Игорь Соколов - Любовь по Цикенбауму Страница 22

Я вижу жизнь, и она мне в некотором смысле нравится… Мне нравится, что Стелла не просит убрать мои пальчики с нежной поверхности ее лобка, хотя это ей мешает вести машину, мне нравится, что Цикенбаум напивается до бесчувствия от собственной же тяжести раздумия о Вселенной… А еще мне нравится сношаться со Стеллой, потому что таким образом я все же хоть как-то доказываю ей свое превосходство…

Хотя любое превосходство зверя над зверем весьма обманчиво…

Мы очень хотим верить тому, что заставит нас измениться в этом мире, но сами мы изменяться не хотим, и вот в этом диком и жутком парадоксе ничего хорошего не остается кроме наших попоек с Цикенбаумом и наших горячих и сексуально развитых упражнений со Стеллой… Неожиданно Стелла разворачивает машину и несется обратно в тот же самый лес… Я понимаю, что ее либидо уже достигло высшей отметки своего очарования… И поэтому не мешкая, я раздеваюсь…

До утра я сношаюсь со Стеллой в лесу и в машине на креслах, под глухое и едва разборчивое ворчание старого и очень пьяного профессора…

Вот так либидо Стеллы мне неожиданно помогает мне выжить в этом жутком и пугающем меня мире… который я никогда не просил делать меня своей обязательной и мучимой принадлежностью своего невидимого Эго… или Эроса…

Реальное чудо, или Необъяснимая трансформация Венеры

К полночи все небо заволокла громадная туча. Это было видно благодаря небольшому краешку луны, еще выглядывавшей из-за тучи. Над кладбищем воцарилась беспроглядная тьма.

– Интересненько! – усмехнулся захмелевший профессор Цикенбаум.

– А что именно, Арнольд Давыдыч? – поинтересовался я.

– Интересно то, что интересно! – как-то странно ответил Цикенбаум, и зашагал дальше по тропинке вдаль могил с железными оградами.

– Арнольд Давыдыч, мне уже как-то боязно!

– Помолчи немного и ты все поймешь, – попросил меня Цикенбаум.

Мы шли осторожно на цыпочках, хотя в изрядном подпитии после двух литровых бутылок шотдландского виски, проделывать это нам было не легко.

И было так тихо, что было даже слышно, как профессор тихо сморкается себе в рукав и стыдливо причмокивает губами.

– Здесь, – остановился наконец профессор возле большого дуба, из-за которого он, а потом и я стали глядеть на странную могилу, где над холмом возвышалась фигура обнаженной Венеры, изготовленной из мрамора. Совершенно неожиданно из тела мраморной Венеры выскочила голая, и как 2 капли воды похожая на нее, девушка.

Цикенбаум тут же подошел к ней и поцеловал ее, в ответ она повалила профессора на тропинку возле своего памятника и страстно, и горячо овладела им.. Через некоторое время девушка встала с лежачего и почти бездыханног профессора, поглядела на меня с улыбкой и тут же исчезла, и как мне показалось вошла обратно в мраморное тело обнаженной Венеры.

– Вам было не страшно, Арнольд Давыдыч? – склонился я над телом профессора.

– Идиот! – простонал Цикенбаум и быстро поднявшись, стал стыдливо одеваться.

– Мне кажется, что это было какое-то чудо или затмение мозгов, – прошептал я.

– Нет, это трансформация мифа в реальность! – загадочно кашлянул профессор.

– И давно вы пользуетесь услугами этой интимной трансформации?

– Всю жизнь, – вздохнул тяжело Цикенбаум, – в первый раз она меня изнасиловала еще мальчиком! Мы тогда с пацанами здесь по ночам ходили, развлекались, а она… И профессор не договорив, горько расплакался…

Я хотел было его утешить, но Венера снова живая выскочила из своей мраморной копии и тут же властно оседлала профессора, оттолкну меня от него… Я упал и потерял сознание… Когда я очнулся, профессор опять стыдливо, глядя на меня одевался и что-то бормотал себе под нос…

– Вы сошли с ума, профессор? спросил я…

– Нет, просто прихожу в себя от Венеры!

– Вы знаете, как ее зовут!

А ты сам что ли не видишь кто это? – обиделся профессор…

А вы можете объяснить, почему именно вас она того самого?

– Того самого она хочет только от меня, потому что ей понравилось!

– И что же привидение может тоже испытывать оргазм? – удивился я…

– В этой жизни может быть все! – грустно вздохнул профессор и подойдя к мраморной Венере, погладил ее сначала по голове, а потом по плечам, по животу, и его рука уже спустилась ниже…

– Вы не боитесь, что она снова оживет?

– Нет, ей всегда ватает двух раз!

– А откуда она, пролфессор, оявляется здесь?

– А хер ее знает, – помрачнел профессор, – я из-за нее уже 20 лет ни на ком не женюсь. Гуляю холостяком, только так иногда с какими нибудь девицами побалуюсь, а так, меня все время к ней тянет!

– К трансформации, – прошептал я.

– К какой, на хер, трансформации! – обиделся Цикенбаум.

– Но вы сами сказали, что она вроде как трансформация мифа!

– Да мало ли, что не наговоришь спьяну! – профессор покачнувшись обнял свою мраморную Венеру и заплакал, а я стоял рядом, и жалеючи его, гладил по голове, а он шептал: Венера, приди! Венера, воскресни! Но фигура богини оставалась безучастной к его мольбам. Вскоре с неба полил дождь, и профессор Цикенбаум изнасилованный привидением Венеры, и я, ваш покорный слуга, вернулись обратно к дороге, где нас уже часа два ждал нанятый нами таксист…

Больше Цикенбаум меня никогда на кладбище не приводил и о своей Венере со мной не заговаривал, а жаль, я очень хотел заснять все это на видео, чтобы потом выложить в инет как реальное доказательство чуда и совершенно ничем необъяснимой трансформации богини Венеры в живую нимфу, в общем, все как по мифу… Вот-с!

Цикенбаум, я, студентка и Стелла

Цикенбаум опять лежал в воде на голой студентке… Я пил со Стеллой водку на берегу и смеялся… Нам было весело глядеть, как профессор на речной отмели увлеченно занимался любовью, и конечно же, она не была возвышенной на наших пьяных глазах…

Я хотел сказать Цикенбауму что-то умное, но заслышав его животное урчание, понял, что он все-равно ничего не поймет, и поэтому сказал Стелле: Я знаю, почему ты смеешься, глядя на них! И почему? – спросила она, покраснев до ушей…

– Потому что тебе стыдно, дорогая моя! – А вот и нет! – заспорила моя драгоценная половина… Когда мне надоело с ней спорить, я затащил ее в кусты и там тоже до вечера совокуплялся с нею… Нам было так хорошо, что мы кричали вместе хором, и каждый раз чувствуя, как Бог заполняет нас волшебным светом всей вселенной…

Вечером я, Цикенбаум, его студентка и моя Стелла молча пили водку и ели шашлыки…

Профессор Цикенбаум глядел на костер, его студентка на звезды с луною в небе, а мы со Стеллой глядели друг на друга, потом на них, потом на костер и тут же на небо, и тихо смеялись, даже не понимая отчего…

– Вы смеетесь, потому что вам хорошо, – неожиданно заметил Цикенбаум…

И после его слов нам стало как-то странно грустно…

– А теперь вам стыдно! – прокомментировал наше грустное молчание профессор…

– И чего ты до них доебался? – спросила Цикенбаума студентка, отчего он тут же ее поцеловал в губы и они дружно упали с поваленной березы, на которой сидели, в траву…

Мы со Стеллой зашли в реку… В ночной темной воде было чудно и тепло… Мы поцеловались, и я тут же проник в нее, а она заплакала…

Я целовал ее, а она плакала, а потом вскрикнула и затихла…

Потом мы снова все вместе сидели у костра и пили водку, уже закусывая ее молодыми листочками липы…

И тогда Цикебаум спросил всех нас: А вам не кажется, други мои, что вечность все время повторяется в своем движении и в своих образах?

– А я думала, ее Бог на х*р накручивает и повторяет без конца! – засмеялась студентка, но мы со Стеллой грустно промолчали…

Лишь только под утро, когда профессор Цикенбаум захрапел, а студентка застонала во сне, мы со Стеллой опять зашли в реку, и в лучах рассвета просто сказочно совокупились! Вот-с!…

Ночь. Тишина. Я, Цикенбаум, студентка Варя и Стелла

Ночь, Тишина. Я и Цикенбаум пьем водку, снова посиживая у Оки. У ног Цикебаума лежит и слабо постанывает спящая студентка, которая руками обнимает во сне его туфли.

Туфли Цикенбаума ярко блестят от лунного света.

– Хороший вы, человек, Арнольд Давыдыч! – хлопаю я его по плечу…

– Да и ты тоже вроде ничего, – шепчет, зевая, профессор Цикенбаум…

– А вы ей пятерку поставили?

– Нет, зачет!

– И что же она с вами из-за отметки так напилась?

– Нет, по существу она напилась, потому что влюбилась!

– И почему, вас так все любят, Арнольд Давыдыч?

– А шут его знает, – Цикенбаум отпил из бутылки несколько глотков водки и передал ее мне…

– Жизнь идет, Арнольд Давыдыч, а мы остаемся все такими же, а почему?! – вздыхаю я, отпив тоже из бутылки холодной водки…

– Наверное потому что у Бога все расписано на тыщу лет вперед, а еще потому что все написано одним и тем же подчерком, – улыбается Цикенбаум…