Юлия Андреева - Предсказание Страница 22

Еще один удавленник – архитектор Кокоринов, что служил во времена Екатерины II. Можете себе представить, когда здание Академии художеств было закончено, Кокоринов принимал в нем саму императрицу. Водил ее по всем залам, складно так рассказывал, что и где. И вдруг все увидели, что Екатерина испачкала платье о свежеокрашенную стену!

Фрейлины, понятное дело, давай шушукаться, ее величество, конечно, тоже сказала архитектору пару ласковых. На том, впрочем, и разошлись. Екатерина попыталась поскорее забыть неприятный случай, чего не скажешь о Кокоринове. Он, бедняга, так исстрадался, так сконфузился произошедшем, что в туже ночь повесился на чердаке. Да, вы мне можете не верить, об этом и в газетах писали, и в Интернете информация кой-какая найдется. С тех пор в академии явная примета: кому перед экзаменом явится призрачный архитектор, тот ни почем не сдаст. Плохой знак.

В этот момент в правом стекле отразились голубые всполохи, и металлический голос милицейского репродуктора приказал водителю такси остановиться.

– Ну вот, превышение скорости, – вздохнул он, с видом врача ставящего убийственный диагноз. – Надо остановиться.

– А как же я?.. – испугалась Лада, на какой-то момент позабыв свой страх перед наркоманами и психами и видя только глубокую и насыщенную всякими подозрительными личностями ночь.

– Придется подчиниться, – водитель опустил голову. – Они справа, значит, приказ исходит от сил света. А я вам еще про Двухголового не рассказал. Извините. Вот если бы слева…

Он вылез из машины, суетно предъявляя гаишнику какие-то бумаги.

«Интересно, показывает ли он диплом экстрасенса?» – подумала Лада.

– Извините. Но меня отправляют на штрафную стоянку, – ворвался в ее мысли водитель. – Так что вам придется…. Здесь уже недалеко. Смотрите: мы на Мойке, а вон там за домами, видите, поднимается зеленоватое зарево? Это Спас на крови. Буквально рукой подать.

Лада вылезла из машины и огляделась, на противоположной стороне реки и правда маячил знакомый силуэт дома с колоннами. Обе машины лениво сдвинулись с места и вскоре уже скрылись из вида. Лада вздохнула и пошла вдоль набережной.

Черная, точно драгоценная, вода отливала серебром луны, растекшейся по ее поверхности. Одинокие фонари выхватывали фрагменты листвы, превращая их в живые изумруды, стекали скупым светом на каменную набережную, поблескивая в осколках битого стекла.

Набойки на новеньких туфельках отстукивали довольно четкий ритм. Но не успела она толком приписать его к тому или иному стилю музыкальной культуры, как ровное пощелкивание начало напоминать степ, а затем превратилось в истерическую морзянку. Лада остановилась, но цоканье продолжалось, причем теперь оно напоминало звуки, издаваемые копытами лошади. Звук словно метался между берегами реки, отталкиваясь, как пинг-понговый шарик, от сонных домов заставляя их, проснувшись, кричать.

Лада оглянулась, но никаких лошадей, да и никого и ничего живого поблизости не было. В то время как стук, сделавшись оглушительным, заполнил набережную. Точно теперь он получил способность прыгать от воды до низкого Питерского неба, и, оттолкнувшись, летел обратно. Не помня себя от страха, Лада побежала. Невидимый табун преследовал ее, желая затоптать, смести со своей дороги. Лада приметила впереди спуск к реке и, не понимая что делает, бросилась туда, скорчившись у самой воды. Стук, звон и призрачное ржание сделались еще более опасными, точно кто-то добавил звука.

Лада посмотрела в воду и вдруг явственно различила песчаное дно. Две ступеньки вели в глубину, но третья плавно переходила на грунт. Лада протерла глаза: в свете луны песчаная дорожка выглядела вполне надежной. Сверху раздалось ржание и нетерпеливый перестук копыт, как будто невидимый конь не мог выбрать – спускаться ли ему к воде или ждать свою жертву наверху.

Женщина сжалась и снова посмотрела в воду. Высвеченная луной тропинка тянулась до другого берега к точно такому же спуску.

С виду, глубина в этом месте была полметра, не больше. Лада потрогала воду, та оказалась вполне пригодной для купания.

«До другого берега метра четыре от силы. Придется, конечно, замочить ноги. Но… Туфли снимать нельзя, там могут быть осколки, проволока, и…»

Стук копыт заставил ее действовать.

Опираясь рукой об стену, Лада опустила ногу в воду, нащупывая ступеньку.

Неожиданно предательский камень выскользнул из– под каблука, и лунная дорожка исчезла, а Лада провалилась в холодный, темный омут и, задыхаясь, забилась в воде.

Довольная своим успехом, луна крадучись уползала с места преступления.

Отчаянно хрипя и брыкаясь, Лада пыталась нащупать ступеньку, но только обломала себе ногти о каменный корсаж реки. Длинный плащ спутал ноги и тащил теперь, как якорь, на дно.

Неизвестно откуда взявшееся течение подхватило ее и понесло дальше. Теряя сознание, Лада вдруг ощутила, как кто-то или что-то вцепилось ей в волосы, и закричала, захлебываясь и кашляя. Сдавило грудь. Какая-то сила тащила ее вверх, в то время как непомерная тяжесть тянула вниз. Ладу подняли над водой, так что она тут же замерзла. Но уже не сопротивлялась.

В следующее мгновение она ощутила, что ее укладывают на жестком камне. Лада кашляла, страшно болела грудь. Темной глыбиной над ней нависала фигура спасшего ее человека.

«Надеюсь, что человека, – подумала было Лада, но потом мысленно махнула на все рукой, – будь что будет».

– Полегчало? – незнакомец склонился над Ладой. – И чего это вас, барышня, потянуло в воду? Надоело быть избранной, захотелось стать проклятой?

– Да я не… – Она опять закашлялась. Холод пронизывал насквозь, платье прилипло к ногам. Лада поднялась, опираясь на твердую руку незнакомца. Почему-то его ворчание успокаивало, как будто он был ее отцом или дедом, с которым она давно не виделась.

– На вот, глотни, что ли. Согреешься, – в руках Лады оказалась фляжка с очень крепким ромом, который тотчас обжег ей губы.

– Глотни. С одного раза худо не будет. А пристрастишься, – тут тебе и дорога в сырую могилу.

Говоря о могиле, незнакомец мечтательно вздохнул.

Лада проглотила огненную воду, которая, казалось, могла прожечь ее насквозь. Незнакомец взял флягу и одним верным движением влил в себя остатки.

– А меня никакая холера не берет, – сообщил он, разглядывая пострадавшую с нескрываемой приязнью. На вид ему было лет семьдесят, но что-то тут было не так. Каким-то внутренним чувством Лада понимала, что он не похож на обычных стариков. Более того, казалось что морщины и седые длинные патлы – всего лишь прикрытие, маска для того молодого и энергичного духа, который поселился в этом удивительном старике. Да в нем отсутствовала сама старость с ее нисхождением, благоприобретенной мудростью и слабостью перед роком. К тому же, будучи под два метра ростом, он имел фигуру олимпийского бога и сумасшедшие глаза Григория Распутина. Сходство с последним добавляли длинные седые волосы, ниспадающие на плечи и лицо, отчего их приходилось перевязывать на лбу тоненькой ленточкой.

Стуча зубами Лада, смотрела на незнакомца, понимая, что этот персонаж мог возникнуть в любом веке, в любой стране. Мало того, казалось, что каким-то невероятным способом он сам создавал историю, проходя сквозь нее, как ритуальный кинжал через плоть жертвы.

– Тебе надо обсушиться. Где ты живешь? – одним движением он встряхнул Ладу и заставил смотреть себе в глаза. – Говори скорее, у меня нет времени на разговоры. – Его глаза лихорадочно блестели, от тела ощутимо исходил жар.

– Далеко, в новостройках.

– Поблизости, в центре, кто-нибудь есть? Родственники? Знакомые? К кому-то ведь ты шла.

Лада опустила голову, совсем не хотелось представать в таком виде перед Шлиманом. Незнакомец как будто уловил ее настроение, во всяком случае, он перестал всматриваться в лицо женщины.

– Ладно, тогда ко мне.

– У меня сестра на Итальянской….запоздало припомнила Лада. – Но я не знаю, дома ли…

Перед глазами поплыли сцены с исчезновением и последующим освобождением Алешки.

«Вряд ли Ольга решится остаться дома, рискуя жизнью сына».

– Понял. Пошли, – в туфельках хлюпало, плащ и платье прилипали к ногам. Лада зацепилась за руку своего спасителя и не шла, а словно летела, увлекаемая вперед его силой. Точно во сне, она села в остановившуюся машину. Ей сделалось тепло и спокойно. Старик ворчал, что не привык пользоваться транспортом, и будто бы от Мойки до Васильевского рукой подать. Он и вправду не мог усидеть на месте, суетясь и подгоняя водителя.

Вдруг Ладе подумалось, что, наверное, похожее чувство должно охватывать женщин, ищущих в мужчинах надежную защиту, спину, за которой как за каменной стеной.

Именно такое впечатление производил старик: не спрашивая ни о чем и просто делая свое дело, он был тем, за кем не страшно и можно жить. Если, конечно, с той же вечно устремленной в неизвестность целью он не побежит от вас.