Елизавета Дворецкая - Орел и Дракон Страница 22

– Ты предлагаешь их вернуть?

– Подумай своей упрямой головой. – Рери с презрением посмотрел на выбритую макушку монаха, к нелепому виду которой никак не мог привыкнуть. – Если ваши сокровища останутся у Хёгни и Оттара, то вы их не увидите больше никогда. А если они попадут ко мне, то я обещаю их вернуть тебе. Ну, может, не все, потому что я не могу решать за всю дружину, люди должны получить свое вознаграждение. Но хотя бы часть ты получишь. Это достаточная плата за то, чтобы пройти четыре «роздыха»?

Брат Хериберт задумался; Рери молча ждал.

– Я соглашусь помочь тебе, но при одном условии, – начал он. Рери продолжал молча ждать. – Ты вернешь мне самые драгоценные сокровища – моих братьев из нашей обители. Восемь добрых братьев святого Бенедикта из Сен-Валери да двадцать братьев из Сен-Рикье во главе с аббатом попали в плен, и им грозит пережить все те же невзгоды, что выпали на мою долю, если не худшие. Верни им свободу, чтобы они продолжали славить Господа в наших святых местах, где молитвы к престолу Его возносятся уже более двухсот лет, и не пересох бы источник духовной влаги…

– Ты хочешь получить назад своих людей? – уточнил Рери, поняв, что главное сказано и дальше начинаются «стихи», как называл Орм малопонятные речи монаха.

– Ты понял меня.

– Ты их получишь. Доволен?

– Выбирая между спасением собак и детей, надлежит выбирать детей. Впрочем… – Хериберт вдруг смутился, осененный новой мыслью. – Добрые христиане, убитые язычниками, припадут к престолу Господа, Отца нашего. Но язычники, погибшие во мраке, обречены лишиться спасения навеки. Быть может, они могли бы принять в сердца свои слово Божие…

– Духовный источник пересохнет! – напомнил Рери, уже теряющий последние остатки терпения. – Ты сказал, что согласен.

– Я согласен. Но я прошу тебя, Хрёрек, еще об одном одолжении. Пока я остаюсь с тобой и твоими людьми, позволь мне нести им слово Божие. Я сейчас подумал, что, возможно, Господь, столь упорно сводя меня с воинственными язычниками, желает, чтобы я просветил их жестокие сердца и смягчил их учением любви к ближнему…

– Неси, неси, – позволил Рери. – Но сначала отнеси мои слова Харальду и Вемунду, это будет для меня не менее ценно.

– Это только ты так думаешь. Но я не теряю надежды. В душе твоей есть искра, Хрёрек, она не окончательно огрубела среди ваших жестоких заблуждений. Ты доступен голосу милосердия и сердечного участия, и я верю, что со временем проникнет в нее образ Христа, который есть Слово, Мудрость, Свет…

– Смотри на людях обо мне такого не скажи! – предостерег Рери, уже почти привыкший к чудачествам Хериберта и не принимавший их близко к сердцу. – А то еще уважать перестанут из-за твоих глупостей. Вот тебе, – он стянул с пальца серебряный перстень, который ему на прощание подарила Хильда, и сунул в руку Хериберту. У Харальда имеется точно такой же, поэтому сомнений не возникнет. – Покажешь нашим. А теперь извини, мне придется обойтись с тобой грубо. Иначе они могут и тебя не выпустить.

С этими словами он схватил монаха за шиворот и что было силы толкнул.

– Достал ты меня своей болтовней! – заорал он так, что все вокруг обернулись и норвежцы от своих костров повернули к ним головы. – Ни днем ни ночью покоя нет! Нам завтра биться, а он гундит и гундит! Проваливай, пока цел, а то голову оторву!

Почти пинками он вытолкал монаха за линию норвежских костров и спровадил в темноту, ругаясь всеми словами, которые знал. Норвежцы смеялись, глядя на это, а Рери выразительно отряхнул руки и пошел прочь.

– Жалко сталь об него портить… – бормотал он по дороге. – Достал со своим милосердным богом! Слово он, Мудрость и Свет! Будто мы за богом сюда пришли, своих дома осталось мало!

– Правильно, туда ему и дорога, – даже сказал кто-то из норвежцев. – А кто этих лысых много слушает, кончает плохо – тут разучишься воевать и станешь, как эти франки, рохлей и разиней. Ну их совсем!

Глава 6

Ночь прошла спокойно для всех, кроме Рери. Зная, что в случае чего его немедленно разбудят, он пытался спать, но не мог – мешало нервное возбуждение. В эти тихие ночные часы решалась его судьба, судьба рода. Если Хериберт не обманет, дойдет до Харальда и передаст ему что нужно, если Харальд и Вемунд примут правильное решение и сумеют сделать все, что задумано… У них девять сотен человек, они должны справиться с этим Асгейром, который засел в монастыре Сен-Рикье. Хериберт говорил, что там внушительная каменная стена, но почти с двукратным преимуществом Харальд и Вемунд должны ее одолеть!

И что будет потом? Рери понимал, что оказался со своими людьми в ловушке. Если на рассвете Харальд нападет на норвежцев в Аббевилле, те, естественно, будут ждать, что Рери со своей дружиной их поддержит. Едва ли они спросонья сумеют распознать в нападавших тоже людей из Смалёнда, и в этом – единственная надежда для Рери и его дружины. И как быть? Разумеется, сражаться против своих Рери не собирался. Но если они будут бездействовать или попытаются напасть на норвежцев с тыла, те быстро поймут, что их обманули. А для того чтобы нанести врагу настоящий урон, у Рери слишком мало людей.

Оставалось одно: при первых признаках тревоги попытаться скрыться. Это был бы прекрасный замысел, если бы не норвежцы, стан которых отрезал смалёндцев от реки и полей. Они сейчас были зажаты между стеной каструма и норвежцами. Рери, при всей своей решительности, был еще слишком молод и неопытен, чтобы принять правильное решение. Решать предстояло самому, и на его совести были жизни пятидесяти шести человек, которые доверились молодому конунгу. Он не имел права так глупо погубить их почти в начале похода.

Время шло, а что делать, оставалось неясным. Сражаться было бы легче. Мелькала соблазнительная мысль выйти на битву с норвежцами и гордо погибнуть, как Гуннар и Атли из любимой Ингваром конунгом старинной песни, но эту возможность Рери оставил на самый последний случай. Золотого Дракона он даже еще не видел, не говоря уж о Южной Ютландии, в которую торжественно пообещал вернуться на поминальном пиру дяди. А значит, умирать ему еще рано.

Еле-еле начало светать, когда из мрака черной птицей выпорхнула знакомая фигура. Хериберт сел на землю рядом с Рери и тяжело вздохнул.

– Что? – Рери мгновенно вцепился в руку бенедиктинца и сжал. – Ты был там? Ты говорил с моим братом?

– Я был, я говорил. Все уже кончено, – с оттенком печали ответил тот. – Я проводил ваших людей к Сен-Рикье и даже сам был вынужден показать им тайный ход в обитель. Они напали на тех норманнов одновременно изнутри и снаружи. Совесть моя говорит мне, что я повинен в смерти людей, пусть это язычники и разбойники, но все же… Одно меня немного оправдывает: ты обещал освободить моих бедных братьев, а те люди не обещали… Я предупредил твоего брата о твоем обещании и просил его не убивать бедных христиан, которые томятся в плену. Он обещал и, как я смог разглядеть в темноте, исполнил обещание. Мне дали лошадь, иначе я не успел бы к тебе так скоро.

С души Рери упал огромный камень, и от облегчения он шумно вздохнул. Но тут же снова нахмурился:

– А мой брат Харальд не пострадал?

– Нет, насколько мне известно.

– А он дал тебе какое-то подтверждение… что ты говоришь правду?

– Он ничего мне не дал. Но его человек, с которым он обо всем советовался, сказал, что Хильда была бы тобой довольна. Ты, верно, знаешь, кто такая Хильда?

– Да. – Теперь Рери чувствовал, что может верить. – И что сказал Харальд… обо мне? О нас? Что нам делать, когда они нападут?

– Об этом они ничего не сказали. Тот человек, что упоминал Хильду, спросил, как ты будешь выбираться, а твой брат ответил, что ты уже не мальчик и знал, на что идешь. Он сказал, что ты догадаешься сам, как тебе спастись.

– Я догадаюсь, – надменно ответил Рери. Ему уже казалось стыдно надеяться на других – и в самом деле, он не мальчик, чтобы кто-то его спасал!

И в то же время он смутно подозревал, что Харальд сказал так из тайного чувства ревности. Он знал, что старший его брат все время опасается, не считают ли его недостаточно смелым и волевым, и из-за этого иной раз проявляет ненужное упрямство. Видимо, сейчас ему было обидно, что честь изобрести и осуществить такой рискованный и полезный в случае успеха замысел принадлежала не ему, а Рери, который и так чересчур загордился после своей чисто случайной победы над Хардом Богачом. Не так чтобы Харальд желал гибели младшему брату, нет. Скорее он думал, что если тот такой умный, то пусть сам о себе и заботится.

– Я подумал об… об одной возможности, – проговорил Хериберт. – Я тоже хочу, чтобы ты выжил – ведь иначе кто освободит моих братьев? Я помогу тебе, если ты проявишь… доброту и благоразумие.

– О чем ты? – Рери насторожился. – Что ты предлагаешь и чего хочешь? Чем ты-то можешь мне еще помочь?

Хериберт вместо ответа молча показал себе за спину. Рери бросил туда взгляд и увидел только склон холма, искусственно сделанный еще круче, чем был от природы, насыпной вал за рвом, полным воды, и ворота за узкой перемычкой через ров. Ворота, разумеется, были закрыты, возле них над стеной виднелись копья дозорных.