Ирина Щеглова - Йоха Страница 21

Ночью шалели у костра, глядя в бездонное ночное небо, обрушившее на их головы чашу звезд. Тихо пели.

Отличились девчонки: храпели так, что никто не смог уснуть, даже те, кого отселили в специальную «храпящую» палатку.

День второй.

После завтрака и зарядки возились в реке. Йоха объявил, что он будет учить всех самообороне. Его быстро забили, и лидером по самообороне неожиданно стал Юрка. Девчонки визжали и брызгались водой, Юрка требовал, чтобы они на нем отрабатывали болевые приемы. Влада валялась на песке и снисходительно поглядывала в сторону дерущихся.

– Иди к нам, – орал Юрка, – это серьезно!

– А по яйцам? – лениво спросила Влада, и Юрка заткнулся.

Андрей уныло блуждал по берегу и вечером неожиданно заявил, что уедет. Причины не смогли добиться.

АНДРЕЙ

«Не! Уеду я. На хрен мне это надо? Ребенок неизвестно где. Болеет… Заберу у бабки и домой.

Йоха, козел, права качает! Зачем он так, при всех?

Все! Уеду завтра же! Пусть думают, что хотят…

Не могу, не могу я на это смотреть! Это решенный вопрос, у нас с ней нет ничего общего… Могла бы потерпеть, пока лагерь…

Ах я – дурень, дурень! Ничего, ничего, заберу Сашку, поедем домой… Не судьба… Пусть обижаются! А я не могу, не могу и все!

Зачем же так? Ведь я здесь, нехорошо. Кем она меня представляет?

Уеду. Кончено. Точка!

Не могу я на это смотреть, не хочу.

А они поймут, потом…

– Андрей, ты струсил? – спрашивает Влада.

– Нет, с чего ты взяла? Просто, так вышло… Я должен уехать. Но я вернусь, потом…

– Когда?

– Через два дня. Или, потом…

– Ты обиделся?

– Да нет же! Просто, так не делают!..

О ком он говорит? О Йохе? Нет, скорее о своей жене – Ирине.

День третий.

Утром уехали Матроскин и Влада.

Мужики стрельнули у соседей лодку и смотались к роднику. Наташка фактически подчинила себе лагерь и теперь, вместо зарядки, вовсю проводила театральные тренинги.

Жена Матроскина – Ирина отправилась ловить рыбу на всю ночь, но не одна, а с Витькой…

ИРИНА

Ранний брак и материнство утомили ее. Андрей уходил все дальше. Когда-то она закрывала на это глаза, но молодость взяла свое; Ирке хотелось жить сегодня и сейчас, а ее муж в созданную ею картинку мира не вписывался. Любовь, как оказалось, прошла. А может, ее и не было? Прошли долгие месяцы ожидания, скуки и одиночества, прежде чем Ирка поняла несостоятельность Андрея как мужа. Теперь она демонстрировала себе и окружающим свою независимоть от бывшего некогда родным человека.

День четвертый.

Готовились к приезду гостей. Гости явились поздно вечером, а привезла их Влада стопом из Бутурлиновки в Павловск. Гости немного поплутали по лесу, были поедены комарами, но в общем остались вполне довольны. Гостей было трое: Мишка – брат Андрея, его девушка (– (Света и Петрович – Бутурлиновский Рембо, известный тем, что ушел из тюрьмы по канализации. Все трое были начинающими христианами, пели в церковном хоре и постились. В лагере объявили себя буржуями, в общих делах не участвовали, но по ночам с ними удивительно интересно беседовалось.

ВЛАДА

Она завалилась в маленькую палатку, прямо на продукты, и тихонько, по-бабьи завыла: «Йоха, Йоха! Я устала бороться за тебя! Что же ты делаешь со мной!..»

Кто-то тронул ее за ногу.

– Я сейчас приду, – откликнулась она, подавив слезы.

– Ты что там делаешь?

– Ничего. Я иду!

Она лежит так еще несколько минут, глотает слезы, собирает в кулак волю.

«Нужно идти. Начнут искать, будут выспрашивать..» – Она тяжело выбирается из своего убежища, вытирает лицо и бредет к костру.

Неожиданно ее ловит за руку Йоха. Она натыкается на него в темноте.

Давай целоваться! – шепчет он, сграбастывает ее в охапку и впивается губами в ее губы.

«Ишь, как возбужден!» – с ехидством думает она, – «Как надоело! Блеф! Все блеф – от начала, до конца!» – Она отстраняется от него и подходит к костру.

– Ты завтра уедешь? – догнав ее, спрашивает Йоха, то ли с надеждой, то ли просто так…

– Не знаю, – бросает она.

Исповедь:

– Зачем ты живешь?

– А что, нельзя?

Вопросы.

– Что для тебя «Авось»?

– Возможность не врать!

День пятый.

Объявлен был днем любви и дружбы. Комиссарили Наташка с Владой. С утра моросил мелкий дождик, и никто не хотел вылезать из палаток. Каждому были вручены маленькие записочки с признанием в любви, и лагерь проснулся с улыбкой. После завтрака Йоха с Наташкой пошли в город встречать еще одного гостя – Федора.

Когда ребята привели Федора, Ирина накрасилась, остальные тоже проявили к нему повышенное внимание. Вот так действительно – день любви!

Писали стихи и оды и посвящали их друг другу.

ФЕДОР

«Ничего себе, ребятки!.. Хотя я всегда считал, что в провинции залежи талантов и красивых женщин… Интересно, красивая женщина – тоже талант? Или только умная?

Старый я стал, что ли? Стыдно, хотел спеть песню, забыл… Стесняюсь? Странно…

Эк, Наташка всех заморочила!

Поговорить бы с каждым: вот с Йохой, например.

Это кто? Его женщина? Ну-ну…

О чем это я?

Зачем я ехал? К Наташке, определенно к Наташке! Теперь это не важно… Хотя жаль. Жаль…

Надо бы поближе пообщаться с этой, как ее, ну с женой Андрея. Я ей понравился, по-моему; ишь, как кокетничает!

Да, давно у меня женщины не было. Эдак можно и… Нет, не до того. Хотя, почему, собственно? Жизнь продолжается. Ну не судьба с Наташкой, тяжеловато для меня. Какой, к черту, тяжеловато! Я еще им всем сто очков вперед дам! И стихи нужно свои почитать. Да, непременно!

У меня обеих жен Ирками зовут… Вот, судьба…

День шестой.

Андрей вернулся, и не один, а с Хантером, еще одна Бутурлиновская знаменитость: плотник, поэт, музыкант, ну и алкоголик, конечно.

Весь день был посвящен изучению монастыря в меловой горе. Монастырь начала копать еще в 17 веке монашка, видимо хотела уединения. За ней пришли другие. И скоро вся внутренность горы была прорыта ходами. Монастырь был защитой от монгольских кочевников, служил прибежищем разбойников, которые натягивали через реку канат с колоколом, и, когда проходили купеческие ладьи, колокол звучал, давая знать разбойникам, что пришла добыча. Потом разбойников выкурили, и до самой Октябрьской революции в горе был известнейший монастырь, куда стекались богомольцы со всей России. Большевики разогнали монахов, разрушили часовню и церковь на горе, засыпали подземный ход, что шел под дном Дона на другой берег. Но и в наши дни в закопченных многочисленными факелами сводах угадывается удивительная работа монахов: строителей и резчиков по камню. До сих пор сохранился главный внутренний купол и кельи, колонны и ниши, где некогда стояли образа и иконы. Акустика в горе такая, что голосовое пение может ввести в транс даже самого ярого атеиста. Воздух всегда свежий, древние строители предусмотрели все, вентиляция прекрасная, несмотря на все, что пережил храм. Сейчас туда водят экскурсии, и наверняка храм будет реставрирован.

Вечером, под впечатлением от прожитого и увиденного, народ писал «диссертации». Защитились все, кроме Йохи.

День седьмой.

Решили продолжить лазать по горе. Наташка повисла в осыпях, и ее снимали всем лагерем. Утопили два топора, ведро, веревку; нож потеряли. Но все остались живы.

Соседская лодка почти прописалась в лагере. Неугомонная Наташка, влюбившая в себя всю мужскую часть лагеря, узурпировала чужое плавсредство и уплыла на нем вверх по течению Дона, гребцы очень старались…

НАТАША

Уау! Какие все чипастые! Как я вас всех люблю! Просто весь мир готова расцеловать, до чего я вас люблю!

Господи! Как я благодарна тебе за то, ты нас всех здесь собрал!

Какие глаза у этого Сеньки! Это же чудо, какие у него глаза! Все, я влюбилась!

Юрк, отстань от меня! Ты меня достал уже! Ведешь себя, как ребенок…

Боже мой, это же самородок! Это просто… Чудо какое-то! Таких не бывает!

Но он совсем не обращает на меня внимания. Все обращают, а он – нет. Даже Йоха! Вон, довел Владу до белого каления… Нет, Йоху я не хочу. Я хочу Сеньку…

Стой, Наташенька, ты же знаешь, чем все это кончается!

Нет, это другое!

Хорошо, что мужиков больше. Баб не люблю!

Наташенька, остановись!

Почему? Я так хочу!

Пропал Сенька…

Юрка скис и заболел. Он лежал целыми днями в палатке и чувствовал себя чужим и одиноким. Влада бегала к нему, носила еду и пичкала таблетками из предусмотрительно прихваченной аптечки.

День восьмой.

Стали потихоньку разъезжаться. От грусти играли в молчанку и объяснялись жестами.

Федор прослезился.

На ночь никто не уходил в палатки.

Наташка и Сенька спали у костра в одном спальнике.

СЕНЬКА

«Ты мое лесное облачко…»

Нет больше никого и ничего. Свет закрыт одним образом, одним именем. И весь мир живет и дышит этим, и он – Сенька, вместе со всем миром.