Александр Морозов - Московский Джокер Страница 22

В сторожке оставался еще один в белом халате. Замешкался мужик маленько, собирая какие-то бумаги со стола. Он обернулся на звук прыжка, когда Саня запрыгнул в комнату, и с испугом на лице начал пятиться к двери. Нельзя было дать ему уйти, но уже никаким броском через комнату Саня его не доставал физически. Оставалось достать морально.

Раздумывать и рассчитывать было некогда. Рашпиль выхватил из кейса один долларовый брикет и пустил его скользить по полу целлофановой оберткой к ногам медика.

– Десять тысяч зеленых. Это для тебя.

– Чего надо? Давай быстрей, машина сейчас уходит, – с опаской, но уже явно успокаиваясь, пробурчал верзила в белом халате. А Рашпиль уже в который раз отметил про себя, как быстро успокаиваются люди, стоит им только убедиться, что им что-то предлагают, а не отнимают.

– Ты подними, подними, а то войдет кто.

– Что вам надо? Говорите быстрее.

– Ты едешь с шофером или с остальными, в кузове?

– В кузове, вместе с больным и еще одним санитаром.

– Он тебя хорошо знает?

– Нет. Это новенький. Это первый его выезд с нашей бригадой.

– Освещение в салоне, насколько я понимаю, хреновое?

– Полумрак. Говорите быстрее, сейчас они заметят мое отсутствие. – Парень беспокоился уже явно только об одном: как бы не утратить невиданную им никогда пачку денег. Он, конечно, нервничал по делу и еще раз настойчиво повторил:

– Что вы хотите?

– Твой халат и документы.

– А если?…

– Скажешь, что отдал под пистолетом. Да и на кой тебе теперь эта работа? Ты с этой пачкой на Кипре круглый год можешь кантоваться.

– Пройда! Петек! Идешь, что ли? – раздалось со двора.

– Отлить нельзя? Давай, заводи! – откликнулся Пройда-Петек, извиваясь в это время всем своим мясистым телом, чтобы побыстрее выскользнуть из засаленного халата.

– Документы? – Рашпиль протянул руку. – Сегодня никшни. И завтра, как вчера. А потом можешь заявлять об утрате. Куда едете?

– В Кащенко.

– Слыхали, как же. Культурное, говорят, учреждение.

Рашпиль сбежал с крыльца и, стараясь не попасться в сектор обзора водителя, метнулся к открытой задней двери автосалона. Залез внутрь. Не оборачиваясь к напарнику, закрыл створки задней двери и закрепил их металлической щеколдой изнутри. И только после этого, когда в салоне стало еще сумрачнее, сел на узкую жесткую скамеечку, слева от пациента, зафиксированного на специальной каталке, которая, в свою очередь, была зафиксирована на направляющих, уложенных на полу вагона. Справа от каталки, на такой же скамеечке, сидел напарник Пройды-Петька. Машина тут же тронулась с места.

«Зачем я это сделал? – думал Рашпиль, когда его начало мотать по узкому пространству между каталкой и стенкой кузова. – Зачем было давать ему столько денег? Ведь это не могло не вызвать подозрения, И на какой прибор мне его документы? Тоже мне, маршал авиации, Санитар Дебилович Атасов. Бриллиантовая звезда на груди героя. Или как там, во всемирной истории? Звезду Александру Васильевичу, графу Петьку, Пройде Санитарычу. Нет, я правильно все сделал. Надо было одним махом оторваться от вокзала, и я это сделал. И с десятью штуками для Пройды-Петька все получилось путем. Подозрения, это все Гренобль-гренобель, пусть подозревает хоть в минировании мостов. Но пасть свою Петек не раскроет аж до Второго пришествия. Для него главное, чтобы никто и никогда не спросил у него о пачке запечатанной».

И пусть сумму Рашпиль кинул несуразную, некогда было слюнить и отсчитывать, да это и не главное, вернее, это только начало. Теперь он воочию убедился, что того, кто тратит не считая, никто и ни о чем не спрашивает.

Мерзавец шофер вел машину, видимо, в расчете на добивание слабых. Он закладывал такие виражи, с такой страстью и скоростью мчался прямо в середину любой колдобины, что было ясно: привези он клиента, а то и сопровождающих санитаров и медбратьев, только что испустивших дух по дороге, в приемном покое он рассчитывает встретить не осуждение, а молчаливое понимание.

Но с дедуней, похоже, шеф дал маху. Чем безумнее бросал он свой аппарат в пике, тем быстрее испарялось действие варварского укола. Дубленая задница деда могла, знать, выдержать еще и не то. Выдержать и дать отпор.

– Я три войны прошел, – затянул дед после одной, изумившей всех ездоков встряски.

– Врешь. Ни на одной не был, – спокойно возразил напарник Рашпиля.

– Вот те крест, ребятушки, – без особого, впрочем, огонька заверещал клиент. – А куда мы едем?

– В гости едем, на млины с блинами.

– Это как, ребятки? А на посту кого оставим?

– А так, что едем, дед, в гости. К господам чайникам и господам наполеонам. Ребята они негордые, всякого примут. Только ты должен прямо сейчас определиться, ты за какую компанию: за чайников или за наполеонов?

– Я тебя не знаю, – посуровел дед, – ты, может, враг и агент. А тебе все карты раскрой?

Рашпиль прикинул, что чумовоз и белые халаты при нем – натуральные. Ложный вызов, конечно, сделали спецлюди, которые и сами ломают теперь головы, в какой колодец поглубже забросить этого деда, а может, и всю команду психпилотов.

– Я в трех тылах бывал, – крепчал больной с неустановленным диагнозом, – и сам Рамзай на связи держал. Ты знаешь, кто я такой на самом деле? У меня три звания, если ты хочешь, и все три – военные. Высший комсостав, слыхал про такое? Вот это я и есть.

До шофера, видимо, телепатически донеслось, какую важную птицу он везет. И чтобы не мучиться сознанием ответственности, он, похоже, решил закончить все это бодяжное мероприятие одним кульбитом. Чтобы никому не обидно было.

Машина тормознула так, что чуть не встала на нос. Неясно слышалось, как водила орет на кого-то, чудом оставшегося в живых. Затем ор перешел в рокотание на умиротворенных басах, потом задняя дверь открылась. Сзади стояли шофер и совсем юный, чуть ли не моложе Рашпиля, пижонистый старлей в приталенной шинельке.

– Вот, военному надо срочно, подбросим… Куда ему, туда и нам. Нам не к спеху. Правильно я говорю?

Он сделал неопределенный приглашающий жест рукой, и старлей, стараясь оберечь чистенькую обмундировку, как ловкий воробей, запрыгнул в салон. Можно сказать, присоединился к теплой компании.

Машина снова рванула как обезумевшая.

– Мне тут недалеко. Мне надо срочно. Я даже с дежурства на час раньше отпросился, – начал оправдываться старлей, обращаясь как бы ко всем вместе: и к больному, и к медперсоналу.

– А ты знаешь, кто я такой? – встрепенулся дед со своей извечной загадкой.

– Полагаю, что в настоящий момент вы больной.

– Если хочешь, я сейчас прикажу, и шеф в «Метрополь» нас доставит. Слышал, небось, служивый, про «Метрополь?»

– Ты вот что, – подал наконец голос напарник Рашпиля, – ты стойку-то на деда не делай. Мы тут специфических больных перевозим. И отвечаем за их душевное спокойствие. Так что ты нам деда тут не волнируй.

– Да я тут недалеко, с невестой у меня встреча, – отчего-то растерялся старлей Симонов.

– Ты сколько ему дал? Шефу-то? – еще больше посуровел ликом санитар.

– Тридцатку. Тридцать тысяч в смысле. Да у меня больше и нет.

– За тридцатку, да по ночам, только коты на яйцах играют. У невесты займешь, А то мы тебя вместе с дедом сейчас определим. У нас там два Лужкова и два Кобзона имеются. И те и те жалуются, что им третьего не хватает.

Старлей промолчал, полагая, что после того, как он договорился с шофером, можно не реагировать на пустую болтовню пассажиров. Даже если они в белых халатах и угрюмого странно-свирепого вида. Рашпиль, идущий за звездой своей интуиции, наклонился к офицерику и тихо спросил:

– Идешь к бабе, как же без денег? А у меня есть. И я тебе могу дать.

– Слушай, будь другом, выручи! Я через сутки отдам. Вот, запиши. Адрес и телефон.

– Да спрячь, не надо. Вот тебе сотенка зеленая.

– А как же мы встретимся? Чтобы вам долг отдать.

– А мы и не расстанемся. Шеф что сказал, помнишь? Куда ты, туда и мы.

Симонов на какую-то секунду засомневался, уж не безумен ли и этот санитар. А тот? Тот пытался вымогать у него деньги. А этот сунул сотнягу зелеными. А шеф ломится через город, как пьяный слон на складе виски. По всему судя – дурдом на колесах.

– Ты возьмешь такси до «Метрополя», – неожиданно заложил руладу дедок. – А дальше? А, парень? Ты должен знать. Там как раз про лейтенанта.

– У меня еще есть. Гульнем, а, Паша?

– Я не Паша. Меня Никоном зовут.

– А я Саня. А как твою звать?

– Лора.

– О, богато. Ну что, Никон, гульнем? С Лорой, с Лерой, с Валей. Хрустов на всех достанет.

– Саня, вы производите впечатление порядочного человека, но делаете странные предложения. Что вам конкретно от меня нужно?

– Не расставаться этой ночью с тобой и Лорой. Вы ведь куда-то с ней приглашены? Я вам не помешаю. Я могу дать вам много денег. Слушай, Никон, давай на «ты»?

– Будешь плакать пьяными слезами, – вспомнил продолжение песни жизнестойкий и уколоупорный дед, –