Гарри Беар - Создатель Страница 22

Гарри застонал, схватился руками за голову и сел на деревянное крыльцо. Какие-то видения преследовали его, напоминая о недавнем прошлом… Он бессильно рухнул на крыльцо дома.

"Вечность и жизнь бесконечная… Как связаны вы меж собой?! Я человек старый, и скоро и на погост соберусь. Но вспомню иногда свою молодость, и страшно делается… Как жить-то спешил… а зачем, для кого? А жизнь плелась, как глупая черепаха! О, теперь я знаю, какая она умная… Вот выросли, состарились, дети от нас уж ушли… Чего теперь-то делать? Теперь каждый день как благо, хоть и паршиво все, а жизнь-то одна, другой не будет. Умирать-то всем приходится, так уж, видно, Бог завел… Через сколько забудут только? Сразу, аль через год-два.

Сын-то мой Витюня клянется, что вовек не забудет… Но и сейчас-то нечасто заходит, денег в основном занять, а как помру, то и вовсе… Пока жил я, все в лучшее верил… При Сталине – в Сталина верил! При Хрущеве, чтоб подавился он своей кукурузой, верил – и подавился! При Бровеносце – в развитой коммунизм при жизни… А сам-то Леня, говорят, завирался да мильоны наши за границу сплавлял, сукин кот… Время шло, а лучше у нас тут не становилось, не было лучше, ну ничуточки! Пришел Мишаня, молодой и говорливый, перестройку с гласностью объявил, а что перестроили-то? Только воровать больше стали да продукты с прилавков исчезли, будто и не было их… Пить вот стал от отчаяния, от муки такой. И залился водкой этой, эхма.

Историю Города нашего сел писать, а чего о нем писать-то. Враждуют людишки, сжирают друг дружку, за жилье смертным боем бьются, куда нам тут до Истории! Одна история: кто кого вперед подсидит. Вроде, всю жизнь тут прожил, всех знаю, а толку что? Один Савл-праведник у нас и остался, если не помер у себя на отшибе тихо так… Господи! Одно заметил – хороших людей все меньше становится, а бандитов да ворюг – все больше!

Да и дети у нас – какие пошли! В школе одной, первой что ль, поймали ироды голубя: мучили, мучили, а он все жив! Так они ему голову и отвернули: живому-то… Это ж кого ж мы растим-то, а? Куда ж педагоги эти смотрят, мать их! Только о маленькой зарплате своей и орут… Да, главное-то чуть не забыл: слухи пошли – студента одного укокошили, вроде, свои же – с университета… Это ж куда дальше? Не по пьяни, не за девицу длинноногую, а по и д е й н ы м соображениям! Хотя и еврей, говорят, студент этот был, а все ж человек, не скот какой-то… Скоты-то себе подобных хотя бы не трогают.

А виной всему, говорят люди, Нарциссов этот, татарин приезжий, то есть… Мол для того Круг и учредился, чтоб людей тут у нас крошить… Мол, для Большого дела одним человечком пожертвовать нужно, чтоб крепче и прочнее было… Это ж надо! Да ведь и козел-то усатый полстраны за годы власти своей положил, ну и что ему? Почести до сих пор воздают, войну, говорят, выиграл, промышленность поднял… А на кой теперь она ляд нам, эта промышленность? Аспид этот Наркисов, аспид… Может, и сам Сатана… Говорят, его приход уже близко… ОХРана с ног сбилась, а поймать никого не может. Хотя нашей ОXPe только клопов у себя в штанах ловить! Куда им тут аспида поймать…

Господа! да есть ли ты? Да все равно… Прости Ты меня за все: и что водку пил, и не веровал, и красоловам-безбожникам полжизни служил… А теперь – уверовал! истинно говорю! Благодать снизошла… Хотя нет человеку на земле спасения, нету! Отпущаеши на небеси…

Боже, прости нас, грешников – глупых, злых, обманутых! Прости, что не верили Тебе, глумились… Но таков человек – не по подобию Твоему, нет. Но живет-то лишь по воле Твоей, Г о с п о…"

(на этом Записки Аборигена обрываются.)

Глава 5. Падение

«Мы прокляты, жизнь людей проклята вообще. Смелей, человек, и будь горд! Не ты виноват…»

Убийство студента Лассаля произвело в Городе эффект разорвавшейся бомбы… Грозные события, заполыхавшие с январских дней по всему Роскомреспу, с кровью ворвались в тихий прежде городок. Всех потрясло, что убийство это было совершено зверски, варварски и, казалось, без особого смысла (в карманах покойного обнаружили деньги, на руке были золотые часы). Обвиняли местных хулиганов, но говорилось и о иных подозрениях.

Сам Виктор Рамин засучив рукава взялся за дело… Наплюнув на письмо Начальника ОХРа о причастности к убийству некоей организации, где Лассаль был видным членом, Рамин приказал арестовать тех подростков, которые давно уже были на крючке ментуриан. Мальчишек допросили "с пристрастием", и двое из них тут же сознались в убийстве студента…

Рамин возликовал. Не беда, что ни эти двое, ни другие "соучастники" так и не смогли вспомнить время, когда они совершили злодеяние, путались в деталях преступления, а орудием убийства называли то топор, неизвестно куда сгинувший, то камень… Главное, что ментура Города в два дня раскрыла столь зверское преступление и успокоила жителей. Газета «Глас города» назвала Виктора Рамина истинно роскомресповским "воителем против сил зла", из области пообещали заслуженную награду.

Начальник ОХРа Кузин вел тем временем собственное расследование. Он быстро нашел Тассова и Маэстрина, которые упоминались раньше Лассалем, и спросил их в подробностях о создателе. Тассов сделал предположение, что Наркизова уже нет в Городе, но наотрез отрицал участие Круга в убийстве Лас– саля… Маэстрин, ненавидевший охровцев по своим причинам, путался в ответах, ничего толком не сказал ни о Круге, ни о Наркизове, а попытается исполнить в кабинете Дормидонта свой новый шлягер "Ах, если б подавился мир наш колбасой…". За это исполнение Самсон был сильно поизмят одним из охранников и брошен озверевшим Кузиным на три дня в кутузку. Тем не менее в ОХРе уже знал имена некоторых круговцев: Шутягина, Кораморова, Шутягина и некоего Рылова. Женю Шутягина быстро обнаружили, но ничего толкового не добились и от него…

К тому же Шут имел на тот злополучный вечер железное алиби: его видели в Общем доме никак не менее тридцати человек. Федьку Кораморова обнаружить не удалось. Андрея Рылова также нашли: он оказался злостным диссидентом и философом, скрывавшимся от алиментов, но с Кругом не был связан. Кузин лично допросил его и тут же написал рапорт в Губернию, что найден еще один враг нерушимости Роскомреспа. Обеспокоенные политической подоплекой события, демоносцы во главе с Голиковым явились к зданию ОХРа всем скопом, потребовали ознакомить их с результатами расследования и были арестованы Кузиным в полном составе… Расследование затягивалось. Виктор Рамин написал Тазкову докладную о нарушении прав граждан Города Начальником ОХРа, и тому пришлось выпустить всех…

На похороны Лассаля собрался весь Юник, были даже прекращены занятия… Сначала у дома, где жил Лассаль, был проведен своеобразный митинг. Выступавшие преподаватели ФЛ-фака с чувством говорили о том, какой прекрасный студент был Вячеслав Лассаль, девушки рыдали, на Люсиль было страшно смотреть. Вылезший черт знает откуда профессор Заревич призвал всех вернуться к «старым добрым временам», когда студентов не убивали в подворотнях, а посылали в Магнитку и на Беломорканал… Маразматика тут же зашикали студенты и демоносцы.

Ректор Протухов также что-то сказал по бумажке, обозначил скорбь и уехал домой на служебной машине: очевидно, оплакивать покойного. Декан Титоренко сказал несколько прочувствованных слов, призвал всех студентов крепиться и пообещал лично следить за расследованием этого дела. Доктор Мант высказал соболезнования родным покойного и немного порассуждал в этой связи о "еврейском вопросе", вставшем во весь рост, но его никто толком не понял. Люсиль Доберманова, по настоятельной просьбе Ответственного студента, вышла тоже что-то сказать, но подавилась рыданиями и сошла с трибуны… Напоследок на сцену пробрался Фавн Подзипа и попробовал что-то вдохновенное и антироскомресповское продекламировать, но в начавшейся суете его слушали мало и неохотно.

Затем траурная процессия направилась к кладбищу за Город… На полпути ее остановил отряд охровцев, срочно вызванный Борисом Ухлестовым из Пронска, отряду под руководством некоего майора Дубова было дано указание разогнать демонстрацию. Спутав процессию с демонстрацией, они рьяно взялись за дело… Несмотря на уверения Титоренко и причитания Заревича, в ход пошли резиновые дубинки. Студенты оказали мощное сопротивление, разбив лица и шлемы нескольким охровцам… Назревал глобальный конфликт. К месту беспорядка прибыл лично Леонид Сергеевич Тазков. Ему, хотя и с трудом, удалось остановить кровопролитие. Дубов извинился и назвал имя Ухлестова, мэр пообещал намылить Бориске шею.

Процессия отправилась далее… но не в том же составе. Декан Титоренко, получив в схватке хар-рроший удар дубинкой, срочно эвакуировался в своей машине вместе с Савостиковым, оставлениям ректором «для порядка». Его поддержали многие преподаватели, причем наглый Туус умудрился даже забраться к Титоренке в машину на заднее сидение… Студенты, демоносцы и родственники Лассаля погрузились на автобусы и поехали вслед за машиной с телом покойного на кладбище. Вовремя подъехавшие ментуриане взялись "охранять" горожан от дальнейших нападений. На гражданской панихиде о Лассале говорилось и вовсе мало.