Галина Маркус - Сказка со счастливым началом Страница 21

– Анька… Она до сих пор не объявилась. Жень, я не знаю, что делать…

И тут же совесть ухватила её за горло – на самом деле она почти не испытывала сейчас беспокойства за сестру, почти что забыла о ней. А ведь на этот раз всё очень серьёзно.

– Ну-ну, ты же сама говорила, что не в силах её контролировать. Не впервые, верно?

Верно-то верно, да вот только таких конфликтов между ними ещё не бывало. И кто знает, на что теперь способна взбалмошная девчонка?

– Не волнуйся, найдём, – он успокаивающе похлопал Соню по спине. – Как зовут её парня?

– Одного – Костик. Второго – Лёша… – тяжело вздохнула она.

– Не хило, – ухмыльнулся Женя. – Телефоны их есть?

– Костика где-то был… у мамы в мобильнике, только надо его зарядить. А Лёши – нет. Но он с ней в одном институте учился.

– Ладно, разберёмся.

– Ты голодный?

– Нет, перекусил на работе. Но… очень голодный.

Он пристально посмотрел на неё. Сердце у Сони упало, а Женя уже подхватил её на руки и отнёс в комнату, на диван… Она не знала, как реагировать. На лице ещё горели Димины поцелуи, она помнила ту дрожь, которую вызвали его прикосновения. И никакие другие не могли сейчас разбудить в ней ответные чувства. Всё в ней сопротивлялось и бунтовало против иных рук. Она едва сдерживалась от того, чтобы не оттолкнуть Женю, и в ужасе понимала, что нельзя обидеть его – он-то ни в чём не виноват.

Соня видела – Женя в недоумении, после той ночи он не станет довольствоваться её деревянной покорностью, ему нужно совсем иное.

– Не думай сейчас о проблемах, детка, – прошептал он, вконец измучившись. – Пожалуйста, расслабься, забудь… всё будет хорошо… мы её найдём.

Значит, вот как он понял? Соня обречённо закрыла глаза. А закрыв… немедленно представила себе, что это не Женя, что это не он так нежно целует её, а тот, другой… что это его рука, с длинными горячими пальцами, ласкает её тело. Она вцепилась ему в плечи и, не в силах сдержаться, застонала от страстного желания, волной нахлынувшего на неё, от боли едва возможного счастья. Ну и пусть… Пусть всё будет словно во сне… Всё равно это единственный выход, иначе она не сможет, не перенесёт, выдаст себя…

Всё произошло быстрее и ярче, чем в прошлый раз. Соня боялась открыть глаза, но Женя избавил её от необходимости что-либо говорить, он снова быстро ушёл, а, вернувшись, сел рядом на кровать, спиной к Соне.

– Хочешь… правду? – неожиданно сказал он, всё ещё не оборачиваясь, и сердце тревожно забилось у Сони в груди.

Она молчала, а он продолжал.

– Вот ты меня тут допрашивала… Красивая, мол, или нет. Ты не красивая – в прямом смысле слова. Но… ты задела меня. Есть в тебе что-то, что… Я о тебе думаю – понимаешь? А я о женщинах редко думал. Хотел, добивался, но не… Это что-то такое, чего я не понимаю. Чего нет в других. Многослойность, что ли. Или даже странность. Наверное, сразу в глаза не бросается. Но если зацепишься – не забудешь.

Он резко обернулся и пристально уставился на неё.

– Ты когда смотришь вот так… хочется взгляд отвести. А отведёшь – опять смотреть хочется. Ты спросила, хорошо ли мне с тобой… где уж там – хорошо. Разве как наркоману, которому нужна игла. Но без дозы уже не могу. Вот тебе правда.

Поражённая, Соня уставилась на него: она плохо себе представляла, что Женя может сказать ей нечто подобное. Даже когда два дня назад (неужели всего два дня?) она взывала к его откровенности, на такое и не рассчитывала. Это было всё равно, что открыть дверь в постоянно запертый чулан и обнаружить, что за ней не хозяйственное помещение с щётками и вёдрами, а просторный, широкий зал с высокими сводами и изысканной мебелью.

Она испугалась – а вдруг потребует ответной правды? Что она ему скажет? Сейчас она не сможет соврать. Это признание привело её в ужас, ей было куда легче знать, что он ничего к ней не испытывает. Соня попробовала отшутиться.

– Профинтерес к тайнам и ребусам, да? – сказала она, вымучивая улыбку.

– Нет, – не поддержал он шутливого тона. – Это то, чего я в себе боюсь. А ещё… когда долго не вижу тебя, места себе не нахожу.

– Мне казалось… но ведь ты сам не стремишься… то есть, иногда предпочитаешь остаться дома, отдохнуть… Почему же ты говоришь…

Не стоило ничего спрашивать, но любопытство взяло вверх – сделав открытие, Соня не могла не разобраться в нём до конца.

– Я специально старался приходить пореже, – он не сводил с неё глаз.

– Почему?

– По двум причинам. Во-первых, как и сказал, боялся, что ты притянешь меня… больше, чем надо. Во-вторых… когда понял, как ты мне нужна – гордость обуяла. Мне захотелось, чтобы и я стал тебе нужен. Чтобы не навязываться, чтоб ты хоть раз соскучилась и позвала сама. А ты… ты ни разу не позвала. Даже после той ночи. Когда ты была моей. Тот единственный раз. Позавчера.

– Я… я просто… ты же знаешь, смерть Мары… – залепетала Соня.

– Да, я тоже всё этим оправдывал.

– Но я ведь ничего не знала, я думала, ты тоже… то есть, я не это… я просто не задумывалась… Если бы ты сказал…

– Тогда – что? Ты испугалась бы, выскользнула. Мне казалось, это как-то меня защитит… Да и зачем тебя дёргать. Тебе же проще считать меня чёрствым мужланом с примитивными потребностями. Тебе нравится думать, что я… по расчёту. Какой там, к чертям, расчёт! Может, и нельзя было тебя выпускать… Проклятое самолюбие! Вот теперь сиди, кури…

– Женя, что… Что значит «выпускать»? Мы же с тобой собирались… Ты забыл? Или уже передумал?

– Нет. Не передумал. И никогда не передумаю. Но тебе пока не нужны мои… чувства. Я же всё вижу.

– Что – видишь?

– Что ты ещё не любишь меня. Было бы здорово, если и я бы так мог. Вот тебе комфорт и идиллия… полная. Но теперь я хочу другого. Того, что ты избегаешь. И не хочешь мне дать.

– Я… разве я не хочу? Разве ты не видишь, я же стараюсь… Ты очень, очень мне дорог, поверь мне, очень…

Соня произносила эти «очень», как заклинания, пытаясь вдолбить их в собственную башку.

– Вот это меня и тревожит. В последнее время ты так сильно стараешься…

– Ну и что? Почему тревожит?

– Как будто это последняя попытка… Как будто ты боишься – чего-то. Или кого-то.

Он сделал паузу и вдруг произнёс – резко, отрывисто:

– Сонь, у тебя появился другой?

Да, это был удар настоящего профессионала. Как, как он мог догадаться? Моментальный бросок, без подготовки – и она не успела выставить защиту, проконтролировать выражение лица.

Женя избавил её от ответа. Он встал, достал из лежащих на стуле брюк сигареты и зажигалку, и, как был, в одних трусах, отправился на балкон. А Соня, как побитая собака, выползла из кровати, накинула халат и ушла на кухню. Зажигать свет она не стала. Сквозь стекло ей была видна фигура Жени, справа, на балконе – его хорошо освещал уличный фонарь. Закалённый, Женя не боялся холода. Соня смотрела на его обнажённый мощный торс, наблюдала за уверенными, чёткими движениями руки, подносящей ко рту сигарету. Но он ссутулился, навис над перилами, и весь его облик выражал сейчас горечь, скупую мужскую боль, которой он ни с кем не собирался делиться, должен был пережить только сам, один.

Соня сжала кулаки, вонзив ногти в ладони – сейчас она ненавидела себя, не способную на благодарность, Диму, за то, что он всё испортил, и даже Женю – зачем ему понадобилось любить её? Вдруг она заметила, как Женя дёрнулся и всмотрелся в темноту на улице. Соня увидела, как напряглась его шея, как крепко вцепились в поручень руки. Сейчас он напоминал хищника, почуявшего добычу.

Соня тоже перевела взгляд вниз, и пульс у неё зашкалил. Она только теперь заметила другую фигуру – под окнами, почти напротив. Ошибиться было невозможно: возле скамейки на детской площадке стоял Дима. Должно быть, он только что сидел и вскочил. Он смотрел вверх – прямо на балкон, на Женю.

Сколько это длилось, сказать трудно – может, вечность, а может, лишь пару секунд. Они смотрели друг на друга, а Соня – на них. Первым не выдержал Дима. Она увидела или угадала, как он повёл головой – и в одно это движение вложил всё: враждебность, ненависть, оскорбление. Потом со всей силой стукнул ногой по скамейке, наверняка отшиб ногу, но словно не почувствовал боли. «Только не спи с ним… пожалуйста», – как будто услышала Соня. Ну и пусть, пусть… Так даже лучше! Пусть всё поймет и уйдёт. А что, что он поймёт? Ей хотелось распахнуть форточку и крикнуть в темноту: «Это неправда, неправда… я не с ним… я не была с ним сегодня!» Она чувствовала себя изменившей женой, застигнутой на месте преступления. Это было абсурдом, и это было истиной.

Тут Дима повернулся и медленно, опустив плечи, ушёл в темноту двора. А Соня почти бегом вернулась в комнату: нельзя допустить, чтобы Женя понял: она видела. Инстинктивно, словно заслоняясь от него, схватила Бориса и плюхнулась в кресло. Балконная дверь открылась, и Женя вернулся. Не зажигая свет, он присел перед Соней на корточки – прямо как Дима сегодня. Аккуратно вынул лиса из её рук.