Олег Мухин - Человек: 1. Теория большого надувательства Страница 20

ГЛУПОСТЬ ЧЕЛОВЕЧЕСКАЯ

А ниже, буквами размером поменьше:

В память о жителях Европы, сгоревших заживо

в пламени Третьей Мировой Войны в 2009 году

от рождества Христова. Спите спокойно.

Я отстегнул громоздкий ранец и встал на колени. Не человек и не робот, просто «сквиз» молился у надгробной плиты, под которой покоились жалкие останки людей, собранные Колонией со всей территории Центральной Европы. Полагалось помянуть усопших, но даже если бы передо мной вдруг появился стакан, до краёв наполненный водкой, он бы только подчеркнул всю нелепость положения, его искусственность. Пора мне смириться с тем, кто я есть, а не цепляться за образ хомо сапиенса.

Какие-то тени промелькнули надо мной. В голубом небе одна за одной летели «тарелки». Я смотрел ввысь, а они не кончались, они летели и летели. Я насчитал их двести пять. «Значит, он не взял всех с собой. Интересно, – подумал я, – Джайкл Мэксон в Конусе или среди них?»

Я прикрепил к спине реактивный ранцевый двигатель, надавил на кнопку. Вертикально поднявшись над макушками сосен, сделал крутой вираж, набрал высоту. Я врубил запись последнего альбома группы «Финк Плой», теперь определённо последнего – моё восстановленное тело обладало этим новым преимуществом —, запись музыки земной и космической одновременно и, переключившись на вторую скорость, понёсся в юго-западном направлении. Я не рассказал Майклу Саймону Третьему, или как там его звали в действительности, самого главного. Я наткнулся на свежие следы человека на песке на берегу, у кромки Атлантического океана.

Часть вторая

Разум

Если тебя не волнует то, что происходит со мной,

И мне наплевать на тебя, друг ты мой,

Мы пойдём по жизни каждый сам по себе,

Иногда промелькнув под дождём в сентябре,

Задаваясь вопросом, кто из вождей виноват

И оплакивая погибших солдат.

Надо было менять всё. Не одну жизнь и не две жизни, не одну судьбу и не две судьбы – каждый винтик этого смрадного мира надо было менять.

Несчастный, ты будешь иметь то, что хотел.

1

Нэйл откупорил бутылку «полосатой лошади», плеснул изрядное количество виски в большой стакан из толстого, чуть желтоватого стекла, спросил:

– Будешь?

И, cпохватившись, что сказал глупость, добавил:

– Ах да! Ты же не пьёшь.

Потом он разорвал пластиковый цветной пузатый пакет, набитый жареным картофелем, и, попробовав кусочек, поднял стакан.

– За знакомство!

Сазонов кивнул.

Американец осушил ёмкость почти наполовину. Удовлетворённо ухнув, он захрустел картошкой и начал свой рассказ:

– Мы работали вместе с русскими на орбитальной станции «Омега», когда случилось это. Помню, я занимался каким-то экспериментом ради счастливого будущего человечества, – здесь он невесело усмехнулся, – копался с одним приборчиком. И вдруг Кит как заорёт, он в это время у иллюминатора болтался – Кит был самый молодой среди нас всех. А русские к очередному сеансу связи с Землёй готовились, камеру поправляли, себя в порядок приводили, понимаешь? Я в ближайший иллюминатор сунулся, ожидал «блюдце» с инопланетянами увидеть, смотрю и глазам своим не верю – поверхность планеты яркими вспышками покрылась, и конца и края им нету. Я подумал сначала, салют у них, что ли, праздник какой отмечают? Знаешь, вроде сдвиг у меня произошёл в сознании. После понял, не салют это вовсе и не фейерверк даже, война у них там началась, атомная бойня…

Он сделал паузу, перевёл дыхание.

– …И мы, и русские к окошкам приникли, наверное, с час оторваться не могли, пока Землю сплошь чёрным дымом не затянуло и глядеть уже туда стало просто бессмысленно. Затем отвернулись от иллюминаторов, а в лицо друг другу смотреть боимся, понимаешь? В шоке мы были. Однако ещё надеялись, что вот сейчас всё прояснится, русский центр управления полётом нам ситуацию растолкует – мол, конфликт кое-какой вышел международный, но, к счастью, урегулировался, и обстановка теперь о’кей. Дураки! Когда же мы связаться с ЦУПом ни с русским, ни с нашим не смогли, у меня внутри что-то окончательно оборвалось, а в башке пустота торричеллиева возникла. И тогда я задрожал мелкой дрожью от осознания собственной обречённости…

Нэйл вылил остатки в своё бездонное горло и продолжил:

– …Представь, Земля для тебя – дом родной, там родные и близкие тебе люди, там полно воздуха, там безопасно, там не надо в скафандре на улицу выходить. И вдруг в одно мгновение дверь закрывается, а ключ выбросили, и тебе туда идти нельзя, поскольку за ней – нет больше никаких близких и родных, понимаешь? воздух там отравлен, еда тоже, жить там можно только в скафандре, а самым безопасным местом стала эта грёбаная международная орбитальная станция.

Мы попали в жутчайшую ситуацию, лучше бы нам было вместе со всеми людьми погибнуть. Несколько дней мы, как призраки, плавали в невесомости, ничего не делали, только жрали, смотрели вокруг себя злобными глазами и уже начали ненавидеть друг друга, так как пищи, воды и кислорода у нас был всё-таки ограниченный запас, понимаешь? Мы бы, вероятно, дошли до убийства, если бы я, наконец, не вспомнил, что я по-прежнему командир «шаттла», и не принял решения возвращаться. Я им сказал: «Ребята, мы перегрызёмся здесь, как пауки в банке, «грузовик» больше никогда не прилетит, надо расходиться. Кто со мной?» Русские не захотели, не знаю, может быть, они ещё до сих пор на станции, в этом космическом гробу, а может, тоже вернулись – у них имелся свой пристыкованный корабль. Из моего экипажа один остался с ними. Эдвин. Чёрт его поймёт, почему. Полагаю, он был агентом КГБ. Ха-ха-ха!!!..

Нэйл саркастически улыбался, при этом издавая звуки, отдалённо напоминающие смех. Он снова наполнил стакан, отхлебнул порцию…

– …Мы рассчитали траекторию и отвалили, не попрощавшись, по-английски. Взлётно-посадочные полосы и в Калифорнии, и во Флориде, специально предназначенные для «шаттлов», были разрушены капитально, ни о какой посадке речи идти не могло, понимаешь? Однако садиться было надо, мы сели во Флориде, сели неудачно – «челнок» завалился на правый борт и перевернулся. В кабине начался пожар, трое из экипажа, Хаулстон, Пави и Флетчер, сгорели заживо… До сих пор удивляюсь, как мы с Элисон, полуобгорелые, выбрались из огненной могилы. Элисон была первоклассной девчонкой! Вон её фотография в рамочке на стене…

Мы побрели с ней по выжженной голой пустыне. Чего мы только ни насмотрелись! Мы очутились на том свете! Жить, откровенно скажу, нам обоим не хотелось. Но потом возникла идея, а почему бы нам не попробовать стать первыми людьми на уничтоженной планете и не возродить цивилизацию с нуля, понимаешь? Для этого нужно было понаплодить детей, и дело бы пошло. Однако сперва всё же необходимо было просто выжить. Без еды и крова мы бы долго не протянули. Но мы ничего не находили. Неделю мы голодали, бесконечный мерзкий дождь лил на нас, и я уже склонялся к мысли, что нашим планам не суждено будет осуществиться, когда обессиленные мы неожиданно наткнулись на Анкл-Сэмвилль…

Он выпил ещё, закусил чипсами.

– …Этот маленький городок по каким-то причинам сохранился. Представляешь, стоят себе домишки, целёхонькие такие, улочки, автомобильчики. Мы с Элисон обрадовались, подумали, не всё погибло, сейчас людей повстречаем. Какой там! Распухшие трупы на каждом шагу! Ни единой живой души! Вонь стояла чудовищная! Зато еды в магазинах было видимо-невидимо. Мы наконец-то отъелись.

Жить в городе мы не смогли, хотя возможность была – выбирай любой дом, любые апартаменты, любую мебель и так далее. Жить среди разлагающихся покойников невозможно, но даже если бы произошло чудо, и нам бы удалось каким-то образом очистить город от мертвецов, то и тогда, наверное, мы бы в нём не остались. Поэтому я отыскал вот это место на берегу океана, в бухте, где мы с Элисон построили собственный дом.

Я взял автомашину – в городе их тысячи —, и мы стали свозить сюда всё, что только хотели, понимаешь? Ты знаешь, несмотря на этот чёртовый безумный армагеддон, несмотря на не вмещающийся в голове ужас от происходящего, я был, тем не менее, довольно счастливым человеком в тот год, прожитый здесь вместе с Элисон. Вообще, должен сказать, что, по моему глубочайшему убеждению, человек это такая скотина, которая привыкает практически ко всему, понимаешь? Мы привыкли к новой ситуации. Мы были счастливы вплоть до её родов. Роды убили её! Она потеряла слишком много крови. Что только я ни делал, чтобы спасти Эли! А что я мог, я же не гинеколог!..

Теперь, оглядываясь назад, я понимаю, что мы совершили глупость. Жили бы себе потихоньку-помаленьку до конца отпущенных нам господом дней…

Большой мясистый нос Нэйла, отливающий синевой, был в фиолетовых змейках прожилок. Лицо – осунувшимся и бесконечно уставшим. Бритва оставила нетронутыми небольшие островки волос на подбородке. Общий вид совершенно не вязался с теми крепкими розовощёкими улыбающимися парнями, покоряющими вселенную, которых Алекс привык видеть по телевизору. Он с трудом верил, что сидящий перед ним человек, рассказывающий невероятную историю, был в прошлом астронавтом. «Может быть, этот выживший после катастрофы американец всё сочинил, давно спятив от одиночества? Хотя моя история будет посногсшибательнее его!» – подумал Сазонов и спросил: