Валерий Еремеев - Тремориада (сборник) Страница 20

Вечером, когда с экрана солист «H-BLOCKX» пел в мегафон, мы лежали на смятой постели, запятнанной красным, словно кровью, вином. Мои волосы были все в пуху от разорванной подушки. А Катя отшвырнула вторую половину халатика к первой, валяющейся на полу. Мы смеялись, как истеричные.

А когда через тюль багряное ночное солнце залило комнату, мы лежали, обнявшись, в тишине.

Для безработной Катя жила очень неплохо. Да и для работной, впрочем, тоже. По-любому не на пособие. Она всегда была рада моему визиту, но о нём мы обязательно предварительно договаривались. Катя настаивала. Часто она отклоняла наши встречи, умалчивая о причинах. В конце концов, я прямо спросил: в чём дело?

– Помнишь, я говорила тогда, в машине, про проигранное мной желание? Проигравшая должна была узнать адресок у первого встречного мужика. Проиграла я. Он оказался состоятельным человеком. Всё просто. Он женат, а меня содержит как любовницу.

И что же… Я продолжил приходить к ней в качестве любовника чьей-то любовницы. И деньки те были обалденнейшими. Но всё обалденнейшее быстро заканчивается. Или превращается в будничное.

Катя была застрелена на пороге собственной квартиры женой состоятельного любовника. Пистолетная пуля вошла в Катин глаз (какого ж цвета эти глаза?.. Обалденного). О произошедшем убийстве мне рассказала пожилая соседка. Заставшая меня недели через две после убийства, звонящим в Катину квартиру. Перемкнутая от ревности жена застрелила открывшую ей дверь Катю. Затем, переступив через труп, прошла в квартиру и выпустила четыре пули в мужа, только и успевшего – вскочить с постели голым. Откуда всё это соседка знала – мне не интересно. Важен факт. Катя убита. Подробности, причины, следствие не имеют теперь значения. Хотя удивительно – мужа не задела ни одна пуля. Шестой выстрел жена произвела себе в голову. И к моменту приезда «скорой» все еще оставалась жива.

Быть может, стрелявшая себе в голову выжила и всё еще живёт со своим мужем? Сейчас рядом со мной совсем другая Катя. Эта не нажмёт на газ, закрыв глаза. Наоборот, её глаза всегда открыты. Свое завтра она готовит с вечера: ежедневно записывает аккуратным подчерком в блокнот подобие плана будущего дня. Примерно это выглядит так: в 7.00 дзынь-дзынь будильник. Завтрак. Работа. Сказать Петровне, что она дура. С работы в магазин за хлебом (хочу мороженого). Изнасиловать Славного!!!…

На нынешнее утро Катя написала: во всём виноват Славный и пиво…

Забавная привычка.

– А я хочу вместо ванны душевую кабинку, – сказала Ольга.

– М-м-м, не знаю, – замялся Длинный.

– Я б тоже хотела кабинку, – сказала Катя.

– И чем они лучше ванны? – пожал я плечами.

Сначала мы выяснили, что женщины предпочитают душ. Затем обсудили плюсы и минусы ламината. А после восторгались евро-окнами, наконец установленными у Лысого.

И всё это под музыку «унц-унц». Я – трафарет зануды. Наложите меня на этот благоустроенный, радужный мир «унц-унц». Промокните меня серой краской. Я динозавр на Северном полюсе, меня никогда не должно было быть здесь!

Ерунда какая-то. Это мои друзья. И Катька, едва их знавшая, была как золотая рыбка в воде. А тебе что не так, серое ископаемое? Древний инстинкт позвал в болото?

Чмяк, и мой башмак, продавив мох, черпанул болотной жижи образца лета 1994 года.

– А! Пограничник хренов! – выкрикнул я Лысому. Это была его идея сойти с трассы в сопки. Он заявил, что, как отслуживший на далёкой заставе, знает толк в подножном корме.

– Что-то ни одной кормушки под ногами так и не вижу, – возмутился я.

– Не неси ерунды, – сказал Лысый. – Два метра отошли.

– Да в натуре не вижу! А ещё тревожно мне. Свернули в царство карликовых берёзок. Звучит, как быстро прогрессирующая болезнь: карликовая берёзка. Пропащие места.

– Да тут полно признаков человека! – Лысый пнул пивную баклажку.

– Призраков тут полно, – сказал я и сплющил рифлёной подошвой банку «PEPSI». – Мы как сталкеры. И впереди – только мхи коварные.

– Как-то зловеще, – сказал Лысый. – Вот рассказать сказку: ступил молодец в лес еловый… И чё? Подумаешь. И совсем другое дело: ступил молодец во мхи пропащие…

– Вот именно, ступил молодец. Никогда умом не отличался.

– От кого?

– От канарейки своей.

– Той канарейкой его Любка-молочница наградила.

– На день здоровья, – сказал я, уклоняясь от ветки.

– О, здоровье поминается всем селом у молодца! Горькую хлебушком закусывают. Первый стакан всегда за упокой печени.

Мы отошли уже так, что дороги не было видно, но шли параллельно ей. То – прыгая с кочки на кочку, через мокрый как пропитанная губка мох, то – обходя заросли кустарника, поднявшись на возвышенность.

– В какую жопу ты меня затянул? – спросил я.

– В редкую. Тут светло и берёзками пахнет.

– Может, зубы тебе выбить? К потешным речам – потешная дикция.

– Да не парься. Я нас сюда затащил, я нас отсюда и вытащу.

– Однако уж полдня я сам себя тащу! – серчал я на Лысого. Сошли с трассы, я промочил одну из своих любимых ног. А ею ещё топать и топать. И вообще – это Лысый завёл меня туда.

Надежда на то, что, вернувшись на дорогу, нам удастся остановить попутку, у меня пропала. Семь часов мы протопали, и ни одна машина не стопорнулась на наши оживлённые, а после всё более вялые голосования. Как нас занесло туда? Да самым нелепым образом.

Поздним вечером мы с Лысым сидели у него дома, попивали пиво. Вдруг – телефонный звонок.

– Это ж безумие, меня сейчас тревожить, – сказал Лысый телефону, снял трубку и вдруг очень обрадовался. Это оказался – ой-ё! – армейский дружок. Буквально Братуха. Который вскорости будет проклят мной во мхах заполярных. Кстати, жил он в городе Заполярный.

Этот «ой-ё» позвал Лысого в гости. Н у, и меня заодно. Сказал, что денег у него полно, и главное тут – чтобы у нас хватило на дорогу туда. А там всё будет. Волшебная фраза. Редкий человек устоит. Потому как редко у кого всё есть.

С деньгами у нас был напряг, поэтому, когда пиво закончилось, в магазин мы не побежали. На билеты в одну сторону хватило бы. Лысый выделил мне диван, и я заночевал у него. Показалось – едва успел закрыть глаза, как друг уж затормошил меня за плечо.

– Оставьте меня, я живой, – пробурчал я, натягивая одеялко на голову.

– Ту-ту-ру-дуу! – притворился Лысый горнистом.

– Чего ты мне: ту? Чего: ру-дуу на ухо спящее?

– Просыпайся, ухо спящее, буди остальной организм. Пора собираться.

– Вот, ты, блин! Вот, ты, нафиг! Ну, нельзя ж так с божьей тварью обращаться. Вот так вот брать за плечо и тормошить, тормошить. Что я, тормашки какие-то?

– А как мне Вашу Милость будить прикажете-с?

О, тут я, прикрыв глаза на мечтательной физиономии, сказал:

– В полдень, под плеск шампанского, наливаемого в бокал грудастой горничной Луизой.

– А в шесть утра, под плеск «утки», меняемой грудастой санитаркой бабой Клавой, ты просыпаться не хочешь?

– Ну, вот, ты, блин. Ну, вот, ты, нафиг, – опять забурчал я и сел на диване. – Сколько сейчас времени-то?

– Полшестого.

– Типун тебе на язык! – простонал я и вновь упал на подушку.

– Да вставай же! Мы ж собирались к моему корешу.

– Мы… Какие вы быстрые.

– Кончай придуриваться, вставай. Я пошёл себе чай наливать.

– Вот мне нравится это «себе»! А как насчёт того, что мы в ответе за того, кого разбудили? – Оттягивал я момент расставания с удобным диванчиком.

Когда я со всклокоченными волосами зашёл на кухню, Лысый уж вовсю хлебал чаёк.

– Умылся б сходил, – хохотнул он и откусил полпеченюшки.

Я глянул на оставшиеся четыре печеньки и сказал:

– Сначала чай.

– Думаешь, все хотят тебя объесть?

– Нет, только ты.

Через полчаса мы уже отправились на вокзал. В голове шумело лёгкое похмелье. Я вообще сомневался, что хочу куда-то ехать. Но мозг отказывался в этом разбираться, позволив телу плыть по течению.

Не зная расписания, мы все же поспели вовремя. Кассирша сообщила Лысому, что наш автобус отправляется уже через пять минут. Денег оказалось как раз на два билета.

– Держись меня, братуха, и сказка станет былью, – сказал Лысый, подтолкнув меня плечом к выходу с автовокзала.

Как только автобус тронулся, я откинулся на спинку сидения, закрыв глаза. И дорога быстро убаюкала меня. Меня ожидал невиданный друг Ой-ё, и невиданные блага в невиданном городе.

Проснулся я с идиотской улыбкой. За плечо меня тормошил морпех, метра два ростом, в чёрном берете.

«Сколько ж можно меня сегодня тормошить?» – подумал я.

– Документы! – потребовал он.

«Ух, долговязый, а не пошёл-ка бы ты долговязить куда подальше».

Я посмотрел на Лысого. Тот тоже спросонья хлопал непонимающими глазами.

– Какие ещё документы? – спросил я.

– Пропуска, паспорта, – пояснил-поторопил морпех с повязкой «КПП» на руке.

– Нет у нас никаких пропусков. Чё за дела?! – возмутился Лысый.

– Пройдите на выход, – велел долговязый и повернулся к пассажирам напротив. Те показали на паспортах фото и прописку.