Фазу Алиева - Цена добра Страница 23

– Значит, она вас усидчивости тоже научила. Это качество очень нужно писателю; скажи своей бабушке спасибо и учись, Фазу Алиева, у нас в институте, кстати, библиотека тут огромная.

Давно я сама бабушка, но у меня, да и у других бабушек, нет времени, чтобы посидеть, обнять своих внуков и внучек, учить их житейской мудрости, передать им те бесценные сокровища, которые сохранились в наших сердцах и душах. Они от нас не слышат ни притчи, ни истории прошлого. Самое главное, что нас заботит: «Уроки сделали? Что сегодня получили, почему не пятерку!»

Виноваты ли мы, бабушки? Я оправдываю себя и других бабушек: нам до последних лет приходится работать, потому что нам хочется помочь нашим детям. Таких бабушек, как раньше, уже нет и не будет!

Любила моя бабушка и летоНе меньше, чем весну, и поднималасьНа пеструю уступчатую гору,Чтобы увидеть и осмыслить зрелость —Земли плодоносящее пространство,И я за ней, как нитка за иголкой, —Еще бы, только лето на вершине,Увижу я, как бабушка смиренноВстает на узловатые колениИ произносит медленно молитву,Я думала – молитву из Корана.

Все время бабушка держала меня за руку, показывала разные цветы и травы, она знала название каждой из них и учила, что из них Аллахом послано как лекарство. Она знала каждое дерево, как говорится, чувствовала его сердцебиение, его дыхание. Она обнимала его, как человека. «Слушай, Фазу, как оно дышит, как земля отдает ему свою силу и свою мудрость». Каждый день я узнавала от бабушки много нового, незабываемого. Я не могу вспомнить ни одного дня, когда у меня было бы время взять руку внука или внучки и гулять с ними. Какая же я плохая бабушка!

Бабушка – это великая школа и даже университет. Это тоже отняли двадцатый и двадцать первый века у наших внуков, потому что изменились ценности. Раньше хватало нескольких тарелок, две кастрюльки, на каждого ложки и вилки. Зато сколько духовного богатства мы получали у очага! Горел кизячный огонь. Каждая притча, каждая пословица ложилась, как фундамент будущей человечности, доброты, мужества. И как доходчиво, степенно, спокойно вкладывали в нас самые сложные вещи, так, что мы никогда не забывали об этом. Я часто думаю о том, какие сегодня плохие бабушки!..

В те времена в нашем ауле почти не было разводов, потому что бабушки готовили с детства внучек, внушали им, что они повзрослеют и выйдут замуж. «Женщину неспроста называют светом очага, она и должна освещать все в доме; везде должны быть чистота, уют; каждая вещь должна лежать на своем месте. Придет с работы муж, его нужно встречать с открытым лицом. При людях никогда нельзя перечить мужу, что бы он ни сказал, с улыбкой отвечайте: «Ты прав, дорогой». Надо уметь при людях даже колючее слово превращать в шутку. В каждой семье бывают свои проблемы, но об этом никто не должен знать. Когда вечером две головы на одной подушке, можно спокойно поговорить обо всем. Знайте, что в доме мужа нет ни вашей мамы, ни вашей бабушки, которые жалеют вас, прощают ваши недостатки. Там вас ждет свекровь, которая через десятикратное увеличительное стекло будет смотреть на каждый ваш поступок. Всему надо учиться здесь, дома, чтобы, увидев ваше мастерство, свекровь просто потеряла дар речи».

А с внуками она разговаривала еще строже: «Не забывай, что ты должен стать главой семьи; видишь, как твой отец держит дом? Во дворе скот, овцы, куры. Пашет, косит сено, одевает вас, обувает. Он думает обо всех вас, чтобы вы выросли достойными, чтобы матери, у которых есть дочки, чаще ходили мимо нашего дома, зная, что здесь живут самые завидные женихи, чтобы вы, если нужно, могли ломать камни руками, переплывать бурные реки против течения. А если придет время, вы должны встать на защиту родного очага, родной земли. Все надо уметь делать: и пахать, и строить, и в скалу гвозди забивать, да так, чтобы от одного удара только головка оставалась видна. А еще вам предстоит всему этому научить собственных детей. И самое высокое признание мужчин – это когда он придет на годекан, все встанут, чтобы пожать ему руку».

Какая я плохая бабушка! Хоть бы раз я об этом своим внукам сказала. Аллах, дай моей бабушке светлый уголок рая, я помню все, чему она меня учила.

Надо жить!

О зависть!Ты камень и рука,Что камень тот швырнуть тайком готова.Стоит кувшин с водою родниковой,Ей нет цены —Она, как мед, сладка.Но зависть начеку!Замах нежданный,Глухой удар —И вот она, беда.И льется наземь,Словно кровь из раны,Из горлышка алмазная вода.

«Зависть – один из наиболее действенных элементов ненависти».

Сакинат рано овдовела – на руках у нее осталось двое детей. Муж ее Курбан работал колхозным бригадиром, и все уважали его. Он умел разговаривать и убеждать – и стариков, и молодежь. Бригадир никогда и никого не обманывал: записывал по работе колхозников. Если случалось какое-то недоразумение, всегда отстаивал интересы колхозников, буквально дрался за каждую их трудовую копейку. И муж он был золотой, жену свою любил и сыновей своих обожал, но скидки в работе домашним не делал. Сакинат рано утром выходила из дому вместе со всеми колхозниками. Красавицей она не была, но всегда от домашнего счастья лицо ее сияло, глаза горели; любила шутить, веселиться; когда случались свадьбы или праздники, не выходила из круга – танцевала, пела, освещая все вокруг себя.

Мальчики были еще маленькими – Рашид учился во втором классе, а Расул – в четвертом, у них у каждого были свои обязанности. Расул выгонял утром коров в стадо, а Рашид кормил кур, собирал яйца, смотрел за цыплятами.

Жили они в достатке: тогда трудодни имели все, когда завершался год, колхозники получали не только зерно, но и мясо. Моя мама работала уборщицей в больнице, и у нас не было трудодней в колхозе, но аульчане, получив доход, посылали нам всего понемножку. Не будет неправдой, если я скажу, что в нашем ауле от первого двора до последнего нам приносили мясо и колбасу.

Мама даже шутила: «Смотри, сколько у нас собралось! Каждый по кусочку, а больше всех получается у нас». Тогда люди были добрыми, щедрыми, думали о других…

Помню, когда наш Гиничутлинский колхоз объединился с колхозом соседнего аула Батлаич, многие колхозники получали за трудодни по 10–15 баранов, больших, жирных, с курдюками. Заработанный скот люди резали и сушили мясо на зиму. Говорили, что семье Курбана дали 20 баранов. Но это оказалось последним доходом в этой семье.

В один прекрасный день Курбан заявил жене, что едет на зимнее пастбище, посмотреть, как идет подготовка к окоту овец. Сакинат провожала его до конца аула и еще долго стояла на тропинке, пока он не исчез из виду. Но Курбан не доехал до зимнего пастбища, его нашли убитым поблизости от него, исчез и его конь.

Сакинат была безутешна; она ровно год не выходила из дома. Когда она, вся в черном, впервые появилась на поле, люди не узнали ее: похудевшая, постаревшая, с потухшими глазами и совершенно седой головой. Она почти не разговаривала, только «да» и «нет». Работала Сакинат как за троих. Каждый день после работы, в любую погоду, она сворачивала на кладбище и, сидя на краю могилы своего Курбана, разговаривала с ним как с живым. Она рассказывала ему все, что происходило дома: что делал Рашид, как учится Расул, какие новости в колхозе, кто сыграл свадьбы, кто разошелся, кто умер и как его похоронили. Так она сидела, потеряв счет времени, пока дети не приходили и не уводили ее домой.

Наученные отцом с самого детства трудиться, дети, когда мать уходила на работу, убирали дома, мыли посуду, ухаживали за скотом. Мало того, они научились готовить. А Сакинат, приходя домой, ходила из комнаты в комнату, будто что-то искала… Такое состояние матери не могло на подействовать на детей: постепенно они становились замкнутыми и угрюмыми.

Однажды Рашид сказал брату:

– Расул, тебе не кажется, что у нашей матери с головой не все в порядке?

– Я думаю, что она скорбит по отцу, – ответил Расул.

– Мы тоже скорбим, но надо же дальше жить: вместе с умершими, живые в могилу не ложатся. Вот посмотри, я сделал список тех, кто лишился мужей в молодом возрасте; их в нашем ауле двадцать пять. У кого на войне погибли мужья, у других умерли; они же живут, работают, смеются, шутят; не мучают ни себя, ни детей. Давай поведем маму к врачу, наверное, есть лекарство, которое успокаивает и скорбящих.

– Как хорошо ты придумал! – обрадовался Расул.

Рашид хоть и не намного был старше, для Расула был авторитетом, его слово он принимал как приговор, обжалованию не подлежащий, и во всем слушался его беспрекословно. Сначала Сакинат и слышать не хотела о врачах.

– Меня вылечит могила, когда я лягу около Курбана! – плакала она.