Татьяна Соломатина - Мало ли что говорят Страница 23

В общем, жизнь заналадилась: стирала Соня в подвале дома Валеры и Аллы, не тратясь более слишком часто на новые вещи; курила с комфортом (и удовольствием); и вскоре с ней уже здоровались как со старой знакомой во всех окрестных магазинчиках и книжных лавках. А ещё по вечерам – они слушали скрипичные концерты. В Валериной коллекции их было немыслимое количество. Соня вместе с Валерой иногда ходили в музеи, театры и рестораны. И Соня много гуляла пешком по тихому уютному району Бостона в одиночестве.

Тогда, посмотрев едва вышедший на экраны «Дневник Бриджет Джонс», Соня ощутила себя персонажем анекдота, которому советовали смеяться после слова «лопата». Впрочем, она не преминула в ответ поиздеваться над Валерой, когда он пытался объясниться по телефону с ирландским руммейтом Дэвида.

А уж после того, как Валера заметил, что Алла всё чаще и чаще якобы невзначай оказывается на кухне именно тогда, когда гостья собирается покурить, и перебрасывается с девушкой парой-тройкой односложных фраз на совместной smoke-party, – он был готов Соню удочерить.

Вы знаете, как определить, любит мужчина женщину или нет? Стоит просто подглядеть, как он смотрит на неё, пока она не видит.

Валера смотрел на Аллу как надо.

Было только одно «но», нешуточно осложнявшее поначалу Сонин нехитрый быт. Бывший московский мальчик Валера и бывшая московская девочка Алла, отнюдь не придерживающиеся в повседневной жизни жёстких религиозных правил, скорее напротив, будучи ироничными современными образованными демократичными гражданами США и агностиками по натуре, – строго придерживались кошерной кухни.

Валера долго объяснял Соне, из какой посуды что есть и почему, а также как это всё правильно мыть. У них было две посудомоечные машины! Тарелки-чашки, вилки-ложки были рассредоточены группами по разным ящичкам, полочкам и шкафчикам. Все попытки систематизировать и уложить в голове алгоритм ПРАВИЛЬНОГО использования так хорошо знакомых столовых приборов не приводили к желаемому результату. Соня даже попыталась записывать – из чего пить молоко, а из чего и чем есть мясо (а также все прочие продукты и их комбинации) и в какой последовательности – ни фига! Там была, видимо, ещё последовательность последовательностей. На это Сони уже не хватало!

Но даже не будучи программистом, всегда можно найти способ обойти систему – Соня прикупила наборы одноразовой посуды.

Каждое утро, вставая в несусветную рань, она мышью прокрадывалась на кухню, стараясь не хрустеть аксессуарами, припрятанными в кармане халата. Открывала огромный холодильник и наваливала себе из разных кастрюлек и пластиковых коробочек всяческой еды. Заваривала растворимый кофе, аккуратно насыпая его и сахар разными – на всякий случай – ложечками. Поев, она складывала «орудия преступления» в пакет, который выбрасывала в уличный контейнер по дороге на работу. Нельзя расстраивать хозяев своей тупостью, паче чаяния они обнаружат следы её мытарств в мусорном ведре. Кроме того, они искренне бы огорчились доставленной гостье морокой.

Много позже, среди шумной компании в одном из московских кабаков, Соня рассказала эту историю. Кто-то из приятелей спросил её, что мешало, раз уж она вставала раньше всех, спокойно поесть из нормальной посуды, вымыть её и, вытерев насухо, расставить по местам. За Соню ответил её спутник. Тот самый – протатуированный в Копенгагене. «Не ищите в себе правильный ответ на этот вопрос. Вы его не найдёте. Моя жена – психически больной человек. И заболевание её неизлечимо. В международной классификации болезней десятого пересмотра оно именуется «Порядочность».

Хорошо, что все были достаточно пьяны и не нашли на что обидеться.

Подумаешь, завтраки – мелочь какая! Зато ужины… В этой семье они были великолепны и бесподобны! Валера сам накрывал на стол, и предложенную пищу можно было смело поглощать им же ПРАВИЛЬНО приготовленными приборами. А этот французский суп в правильных же, привезённых из Канады, мисочках с ручками…

Такого супа Соня не ела больше нигде и никогда!

P.S.

А вот утюга в доме Валеры и Аллы не было ни одного.

По приезде домой Соня срочно выкинула утюг.

Да, в человеке всё должно быть прекрасно. Но начинать надо с главного – остальное приложится.

P.P.S.

«У любой политической системы руки коротки – сунуть нос в каждую частную жизнь. Поэтому даже в таких «тоталитарных» странах, как США и Россия, правительство понятия не имеет, что творится в каждой лавочке, в каждой фабричке, в каждом филиале компании, а уж тем более – в каждой семье. И, приехав в эту страну и пройдясь по улицам, и даже сделав какой-то бизнес, совершенно невозможно определить, какая политическая система на дворе. Московская улица мало чем отличается от русской улицы Бруклайна в Бостоне. Люди… Всегда и везде – просто люди…»

Глава седьмая

Колыбель для белок

Она была глупа, и я глупец, и всякий, кто думает, что ему понятны дела рук Господних, тоже глуп.

…Вот так будем жить да житьИ переживём спростаТысячу мод, дюжину войнИ президентов полста[20].

Соня сидит одна около фонтана, на широкой парковой скамейке с видом на сияющий золотой купол, освещённый встающим солнцем. На плитах ещё не валяется ни одного окурка, мусорный бак девственно пуст. Ей легко и свободно дышится. Шумят деревья. Доносится звон башенных часов. Ни одного человека. Блаженство. Утро. Суббота.

«Что я здесь делаю в такую несусветную рань?»

У неё в руках пончик и пластиковая «непроливайка» с кофе. Тихо. Она на секунду закрывает глаза…

Пейзаж меняется. На солнце набегают тучи. Поднимается сильный ветер. И вдруг мгновение назад прозрачный утренний воздух сворачивается в торнадо, поднимающий невероятное количество невесть откуда взявшихся останков сигарет. Зловещая безлюдная пустота начинает мощно вибрировать. Из неё, разрывая омерзительными лапами-крючьями пространство, изрыгаются куцые грязно-рыжие твари. Они плотоядно смотрят на Сонин пончик. Они приближаются. Они запускают свои лапы Соне в волосы. Дотрагиваются до неё своими лохматыми пальчиками с острыми коготками-сабельками. Их всё больше. Они заполнили всю Park-Street. Их уже мириады. Шевельни Соня хоть веком – они накинутся на неё и разорвут. Она остаётся неподвижной. Одно из зловещих созданий щекочет ей нос. Сейчас она чихнёт – и Харону нечего будет перевозить. Сейчас… Сейчас… Ей надо проснуться. Надо чихнуть – и это разбудит её. Главное – успеть вернуться в реальность в ту самую миллионную долю мига между чихом и атакой рыжих исчадий…

– Будь здорова!

– Спасибо!

– Никогда ещё не встречала человека, настолько проваливающегося в себя. Кстати, пока ты тут летаешь по вселенной своей черепной коробки, белки сожрали твой пончик. Они здесь наглее крыс!

– Ната-аша…

«Господи, спасена!»

Над Park-Street было ясное небо, солнечный свет играл с листьями в блики, дул едва-едва заметный ровный нежный ветерок.

– Привет! Просто задремала… – Соня быстро приходила в себя. – Целый час тут торчу. Около меня уже свидания назначают. Как я рада тебя снова видеть!!!

– Что Наташа?! Три рубля и – ваша! Вы, гады, хотели без меня в State-House рвануть?! – Как же рада была Соня вновь слышать эти её вопли. – Могу я, наконец, увидеть эти «внутренности», не подлежащие осмотру?! Вот не позвони я вчера Майклу – так бы и проебала опять возможность, – и дородная красавица щедро одарила градом ласковых идиом стоящих рядом Джоша, Майкла и, разумеется, Джима.

Джим пригласил Сонечку в субботу посетить State House штата Массачусетс, да не с обычной экскурсией, а, так сказать, – по индивидуальному плану. Ибо в Бостон как раз приехал тот самый сенатор от «европейского» штата Америки, с которым он дружил с Вьетнамской войны. Соня намекнула, что, мол, неплохо бы и Джоша пригласить. Джош, разумеется, сказал, что придёт с Майклом, а последнему – вовремя позвонила Наташа. Так что вся честная компания оказалась в сборе. Джим был не очень-то доволен – видимо, старость – не радость. Но на его недовольство, кто по-русски, кто по-американски, как-то не обращали внимания. Соня, конечно, отчасти понимала свою нетактичность – ведь пригласили только её, а заявилась с компанией.

«Ну, дык, мы, «рашн-пейзане», протоколу не сильно обучены, и вообще, места много не займём, пить будем на свои, «не извольте беспокоиться, барин!»… Короче, «дайте закурить, а то так выпить хочется, что переночевать негде».