Алексей Сухих - Жизнь ни за что. Книга первая Страница 22

Курсант второго года обучения Леонид Сугробин светлым воскресным майским днём медленно брёл по набережной канала Грибоедова, разглядывая дворцы прошлых веков, возникающие как в сказках, за каждым изгибом канала. Иногда останавливался и, опираясь на ограждающие решётки, вглядывался в творения безвестных уже архитекторов, выполнивших безудержные фантазии сильных мира того. Было тепло, и бескозырку он нёс в руках. Но дворцы не заполняли его мысли, как и приветливые взгляды встречных девушек, как и всё окружающее в этом прекрасном многоликом городе, где каждый мог найти для себя всё. Было бы желание. Но желаний у Леонида не было. Находясь в центре мегаполиса, он чувствовал себя безнадёжно одиноким. Безвозвратно потеряв Людмилу, он не сразу осознал всю глубину потери и продолжал старательно учиться, самообразовываться, и исполнять все обязанности курсанта. Земляк и друг Валька Балыбердин чуть не насильно тащил его в круг весёлых развлечений, Но Лёнька своей меланхолией разочаровал всех знакомящихся с ним девушек. Иногда он ощущал себя словно попавшим в будущее, где у него нет уже связей с его, в общем-то, совсем ещё небольшой жизни и окружающим, нет связи с непрерывностью времени, единства взглядов. Он никому не открывался и никто не понимал его внутреннего состояния. И он чувствовал себя как во сне, когда он что-то говорил, но его слова никто не слышал и не понимал. Он иногда чувствовал, что находится не в настоящем, а в каком-то другом измерении и понимал, что потерпел исключительное поражение и то, что его собственное существование подвергается опасности. Леонид понимал, что против него сложились обстоятельства. Но понимал и то, что если бы он учился в обыкновенном гражданском заведении, его «Красная розочка» не затерялась бы от него. И все его детские романтические мечты о море и бесконечных странствиях в поисках открытий и приключений перестроились в эти месяцы в соответствии с реальным, и совсем неромантичным и обыкновенным путём и службой современного моряка.

Трёхмесячная служба на корабле не поколебала Леонида в уверенности правильности выбранного пути. Он не без удовольствия драил шваброй палубы, драил до блеска медяшки, скалывал лёд на ступеньках трапов и в установленные графиком сроки мыл и чистил гальюн. И гордо стоял на вахте за румпелем рядом со штурманом или самим капитаном, или в машинном отделении, контролируя уверенный гул «Маньки».22 А шторм в Карском море?! Тогда двое суток их восьмитысячник ложило с боку на бок на тридцать градусов одновременно с нырянием носа корабля в кипящий вал, который докатывался до капитанского мостика. И вслед за этим задиранием кормы до обнажения винта. Это было совсем «не бухты барахты» и, надёжно выстоявших в этом испытании, бывалые морские волки отметили торжественным принятием курсантов в свои ряды, как бы перешедших экватор. А Людмила не дождалась. И что его ждёт далее? Пролетят дни, время залечит. Ему встретится другая женщина, и снова он уйдёт в море на месяцы. Затем короткий отпуск, и снова уйдёт на месяцы… И никаких экзотических островов, никаких захватывающих приключений и тем более открытий. На картах уже не появится вновь ни одного самого малого утёса – всё открыто. И для современного моряка осталась только будничная извозчичья работа: здесь загрузить, туда доставить и там выгрузить… Снова загрузить и —

«…И вот качается, качается, качается…И ничего уже не видно позади.И только женщины порою вспоминаются…Те, у которых мы качались на груди…» (фольклор)

И будет ли другая женщина ждать месяцы и годы. И дети повзрослеют без ласковой руки отца!?

«Лёнька, Лёнька! Где твоя улыбка?Полная задора и огня.Это безвозвратная ошибка, ЛюдкаТо, что ты покинула меня…», —

пробормотал курсант Сугробин и смахнул рукой с зажатой в ней бескозыркой капельки пота на наморщенном лбу. Стояли последние дни сверкающего мая. « А с морем, однако, надо кончать!», – пришла нежданно простая мысль.

В параллельной группе учился курсант из г. Молотова (г. Пермь) Анатолий Клещёв, с которым Леонид познакомился в лагерях, а сблизился после небольшой дискуссии в читалке по стихам Е. Евтушенко и А. Вознесенского. Он, как и Леонид, также старательно образовывался и эта общность сблизила их. Прочитав все четыре тома «Война и мир» Льва Толстого, он себя и всех окружающих стал называть по-французски. Себя обозначил как Анатоль, Мишку Уварова – Мишель, соседей по кубрику Лёшку и Гришку переименовал в Алексиса и Жоржа. С Лёнькой у него вышла загвоздка. Пытался обозначить его Леоном, но не привилось. Леонид – имя греческое. Клещёв был открытый парень и уже через полгода пребывания в училище начал поговаривать, что казённая жизнь ему не по душе. А после практики он уже открыто стал говорить, что качаться всю жизнь в морях не его судьба и что окончит второй курс и бросит училище. «Бросишь и в армию загремишь», – сказал ему Леонид во время одного из разговоров в курилке. « В армию, конечно, не надо бы…», – пробормотал тот. И разговоры на свободную тему между ним и Леонидом на время прекратились.

И был светлый майский день. В сумрачную голову Леонида, захваченную вселенским одиночеством, поедающим самую его сущность, пришла простая мысль – с морем надо кончать. Анатоль Клещёв получил в этот день письмо из Перми, в котором друг ему сообщал, что в городе открылся новый политехнический институт и объявил набор со второго по четвёртый курс студентов из любых технических вузов любых специальностей. Вечером этого же дня Анатоль и Леонид вели жаркий разговор и пришли к выводу, что если они сумеют уволиться из училища после отчётных экзаменов за второй курс, то их зачислят в политех на третий курс и они уйдут от военкома. «Ты знаешь, какой это город! Он ещё год назад назывался Молотов. Сам понимаешь, Молотов был сталинский человек. В город „Хрущёв“ пока Никита постеснялся переименовать, а Пермь название историческое. А какая река Кама. Название индийское. Знаешь. „Кама сутра“, что такое? А Уральские горы! Одна Кунгурская пещера чего стоит. По реке Чусовой на лодке пройдём…».

Анатолий разволновался от воспоминаний

– «Ленинград, конечно, прекрасно, но тебе же отказали в двух престижных»… (Леонид действительно ещё не осознав, что он хочет, интересовался в институтах «Оптики и точной механики» и в «Технологическом» о возможности приёма на третий курс) «А в пермском варианте всё будет достойно, поэтому пишем запрос», – заключил Анатоль обсуждение.

Клещёв и Сугробин сдали экзамены за второй курс и к концу августа уволились из училища. Увольнение не было простым. Социализм не был тогда ещё даже развитым. Вылететь из училища или гражданского ВУЗа за провинность, неуспеваемость или какое-то несогласие с общепринятым было проще простого. А уход вполне положительных курсантов по собственному желанию выглядел абсолютным нонсенсом.

VI

Пермь приняла бывших курсантов приветливо. Их зачислили на третий курс механического факультета со стипендией. Леониду предоставили общежитие. После устройства дел у него выкроилось несколько дней для поездки к родителям.

Иван Макарович встретил гражданского сына сдержанно.

– Что!? Надоела казённая еда и казённая постель.

– Я думаю, что так будет лучше для будущего, – ответил Леонид. – И я постараюсь сам себя содержать.

– Ну, чем смогу подсоблю, но особо рассчитывать не придётся. Ну, да ладно, пойдём за стол. У меня к бане четвертинка припасена. Выпьем за студента. Курсантам-то нельзя, а студентам можно, по-старшему знаю.

Мама Тина поставила еду и ласково смотрела на последыша, ставшего совсем взрослым, и совсем не думала о перемене его жизни, которая из строгого направленного русла учёбы и преднамеренного будущего вышла в неопределённость. А отец, выпив рюмочку, сказал в эту неопределённость —

– Мне вот тоже в двадцатом году предлагали пойти на курсы красных командиров. Я тогда командиром взвода был. Но так мне с пятнадцатого года надоела эта армейская форма и казённая еда, что отказался от всего устроенного и обеспеченного будущего. А отказавшись, ничего не достиг. И то, что сделано, уже сделано, не вернёшь. Но в будущем старайся не торопиться делать, а дольше думать.

Но особенно и студенту беспокоиться было не о чём. Законы социалистического государства по окончанию ВУЗа определяли специалиста на работу в обязательном порядке. И он, следовательно. должен был работать и получать за работу заработную плату. Работы при социализме хватало всем.

Ленинград в Советском Союзе знают все. Это город Петра 1 и Ленина. Город Пермь, в котором оказался Леонид Сугробин по велению его ветреной судьбы, знают только его жители и жители области. Если б он звался город Демидов, то и то бы был известен более, так как про купца Демидова, освоившего Урал при Петре 1, во всех школьных учебниках истории и географии написано. Урал тоже знают все и Пермь – город уральский. Именно с него начинается с запада Урал. Река Кама является границей между равнинной Россией и горной страной, разделяющей Европу и Азию. Город Пермь стоит на левом берегу Камы, который вопреки правилам географии является высоким, а правый низким. Река у Перми полноводна, могуча бурливым течением, широка и глубока. Двухпалубные и трёхпалубные теплоходы и самоходки река-море проходят у Перми без забот. Железная дорога, перепрыгнув Каму, попадает на станцию Пермь П, где разделяется на две ветки. Одна продолжает путь на восток, на Екатеринбург, другая горнозаводская уходит по берегу Камы на север к Соликамску через стации Пермь 1 и Мотовилиху. По горнозаводской линии через полсотни километров поезд выходит на Пермское водохранилище в зону отдыха и рыбалки. По транссибирской магистрали через час с небольшим поезд достигает г. Кунгура с самой знаменитой в России Кунгурской ледяной пещерой, огромной, обустроенной и удобной для посещения.