Лариса Теплякова - Ключи к чужим жизням Страница 21

Рисунки собрали, а девушек попросили немного подождать. Анна достала книгу, намереваясь почитать, но отвлеклась. С улицы в помещение стремительно вошел высокий, крупный молодой мужчина в очень элегантном импортном пальто. Он окинул присутствующих взглядом, чуть рассеянно, но приветливо улыбнулся и прошел вглубь офиса.

Минут через десять именно к Анне подошла та самая психологиня, чтобы уточнить фамилию. Ещё минут через пять Анну пригласили в кабинет руководителя. В рабочем кресле за столом сидел тот мужчина, уже без пальто, но в не менее элегантном костюме.

– Меня зовут Алексей Игоревич, – представился он.

– А вас как величать?

– Комарова Анна.

– Вот, психологи мне советуют отбирать сотрудников по новомодным тестам, а я в них мало что смыслю, – вдруг сознался он. – Нанял их, пусть почудят. Занятно ведь посмотреть. Сам я больше люблю просто побеседовать с глазу на глаз, по старинке. Расскажете мне, что окончили, где работали?

Он очень заинтересованно смотрел и непрестанно улыбался. Его широкая, открытая улыбка сразу понравилась Анне. Глаза Алексея Игоревича лучились теплотой и мальчишеским любопытством, а на лице играл безмятежный здоровый румянец. Анна в тот момент без всякого зеркала ощущала свою собственную розовощекость. Такая уж она была, кровь с молоком. Её первоначальное смущение улетучилось без следа. Анна ровным голосом рассказала свою недлинную историю и ответила на вопросы.

Прощаясь, Алексей Игоревич встал и протянул ей свою большую теплую ручищу. На безымянном пальце блеснуло тонкое обручальное кольцо.

«Хорошо быть женой такого человека» – мелькнуло тогда в голове Анны.

Через неделю ей позвонили и пригласили для оформления на работу. Анна со всей присущей ей старательностью приступила к обязанностям технического референта.

Дни в больнице тянулись унылой вереницей. Только вечерние посещения вносили некоторое разнообразие. Марьяне и Димочке неизменно приносили много фруктов, соков, выпечки, сладостей, но мальчик ел без аппетита и вообще был очень вялым. Марьяна часто раздавала гостинцы другим детишкам. Ей доставляло удовольствие смотреть, как они с живостью все уничтожают, словно на пикнике. Чуть окрепнув, дети галдели и носились по коридорам. Их особенно никто не урезонивал. Ведь эта их бойкость знаменовала собой здоровье.

Палатный врач назначил очередную изнурительную сдачу анализов. Дима весь день капризничал, а вечером долго и трудно засыпал. Самой Марьяне и вовсе не спалось. Возможно, сказывалась духота. Топили так щедро, что, казалось, можно жарить яичницу прямо на батарее. Все мамаши опасались простуд, и палаты проветривали неохотно.

Марьяна немного почитала книгу, сидя в пустынном холле. Сюжет не увлек, не потащил за собой. Вечер и вовсе приобрел монохромный оттенок тоскливости.

Марьяна затянула потуже поясок халатика и в задумчивости пошла по коридору. В отделении было удивительно тихо. Тускло горело ночное освещение. Только из-под двери ординаторской виднелась яркая световая полоса. Повинуясь какой-то мимолетной шальной мысли, Марьяна толкнула эту широкую дверь без вежливого предварительного стука.

В просторном кабинете за новеньким компьютером сидел дежурный врач. Он пристально посмотрел на Марьяну и участливо спросил:

– Что, не спится?

– Вот ни капельки, – певуче ответила Марьяна.

– Эх, а я бы поспал! Так устал сегодня! – признался он.

Димочку наблюдал совсем другой доктор, но за долгое время пребывания в больнице Марьяна приметила и этого. Он ей нравился, но она знала лишь его фамилию. Максимов. Фамилия как фамилия, ничего особенного, а вот сам доктор был мужчина интересный.

– Ничего не беспокоит, мамочка? – спросил Максимов, тыча одним пальцем в клавиатуру компьютера. Это занятие плохо ему давалось.

– Нет, не беспокоит.

– А то, может, валокординчику накапать. Или чего покрепче?

– А чего покрепче?

– Снотворного. А вы о чем подумали? – усмехнулся Максимов.

– Я и не успела ни о чем подумать.

– Присаживайтесь на диван, – по-хозяйски кивнул он Марьяне.

– Мы послушны докторам, – с улыбкой сказала Марьяна и присела немного бочком. – Что, печатаете?

– Да, вот пытаюсь освоить это чудо техники. Недавно нам установили.

– Я могла бы вам помочь, – предложила Марьяна.

– Да что вы? – ухмыльнулся Максимов. – Описания операций за меня составите?

– Нет, описания, конечно, не составлю. Могу только под вашу диктовку печатать.

Максимов оторвался от своей работы и бросил на Марьяну усталый взор. Марьяна тоже подняла свои пушистые ресницы, и смело посмотрела на него. Взгляды их встретились. Доктор увидел лицо Марьяны, обрамленное завитками белокурых курчавых волос с отдельными прядями более темного, золотистого цвета. Он вспомнил, что недавно именно ей смотрел вслед, когда она мелкими шажочками семенила по длинному коридору. Тогда его внимание поразила её удивительно тонкая талия и неожиданная роскошь широких женственных бедер, но он не видел её лица. Теперь, поздним вечером в ординаторской, его ошеломил неутоленный блеск её светло-голубых глаз.

Максимов быстро вышел из-за стола и подсел к Марьяне.

– Так, может, чайку? – неуверенно раздался в тишине его голос.

– Нет, не стоит, – мягко сказала Марьяна и медленно провела пальцами по его руке.

Максимов обхватил лицо Марьяны обеими руками и жадно приник к её губам. Дальше все между ними происходило так слаженно, словно они были давно знакомы и не раз уже предавались спонтанному сексу. Диван в ординаторской порадовал своей обширностью и мягкостью, избавляя новоявленных любовников от замешательства и неудобства. Марьяна уверенно дарила свое тело Максимову, а он наслаждался созерцанием линий её фигуры, обворожительных бедер и прелестных полусфер нежных ягодиц.

В этот декабрьский вечер Марьяна испытала острое ощущение физического счастья. Через час она спокойно поднялась, оправилась и мило улыбнулась Максимову, словно давая ему понять, что между ними не случилось ничего постыдного и порочного.

– Как вас… тебя зовут? – хрипло спросил он.

– Марьяна.

– Красивое имя, – отметил он. – А я Владимир.

– Благородное мужское имя. Будем знакомы, – сказала Марьяна. – Я пойду.

У выхода она остановилась и лукаво добавила:

– А дверь-то была незапертой.

– Черт! – весело выскочило у Владимира.

– Я пошла. Всего хорошего. Не забудьте выключить компьютер.

Марьяна вернулась в палату с легким сердцем. В эту ночь она безмятежно уснула.

Виктору не спалось. Ему не хватало Марьяны. Он бывал у неё и сына в больнице почти каждый день, но дома тосковал по её податливому, любимому телу и ласковому шепоту. Дело заключалось даже не в сексе, вернее, не только в нем. Виктор так сроднился с женой, так привык к ее плавным движениям и певучему голосу, что каждый день без неё лишался для него тихой житейской прелести. Только рядом с Марьяной он засыпал без терзаний. Лежа в одиночестве, он ловил себя на том, что страшится своих навязчивых, кошмарных снов. Стоило ему немного забыться, как из глубин подсознания всплывали тяготящие воспоминания об Афганистане. Мозг возбуждался, будто в нем проплывали ужасающие кадры военной кинохроники. И раньше порой случалось, что из его горла вырывался вопль, больше похожий на исступленный рык, а тело становилось горячим и покрывалось испариной. Тогда Марьяна гладила его в темноте, баюкала, как ребенка. Именно такой простой женской лаской не однажды излечивала она его.

Нет, Виктор никогда не был трусом. Но разве не противоестественно, когда тебе только исполнилось девятнадцать лет, и каждая твоя клеточка стремится жить и любить, столкнуться лицом к лицу с жестокой бессмыслицей смерти? Вчера мать кормила тебя оладьями и подавала чистую рубашку, а сегодня ты заброшен на чужбину, дышишь гарью, глотаешь песок и собственный соленый пот. Тебе дали в руки автомат и приказали стрелять. Вначале тебя мутит и тошнит, но вскоре ты понимаешь, что все же лучше стрелять, пока не убили тебя самого. И ты бежишь по афганской деревне и палишь, палишь… Из горла бесконтрольно рвется наружу крик. Ты кричишь, значит, ты жив. Вот потому-то он иногда орал по ночам, чтоб ощутить, что жив.

Виктор вернулся домой с незначительными ранениями и искренне считал себя счастливчиком. Многие ребята остались инвалидами или вовсе сложили свои молодые головы! А он, Виктор, целехонек, женат на самой замечательной женщине на свете и имеет сынишку. Конечно, ему иногда докучают эти ночные кошмары, но чем больше двигаешься и что-то делаешь днем, тем крепче и спокойнее спится. Виктор не любил сидеть без дела и не выносил сиротливой тишины. Ему нравилась веселая возня с сыном, громкая трескотня телевизора, щебетанье тещи, разглагольствования умного Сержика. Он знал, что они считают его простаком, не способным разбираться в некоторых тонкостях. Ну и что, он на них не в обиде. Виктор, в свою очередь, полагал чудаком Сержика, который на ползарплаты выписывал толстые журналы. Каждому – свое. Его все устраивало, ему всего хватало, лишь бы Марьяна была довольна. Только это его и заботило.