Мариам Петросян - Дом, в котором… Том 3. Пустые гнезда Страница 23

Крестная спрятала в папку разрозненные листы и, только очистив стол и аккуратно, ладонь к ладони, сложив на нем руки, посмотрела на Ральфа.

– Вы однажды сказали, что во время предыдущего выпуска ситуация в Доме была более нестабильной. Если я не ошибаюсь, имея в виду противостояние двух враждующих группировок.

– Да, – подтвердил Ральф. – Тогда дела обстояли намного хуже.

Он сел, как всегда ощущая в присутствии Крестной некоторую скованность. Эта женщина вызывала в нем двойственное чувство. Она, несомненно, прекрасно справлялась со своими обязанностями, легко разрешала проблемы, ввергавшие Душеньку в истерику, была умна, ответственна, педантична, пользовалась уважением среди девушек. В то же время ее холодность и высокомерие отталкивали. Симпатии она ни у кого не вызывала. Ральфу казалось, что и в ней самой нет никаких чувств к воспитанницам, что она относится к ним с абсолютным равнодушием. Он убеждал себя, что это не так, что хороший воспитатель умело скрывает свои эмоции, но отделаться от предубеждения так и не смог. Крестная была слишком холодна для своей работы. А может быть, слишком стара. Стройная, как балерина на пенсии, в неизменном сером костюме, с неизменно сверкающими белоснежными манжетами, она выглядела на пятьдесят, но на самом деле ее возраст приближался к семидесяти.

– Меня интересует, не было ли подобное высказывание всего лишь попыткой успокоить директора? – спросила Крестная. Глаза за стеклами очков смотрели сурово и как будто с осуждением. Круглые и бесцветные, в сочетании с длинной шеей и крючковатым носом, они придавали ей сходство с хищной птицей. Несмотря на это, говорящему с ней отчего-то казалось, что перед ним бывшая красавица.

Ральф задумался.

– Нет, – сказал он. – Я не помню тот разговор, который вы имеете в виду. Возможно, я пытался его успокоить, но в прошлый раз ситуация действительно была менее стабильной.

– А то, что на сегодняшний день в Доме опять образовалось две враждующие группировки, вас не настораживает?

Ральф не сразу сообразил, что она имеет в виду, а сообразив, едва не рассмеялся.

– Нет, – сказал он. – Меня это не настораживает. Я не считаю это противостояние чем-то серьезным.

Крестная не сводила с него пристального взгляда.

– Почему? – спросила она.

– Видите ли, – начал он, чувствуя неловкость от того, что своими рассуждениями вторгается на ее территорию, – эту так называемую «войну» затеяли девушки. По-моему, таким образом они защищаются. Им известно, что выпуска не избежать, следовательно, им предстоит разлука с мальчиками, к которым они успели привязаться. Надежды продолжить эту дружбу за пределами Дома у них почти нет. Так что легче, смириться с предстоящей разлукой или убедить себя в том, что им предстоит расстаться с врагами? Они выбрали второе. Это причинит им меньше боли. Выглядит их «война» глупо, но метод довольно действенный.

– Вы считаете себя знатоком женской психологии? – поинтересовалась Крестная, и Ральфа взбесило то, что ее вопрос вогнал его в краску.

– Нет, – ответил он сухо. – Не считаю. Я всего лишь высказал свое субъективное мнение.

– Которое, однако, заслуживает высокой оценки, – произнесла Крестная еще более холодно. – Я восхищаюсь вами.

Ральф сдержал раздражение.

– У вас есть еще вопросы?

– Пожалуй, нет, – сказала Крестная. – Но хочу, чтобы вы знали: директор не разделяет вашего оптимизма.

– Еще бы, – пробормотал Ральф.

– И он намерен принять все возможные меры по обеспечению безопасности на момент выпуска. Как вы к этому относитесь?

– С пониманием, – ответил Ральф, вставая. – Простите, но до собрания у меня еще есть кое-какие дела.

Крестная кивнула.

– Конечно. Внесете ли вы какие либо предложения?

– Возможно.

Круглолицый лопоухий мальчик в черной майке с черепом и скрещенными костями, не спеша, вперевалочку отошел от двери. Ральф прикрыл ее.

– Что ты здесь делаешь? – спросил он шепотом.

– Подслушиваю, – честно ответил паренек. – Я знаю, что это нехорошо, – добавил он, не дожидаясь реакции Ральфа.

Ральф потер веки кончиками пальцев.

– Тогда зачем ты этим занимаешься?

– Иногда любопытство пересиливает моральные принципы, – признался мальчик. – С вами такого не случалось?

Ральф прислонился к двери.

– Уйди, – попросил он. – Скройся с глаз.

Белобрюх понимающе кивнул и попятился.

– Нет, ну какова наглость! – пробормотал Ральф, направляясь к лестнице. – А ведь даже не Лог!

Ральф поднялся на третий этаж, в комнату отдыха, где на три часа было назначено собрание. Комната эта редко использовалась по назначению. Предполагалось, что воспитатели будут расслабляться здесь в домашней обстановке, но унылая казенная мебель и хрупкие столики с замусоленными журналами вызывали стойкие ассоциации с приемной дантиста, и желающих проводить здесь свободное время не находилось. В конце концов в комнату перенесли три письменных стола и диапроектор, повесили на стену школьную доску и стали проводить в ней собрания. Это ее оживило. Воспитатели начали держать здесь свои вещи, обзавелись любимыми креслами, выделили один из столов под чайный, объявили крохотный балкончик зоной для курящих, а Шериф даже перенес сюда свой магнитофон. Теперь в комнате отдыха в любое время можно было кого-то застать. Чаще всего дремлющего на диване Гомера.

Сегодня тут пахло валерьянкой и сердечными каплями, и Ральфу опять вспомнилась приемная при зубоврачебном кабинете.

Распростертые в креслах Гомер и Ящер казались жертвами стихийного бедствия. На плешивой голове Гомера красовался устрашающих размеров компресс. Неподвижный взгляд Ящера был прикован к потолку. Галстуки у обоих выглядели так, словно их этой деталью гардероба душили, пиджаков поблизости не наблюдалось.

За одним письменным столом Душенька обновляла косметику, за другим сокрушенная Овца готовила свежий компресс. В проеме балконной двери, занимая его почти целиком, возвышался Шериф. Дым от его сигары шел в комнату, но Шерифа это не смущало, он находился в зоне для курящих, а куда устремлялся дым, было неважно: Шериф не хотел пропустить ничего из происходящего в комнате.

Ральф сел на диван между двумя креслами – с постанывающим Гомером и со зловеще молчаливым Ящером. Процокав к Гомеру, Овца сменила ему компресс, бросив на Ральфа укоризненный взгляд. «Где вы пропадаете, в то время как мы здесь страдаем, нуждаясь в вашем участии?» Так или приблизительно так расшифровывался этот взгляд. Хотя, возможно, он просто упрекал его в молчании. В недостатке сочувствия. А может, и этого не было. Водянистые, навыкате глаза Овцы всегда казались переполненными слезами, всегда в чем-то упрекали. Игривые кудряшки и рюшечки ее девичьих блузочек смотрелись неуместно жизнерадостно на фоне печального лица.

– Слава богу, мне удалось сегодня никого не придушить, – пробормотала Душенька сквозь зубы, рассматривая свое отражение в зеркальце пудреницы. – Удивительное самообладание…

– Ха-ха-ха! – мрачно подал признаки жизни Ящер.

– Я думала, со Стёклами никто не сравнится, – продолжила Душенька. – Но эта сексуально озабоченная корова Бедуинка и ее переплюнула.

– Ах, ну как можно говорить такое о ребенке! – возмутилась Овца.

– Ребенке?! – изумленная, Душенька едва не выронила пудреницу. – Ребенке? Да она выглядит старше своей матери, эта жирная сучка!

– Что за выражения! – ахнула Овца.

Выражения в комнате отдыха явно звучали и более крепкие, а негодование Овцы успело утратить выразительность. Ральф порадовался, что не пришел раньше. Истерика к его появлению успела выдохнуться, а он не был сочувствующим слушателем, способным вывести ее на новый виток. Впрочем, он не сомневался, что еще до начала собрания его успеют посвятить во все подробности учиненных в приемной безобразий.

– Что вы там так пристально высматриваете? – раздраженно осведомился Гомер у Душеньки. – Не прибавилось ли у вас с утра морщин?

– Нет! – Душенька с треском захлопнула пудреницу. – Я смотрю, не поседели ли волосы у меня в носу.

Воспитатели обменялись ненавидящими взглядами. Гомер невольно дотронулся до носа. Волосы в нем росли всякие, и седые, и пегие, достаточно далеко вылезая из ноздрей, так что замечание Душеньки он просто не мог не принять на свой счет.

– И он еще разговаривает! Он еще чем-то недоволен, – фыркнула Душенька. – После всего, что мы по его милости выслушали!

Гомер застонал, дергая ногами в расшнурованных ботинках, и поправил компресс на лбу.