделать…