Андрей Курков - Шенгенская история Страница 21

Да, она согласилась с его аргументом. Да и спором этот разговор нельзя было назвать. Так, поболтали да и только. Поболтали и замолчали. Каждый о своем замолчал. Он не знал, о чем задумалась Барбора. Барбора так и не узнала, что он вспомнил кусочек детства, странный и забавный кусочек – «голый пляж» в Паланге, заполненный голыми женщинами. И мама его – тогда еще молодая и тоже голая, водит его, трехлетнего голыша, за руку по желтому песку пляжа от одной подстилки к другой. И на каждой подстилке сидит хозяйка, а рядом с ней на той же подстилке или на расстеленной газетке или клеенке лежат товары: одежда, украшения из золота, кожаные перчатки красного цвета. Почему они так запомнились ему – красные кожаные перчатки? Этот пляж-базар, куда не могли попасть милиционеры, чтобы восприпятствовать «запрещенной и незаконной» торговле, запомнился Андрюсу в деталях и лицах. Никто туда не мог попасть в одежде – пляжные женщины-торговки сразу поднимали такой крик, что перепонки могли лопнуть. Ну а что может сделать голый милиционер на таком пляже-рынке, даже если у него в руках бумага и ручка для составления протоколов?! Ничего не может! Голые женщины непобедимы! Андрюс был там, на этом пляже, десятки раз, пока не вырос и пока мама не перестала брать его с собой. Почти все, что носила мама, покупалось там. Мерялось и покупалось. Мерялось все на пляже быстро и на голое тело. То справа вдруг на привычном фоне желтого песка и такого же цвета обнаженных женщин появлялась фигура в красном платье, то слева вдруг с трудом и с завидным упорством натягивались на толстые ноги джинсы и окрашивали мерявшую их женщину, точнее нижнюю ее половину, в синий цвет. Это был странный мир, к которому не подошла б никакая музыка. Только песочный шепот Балтийского моря. А вот ему мама там ничего не купила и, наверное, купить не могла – голые женщины продавали только женскую одежду и всякие женские побрякушки и аксессуары: сумки, платки, перчатки… Нет, кажется, там продавались и детские вещи, но только для девочек. И опять Андрюс вернулся мыслями к паре красных кожаных перчаток, лежавших прямо на песке рядом с коричневой сумочкой, украшенной большой металлической пряжкой-застежкой. Они – эти перчатки – так понравились маме! Она их меряла несколько раз. Спрашивала цену. Отходила в другой конец пляжа, заходила по щиколотку в прохладную балтийскую воду и снова вела его к толстой женщине с большой грудью и круглым добродушным лицом. Андрюс помнил, как мама снова и снова меряла перчатки и, надев их, шевелила пальчиками, поворачивая ладонь перед своим лицом то тыльной стороной, то внутренней. Она их меряла и вела разговор с голой торговкой. Разговор о совершенно посторонних вещах, о том, что не продавалось на пляже, – о вкусе местного молока, которое каждое утро приносила к деревянному домику их пансионата молодая краснощекая блондинка-крестьянка, о том, где можно найти янтарные бусы подешевле, о том, что путевки в пансионаты и дома отдыха Паланги скоро снова подорожают. Она их так и не купила, эти перчатки. Но намерялась их на пару лет вперед!

Андрюс прогулялся пару кварталов по бульвару Гарибальди назад в сторону бульвара де Гренель, потом вернулся к спуску со станции метро и повернул на рю Лекурб. Снова слева зеленая неоновая вывеска аптеки и зеленый крест, в центре которого мигало электронными точками точное время – 15 часов 40 минут.

Андрюс остановился под аптекой. Задумался. «Рынок на рю де Севр!» – опять вспомнил он слова Барборы.

Вернулся на рю де Севр. Прошел квартал до выходившей на улицу авеню, засаженной двумя рядами высоких деревьев. Тут не было никаких следов рынка. Хотя в этом месте можно было себе представить временные ряды торговцев зеленью, сыром, вином. Но ничего этого не было. Напротив авеню, под косым углом выходившей на рю де Севр, по другую сторону улицы стояли невысокие здания больничного квартала. Андрюс прошел дальше. Промелькнула табличка с номером дома – «136».

– О, так эта улица не из коротких, – понял Андрюс и хотел было уже зашагать по ней до самого ее начала, но тут взгляд его упал на коричневую хозяйственную сумку в руках у чернокожего парня, неспешно шедшего навстречу. Из сумки торчали загнутыми носками вверх ярко-желтые клоунские туфли огромного размера. Андрюс остановился. Парень прошел мимо походкой гуляющего по парку человека. Дошел до авеню и свернул на нее.

– Интересно, – прошептал Андрюс и отправился за ним следом. Дойдя до угла косой авеню, засаженной высокими деревьями, он чуть не столкнулся с этим же парнем нос к носу – тот как раз снова выходил на рю де Севр и шел теперь в обратном направлении. В джинсах и джинсовой куртке с поднятым воротником, в твидовой кепке, в белых кроссовках этот чернокожий парень меньше всего, казалось, подходил на роль клоуна. Но выглядывающее наружу содержимое сумки его выдавало. Теперь Андрюс разглядел там и скомканный или на скорую руку засунутый в сумку клоунский костюм из атласной ткани веселых, режущих глаз цветов: ярко-салатового, желтого и ярко-красного.

– Интересно, – прошептал Андрюс и, подождав, пока чернокожий парень пройдет метров десять, отправился такой же прогуливающейся походкой за ним. Парень остановился на углу у кафе с красным фасадом и замер, всматриваясь в арку, словно встроенную между двумя одинаковыми одноэтажными домиками старинной постройки.

– «Госпиталь Нектар», – прочитал Андрюс надпись вверху арки. Слева над входом висела большая буква «N». Из арки вышла, живо обсуждая что-то на ходу, группа молодых парней и девушек, наверное, студентов. За ними следом – пожилая женщина с заплаканным лицом и сложенным зонтиком в руке. Двое мужчин остановились на улице у арки, пожали друг другу руки. Один вошел, другой отправился в сторону метро.

Андрюс покосил взглядом на парня в джинсах и джинсовой куртке. Тот говорил по мобильному, не сводя глаз с арки-входа на территорию госпиталя. Закончив, спрятал телефон в карман куртки и, развернувшись, зашел в кафе.

Понаблюдав за аркою пару минут, Андрюс тоже нырнул в кафе. Остановился у барной стойки, заказал эспрессо. Дождался кофе и, усевшись на высокий табурет, полуобернулся и осмотрелся. Невзрачная обстановка, большой телемонитор на стене, на котором показывали без звука футбольный матч, все это никак не создавало ощущения уюта. Да и на телеэкран никто из посетителей не смотрел. «Джинсовый» чернокожий парень сидел с бокалом пива один за столиком. За другим столиком расположились двое белых, но смугловатых парней. У окна – женщина лет сорока с взъерошенной рыжей копной волос. На спинке стульчика рядом висела ее желтая куртка с белым воротником из искусственного меха. Андрюс представил ее в куртке и чуть не рассмеялся – такая получилась в его воображении картинка: рыжая копна волос, явно крашенных, маленькое личико, худенькое, словно сдутое, как сдутый шарик, и белый пух воротника.

В дверь кафе заглянул, а потом, обратив свое внимание на клиентов, и зашел высокий мужчина в коричневом пальто и коричневых брюках. В руке, в полупрозрачном пластиковом пакете – плюшевый мишка. Он бросил взгляд и на Андрюса и, как показалось Андрюсу, осмотрел его с ног до головы, после чего прошел в зал и подсел за столик к «джинсовому» парню. Они заговорили негромко, но даже если б они и говорили громче, Андрюс ничего бы не понял.

Бармен – мужчина лет пятидесяти с животиком, хорошо скрытым под мешковатым черным свитером, – подошел к ним. Но мужчина явно не собирался тут оставаться – он и присел прямо в пальто, даже не расстегнув его. Поднял взгляд на бармена и отрицательно мотнул головой.

Пока Андрюс проводил взглядом бармена обратно до стойки, мужчина в коричневом пальто уже пересел к рыжеволосой женщине. Он говорил, она кивала. Разговор длился не больше двух минут. После этого они вдвоем вышли: в его руке плюшевый мишка, в ее – синяя, плотно набитая спортивная сумка-«сосиска».

Странно, но белый воротник куртки все-таки не сделал эту женщину особенно смешной или нелепой. Андрюс бросил взгляд на «джинсового» – тот выглядел раздраженным. Сделал глоток пива, опустил взгляд на свою сумку, стоявшую на полу. Из сумки по-прежнему торчали клоунские аксессуары. Парень поднял ее и поставил прямо на сиденье соседнего стула.

«Чтобы было лучше видно!» – догадался Андрюс.

Он оставил на стойке один евро и десять центов и вышел на улицу. Увидел, как мужчина в коричневом пальто с плюшевым мишкой в пакете вместе с рыжеволосой женщиной заходят в арку больничного комплекса.

Андрюсу показалось, что он начинает понимать увиденное. Хотя «картинка» была еще не четкой, ей, как эпизоду, вырванному из фильма, не хватало субтитров или диалогов.

Он перебежал дорогу и тоже вошел в арку. Не прячась и уже не боясь быть замеченным, он зашагал за странной парой, выдерживая вежливую дистанцию.

Странная пара привела его к четырехэтажному зданию. Тут у входа он заметил две семьи с маленькими детьми и еще одного ребенка постарше – в инвалидной коляске. Рядом с коляской – хорошо одетая чернокожая женщина. Не мать, ведь ребенок был белым.