Алёна Жукова - Тайный знак Страница 22

Впереди предстоял ответственный год – Миша пойдет в школу. Приступы ярости и сквернословия у него почти прошли, он рос бойким и сообразительным парнем, с феноменальной памятью и восприимчивостью к наукам. Слета его стали готовить к школе: купили новую школьную форму с белым пикейным воротничком, клеенчатый портфель, чернильницу-непроливашку, ручку-вставочку, перышки к ней и тетрадки в косую линейку. Настя очень боялась, что дети станут дразнить сына из-за шрамов, но тот с первых дней школьного года в обиду себя не давал, хотя и приходил домой с шишками и синяками. Учился легко, уроки делал моментально и тут же убегал во двор играть с ребятами в футбол. Насте разрешили вернуться на работу в музей. Она с головой ушла в изучение истории письменности и собиралась защищать диссертацию. Все для того, чтобы постепенно, шаг за шагом, расшифровывать язык древней книги.

Расшифровка шла тяжело. Она вела дневник, куда записывала свои маленькие открытия, составляя ряды частотности употребления тех или иных знаков в книге, но по-прежнему не могла прочесть ни слова. Настю мучила совесть, что она из-за своего эгоизма, трусости и тщеславия ставит препоны полноценному научному исследованию. Но желание передать книгу в музей для продолжения работы в команде с историками и лингвистами отпало после очередного необъяснимого события. В тот день, когда она твердо решила, что не имеет больше права скрывать историческую ценность, что бессильна перед таинственным текстом, начались мелкие странности, которые переросли в большие проблемы.

Утром, перед уходом на работу, сняв с шеи стило и заложив его в корешок, пошла за бумагой, чтобы обернуть книгу. Вернувшись, обнаружила, что книга пропала со стола. В доме находилась только Серафима. Мишка, «заклятый враг» книги, был в школе. Настя спросила Серафиму, не она ли, часом, ее куда переложила, но та лишь пожала плечами. Настя обыскалась, заглядывая под стол, стулья, под конец даже под диван полезла – и там пусто. Обычно книга хранилась в сейфе, и Настя вынимала ее только тогда, когда сын уходил в школу или крепко спал. Сейф был пуст. Не веря своим глазам, чувствуя, что не может найти объяснения пропаже, она обессиленно опустилась на пол. Вдруг хлопнула входная дверь.

– Серафима! – крикнула Настя. – Ты ушла?

– Кудыть ушла? У меня котлетки жарятся, как я могу отойтить! – Серафима, обтирая о фартук мокрые руки, появилась перед глазами.

– А кто дверью хлопнул входной?

– Так это Мишаня, как ураган пронесси, котлетку цапнул. У них учительница заболела, урок отменили, вот он домой и сбегал подкрепиться. А тебе что, и слова не сказал? Вот негодник!

– Серафима! Это он книгу взял. Господи, надо бежать за ним.

– Погоди бежать, пустой уходил. Сама видела. Портфельчика даже не было.

– Мог под одеждой спрятать.

– Да как он спрячет? Ее и поднять-то тяжело. Может, к себе в комнату утащил?

Они перерыли все ящики и шкаф в Мишиной комнате. Пусто. Пока искали, в дверь позвонили. На пороге стоял участковый и крепко держал упирающегося Мишку.

– Это ваш? – грозно спросил милиционер.

– Наш, – хором ответили женщины.

– Вот, пытался перебежать улицу в неположенном месте, создал аварийную ситуацию. Если бы не это, – милиционер протянул Насте тяжелый портфель, – был бы сбит проезжающим транспортом. Водитель затормозил, говорит, сам не понимает как. Машина словно об стену ударилась, когда под колеса портфель попал. Ваш сын бросил его на дорогу – и бежать. Считайте, чудом спасся. Теперь я должен оформить протокол и провести воспитательную работу с родителями. Учить надо детей улицу переходить.

Миша стоял, не поднимая глаз. Серафима утерла набежавшие слезы, а Настя изменилась в лице. Она поблагодарила милиционера и пообещала вместе с мужем и сыном зайти в отделение милиции для беседы.

Когда за участковым захлопнулась дверь, Настя открыла портфель. В нем лежала книга. Серафима ойкнула:

– А как же это объяснить? Он же без портфеля был?

Настя крепко тряхнула за плечи Мишку и посмотрела в зареванные глаза:

– Ты украл книгу! Зачем? Что удумал на этот раз? Ты специально оставил портфель за порогом, так? Чтобы мы не заметили, как книгу уносишь?

Миша громко заревел и, заикаясь, стал оправдываться:

– Я просто ребятам хотел показать, что тут такого? Я им сказал, что книга не горит, а они не верят.

Настя сглотнула:

– Ты хотел им доказать, что она не горит? А для этого собирался еще раз ее поджечь, так?

– Так она ж не горит!

– Запомни: никогда никакие книги нельзя сжигать. Так поступали только фашисты. И не смей брать чужое. Это моя книга, МОЯ. И будь любезен с этим считаться, иначе ты – вор. А теперь ты понял, что книга тебя спасла? Если бы не она, тебя бы уже не было.

Настя ничего не рассказала мужу, но решила, что теперь точно книгу не отдаст в чужие руки. Она не могла сформулировать «по науке» какую-то внятную материалистическую теорию, но могла поспорить, что книга мстит тем, кто на нее посягает. Семен захотел отнять ее – и погиб. Мишка, задумав книгу сжечь, – сам чуть не сгорел. Если бы не бросил портфель с книгой на дорогу, угодил бы под колеса. Настя все яснее осознавала, что книга вовсе не зло, а живой организм, борющийся за свою безопасность.

Михаил-старший давно потерял интерес к разгадке тайны и намекал, что с радостью закопал бы книгу поглубже. Не нравилось ему то, что Настя вечерами погружается в ее изучение, как в омут. Сидит, склонившись над страницами, с безумными глазами. Не мог он принять и того, что из-за «чертовой книги» Мишка весь в шрамах, но Настя теперь знала наверняка: шрамы – ерунда, книга от большего зла отвратила, сын остался живым, вот что главное. Однако она согласилась, что в доме держать книгу не стоит, в этом Михаил прав. Лучше всего устроить тайник под елкой и самой на дачу почаще наведываться. Вот и будет спокойнее двум Михаилам. Кстати, надо бы съездить, пока погода стоит хорошая, соседей пригласить по грибы, а потом на пироги с яблоками.

Сестры Прокофьевы и дед Егор с радостью откликнулись на предложение. Они приехали электричкой и сразу пошли в лес, а когда вернулись, пили чай с клубничным вареньем в компании с няней Серафимой. Во время чаепития одна из Прокофьевых подмигнула Насте и заговорщически прошептала:

– Ну что, девка, заждалась свою подружку? Тут от нее опять тебе письмецо, надеется, что скоро выпустят.

Но этим надеждам не суждено было сбыться до самой смерти вождя. Зато, когда Татьяна вернулась, казалось, пол-Москвы встречает ее цветами. Ее тут же вернули и на сцену, и на экраны. Того, кто упек в лагеря, давно расстреляли по доносу, а ей за главную роль в нашумевшем фильме присвоили звание народной и выдали ордер на квартиру в сталинской высотке.

Настю и Михаила Карпинская считала самыми близкими друзьями. Приглашала их на все премьеры, а на «Бесприданницу», где Татьяна играла Ларису, и на ее Катерину в «Грозе» они ходили по многу раз.

Накануне Нового года Татьяна объявила, что после спектакля все едут к ней отмечать новоселье. И она приготовила еще один сюрприз.

– Знакомьтесь, это мой муж Котя. – Татьяна потянула за руку хорошенького юношу, который был намного моложе и смотрел на нее по-собачьи преданно. – Котечка, не отпускай их никуда! – крикнула она, ныряя в гримерку. – Нет, Настя, ты со мной, пусть мужики на улице ждут, мне надо с тобой поговорить… Ну, как он тебе? – спросила Карпинская, как только закрылась дверь.

– Кто?

– Ну, Котя же? Только не говори, что молоденький очень, это и так понятно, но ведь красавец и умница большой. А любит как, с ума сойти можно. Осуждаешь?

– Танюшка, даже в голову не пришло. Ты-то любишь? Сама-то счастлива?

– Как никогда!

– Вот и замечательно. Радуйся, люби. Ты это выстрадала и заслужила.

– Ой, Настька, я так счастлива, что вы у меня есть. А ведь если б не лагерь, может, никогда бы и не встретились.

– Хорошее место для знакомства, ничего не скажешь. А помнишь, как ты в лагере спектакль ставила, как на охранников орала, когда слова путали? Я так боялась, что они тебя ударят.

– А я нет. Я тогда научилась страху в глаза смотреть не моргая. Слушай, все хотела тебе сказать, что твой Михаил просто шикарный мужик. Ему бы фрак пошел. Абсолютно чеховский персонаж. Порода в нем, выправка. Кто его родители?

Настя решила, что не стоит открывать их тайну даже близкой подруге:

– Да так, из мещан. Он на «Балтфлоте» служил, потом инженерный факультет закончил. А чем твой Костя занимается?

– В министерстве работает, что-то там насчет леса.

Татьяна снимала грим и без умолку говорила о Коте. Настя слушала и не перебивала, понимая, что Таня по уши влюблена и предмет разговора теперь у нее один.

– Знаешь, у Костика в жизни все всегда складывалось удачно. Он «золотой мальчик». То есть иногда случались мелкие неприятности, но мелкие. Родители работали во Внешторге, рос на Арбате, в отдельной квартире, ездил во Дворец пионеров, в числе правильных мальчиков и девочек из правильных семей отдыхал в Артеке. И школа у него была правильная, с углубленным изучением иностранных языков, и одежду покупали ему не фабрики «Мосшвея», и обувь не «скороходовскую» носил. Родители ездили по заграницам, и дома было все, что только можно пожелать. Говорит, что его не баловали и он даже сам в институт поступил, без всякого блата. Теперь, к своим двадцати пяти, имеет полный джентльменский набор: диплом торгового вуза, свободный английский и работу в том же самом мамином-папином ведомстве, в отделе лесоторговли. Ему даже невесту подыскали: барышню из приличной семьи, только что окончила медицинский институт. Свой доктор в семье – это ведь тоже правильно. А тут у нас премьера в Доме кино. Я на сцене в роскошном платье, ну, сама понимаешь… Бедный мальчик… он пришел на премьеру женихом, а вышел из зала влюбленным в другую. Я тогда укатила домой, сбежав с банкета, а Костик развил бурную деятельность и узнал, где я живу. Квартиру я только-только получила. Как уж он подлез к нашей вахтерше, чем ее охмурил, не знаю, только она ему выдала и номер квартиры и то, что получила я ее от правительства в качестве извинения. Когда я открыла дверь, передо мной стоял запыхавшийся юноша, который взбежал на восьмой этаж, не дождавшись лифта. Смешно, правда? Он просто ел меня глазами. Я говорю: воды выпей и сядь, не то упадешь здесь, что я с тобой делать буду? И цветы отдай, чего мнешь их, они не виноваты. Зачем пожаловал? А он мямлит что-то вроде: «Я на премьере был. Вы… вы такая, такая…» Хорошо, говорю. Любовь, значит? У меня гости скоро, что с любовью делать будем? Звать-то как? А он, представляешь, малиновый весь и по-детски так: «Котя. Ой, Костя». Так и остался этот котенок у меня, с того дня не расстаемся. И так с ним сладко, так спокойно! Знаешь, хозяйственным оказался, со вкусом. Мою квартиру в такой музей превратил, закачаешься. Сейчас сама увидишь.