Эдуард Тополь - Россия в постели Страница 21

Во-первых, из-за жилищного кризиса свободных квартир в Москве практически нет, а во-вторых, чтобы снять квартиру или комнату, нужно иметь разрешение милиции. Но девочки, занимающиеся проституцией, не пойдут, конечно, в милицию за разрешением на аренду квартиры в центре Москвы…

Не менее сложное положение и у прибывшего в Москву командированного мужчины, потенциального клиента этих девочек. Чаще всего это провинциальный аппаратчик среднего ранга. Даже если ему удалось поселиться в отдельном номере, гостиничные правила запрещают приводить в номер гостей после 10–11 вечера. Контроль осуществляют специальные дежурные, которые сидят на каждом этаже в гостинице и записывают в особый журнал, что такой-то из такого-то номера привел с собой гостью во столько-то. И ровно в 9.55 вечера эта дежурная позвонит в номер и скажет: «Ваша гостья должна покинуть гостиницу ровно через пять минут!» Впрочем, получить отдельный номер в московской гостинице аппаратчику среднего ранга крайне трудно, и чаще всего он живет в так называемом общем номере – там подчас 10, а то и 15 коек в одной комнате. Значит, привести девочку к себе в номер командированный мужчина тоже не может. Но как же быть, если очень хочется?

Как говорят в России, голь на выдумку хитра. Проститутки объединяются с шоферами такси и работают, так сказать, «в тандеме». Она кадрит клиента в вестибюле гостиницы или возле нее, сажает его в такси, и шофер такси везет их за город и при появлении первого же московского лесочка сворачивает с шоссе на обочину, к лесной опушке. Здесь он останавливает машину и уходит на полчасика «цветы собирать». Девочка остается в машине или, если погода хорошая, стелет рядом с машиной одеяльце и обслуживает клиента на лоне чудной подмосковной природы и под тихий стук счетчика такси. За час такой работы такса проститутки – десять рублей, плюс клиент обязан оплатить все, что настучало на счетчике. Выручку проститутка и шофер чаще делят поровну…

Другая пикантная и столь же по-советски оригинальная разновидность проституции – это юные минетчицы в парке культуры и отдыха имени Горького, в парках «Сокольники», Бауманском… Каждый вечер в этих так называемых парках культуры и отдыха многолюдно лишь в двух «зонах активного отдыха» – в аллее, где режутся в «козла» пенсионеры-доминошники, и на танцплощадке. На танцплощадке – обнесенном высоким забором деревянном возвышении – каждый вечер гремит джазовая музыка, кто-то танцует, а кто-то, стоя в стороне, с независимым видом лузгает семечки и сплевывает шелуху на пол. Девочки – от двенадцатилетних прыщавых школьниц и старше. Мальчишки, шпана, полупьяные подростки лет по шестнадцать-восемнадцать. Мат, нередки драки и поножовщина.

И здесь же, за забором или даже на самой танцплощадке, прогуливаются с независимым видом все те же командированные или приехавшие из провинции туристы. Ведь каждый день в Москву приезжает почти два миллиона человек, из них 70–80 процентов – мужчины, и по вечерам они растекаются по местам увеселений, которых в Москве практически нет, и глаза их с жадным любопытством и провинциальным страхом смотрят на разбитных парковых девочек в коротеньких юбках, с сигаретой во рту. И хочется такому командированному московскую девочку трахнуть, столичную, и колется – и денег жалко, и главное боится триппер домой привезти. А природа бунтует тем временем в крови, природа, согретая двумя-тремя стаканами дешевого портвейна в кафе «Отдых», требует своего, вечного…

И вот тут выходит на такого провинциала существо абсолютно безопасное – тринадцатилетняя девочка с невинными глазами и пухлыми губками. И говорит прямо в лоб, без обиняков:

– Дядя, у тебя ширинка сейчас лопнет. Хочешь, пососу?

«Дядя» аж потеет от такого предложения, но детские глаза смотрят открыто и в упор, и ротик улыбается насмешливо:

– Пойдем за кустики, я тебя облегчу. А то у тебя сейчас яйца лопнут…

Послушный «дядя» изумленно идет за кустики, девочка становится перед ним на коленки, расстегивает своими ручонками пуговицы мужской ширинки и своим пухлым детским ртом приступает к делу. Ошалелые от этого детского «сервиса» провинциалы не выдерживают и тридцати секунд. А девочка, сплюнув сперму и утерев розовые губки, говорит, поднимаясь с колен:

– Троячок с тебя, дядя, трюльник.

Впрочем, минетят и дешевле – за пачку иностранных сигарет, за болгарские колготки, за жвачку, за карандаш для бровей, а то и просто даром. Как я уже писал, в нашу молодежную телевизионную редакцию регулярно поступали сведения о подростковой преступности, и так мы узнали о несовершеннолетних минетчицах в парке «Сокольники». Позже, когда их арестовала милиция, медицинская экспертиза установила, что все они – все сорок – девственны. Часть из них, уже как бы «неисправимо присосавшихся», отправили в подмосковную спецколонию для несовершеннолетних преступниц, и там они, конечно, завершают свое сексуальное образование в полном объеме, растлевая друг друга. А когда им удается ускользнуть от ленивых сторожей за пределы колонии, они тут же насилуют первого попавшегося на пути мужчину – валят на землю, связывают, обнажают пенис и возбуждают его, а затем обвязывают веревочкой у корня, чтобы не опал, и насилуют все по очереди до тех пор, пока сторожа и воспитатели колонии не загонят их назад, в колонию. Поэтому колхозники окружающих сел уже боятся приближаться к этой колонии на расстояние 5–6 километров…

Однако все разновидности советской проституции при всех их экзотических для иностранцев особенностях – все эти разновидности, на мой взгляд, есть лишь вариации самой древнейшей профессии в условиях развитого социализма.

Между тем социализм может похвастать созданием совершенно нового вида сексуального удовольствия, недоступного западной цивилизации ни за какие деньги. Секс в очередях – я могу поспорить на двадцать проституток против одной вокзальной шалавы, что на «загнивающем от разврата Западе» даже не подозревают об этом виде секса. Это изобретение чисто наше, советско-пролетарское. Потому что только в стране пролетарской диктатуры и советской власти и под мудрым руководством Коммунистической партии можно ежедневно на территории всей страны выстраивать весь народ в километровые очереди возле магазинов.

Тысячные очереди ежедневно выстраиваются прямо на Красной площади, в ГУМе – Главном универсальном магазине страны – за импортными кофточками и косметикой. Огромные очереди вырастают у мясных магазинов, едва появляются в продаже сосиски и мясо. А дальше, за пределами Москвы, – как поют в песне, «от Москвы до самых до окраин», – очереди стоят за всем – за маслом, за гречкой, за сахаром, за молоком, за луком. Мой дядя-пенсионер ежедневно встает в пять утра и идет занимать очередь во всех окрестных магазинах: в одном – за полкило масла, в другом – за картошкой, в третьем – за мясом и т. д. Его ладони всегда испещрены записями химическим карандашом – это цифры его номеров в этих очередях, они всегда трехзначные… Так вот, в этих стабильных многолетних очередях достигается такая плотность людей, такая тесная пролетарская сплоченность, что она родила этот новый вид сексуального удовольствия, точнее, новых сексуальных маньяков – «грельщиков». «Грельщики» – это мужчины, которые стоят в очередях не для того, чтобы купить импортную косметику или полкило мяса, а для того, чтобы как можно плотней прижаться к стоящей впереди женщине (или мужчине, это уже иная разновидность), упереться ей в зад своим напряженным под брюками пенисом и так греться и тереться часами, пока движется очередь. Кончилась одна очередь – пошел в другую, пристроился к другому заду и опять греется и трется в полное свое удовольствие совершенно бесплатно, как и полагается при социализме.

Теперь, когда я бегло рассказал о вкладе социализма в мировое развитие секса, вернемся к обычной проституции, которую, как оказалось, невозможно упразднить ни сталинским указом, ни принудительным повсеместным изучением «Морального кодекса строителя коммунизма».

Впервые я встретился с проститутками в городе Ленинграде, на Невском проспекте, в скверике у памятника русской императрице Екатерине Второй. Мне было неполных восемнадцать лет, я приехал в Ленинград и в первый же день пошел гулять по центральной улице города – Невскому проспекту. Был яркий солнечный день, десятки красивых девочек гуляли по проспекту, завихряясь в короткие очереди у кафе и ресторанов. Но я был по-студенчески беден и не мог пригласить ни одну из них ни в ресторан, ни в кафе, а потому, устав от бесперспективной прогулки, свернул в первый попавшийся скверик и сел на свободную скамью. Посреди сквера стоял высокий темно-зеленый памятник Екатерине Второй. Толстая похотливая баба с круглым порочным лицом и отвисшими медными щеками, знаменитая русская императрица, трахавшая своих офицеров, возвышалась над зеленью сквера, а под ней… Батюшки-светы! Только усевшись на скамью и опустив взгляд с русской императрицы на грешную землю, я увидел то, что поразило мое мальчишеское воображение.