Андрей Рубанов - Сажайте, и вырастет. Роман Страница 23

Дверь уже открывалась, а я еще натягивал штаны; на выходе успел одним быстрым движением открыть кран, зачерпнуть воды и смочить ею отяжелевшие веки.

И только оказавшись в прогулочном дворике и окончательно придя в себя – я увидел и понял, что лето кончилось. Прохладно, свежо было в пространстве. Руки и плечи вмиг озябли. Выщербленный пол покрывали широкие мелкие лужи. Вот и осень. А там и зима, и Новый год!

Если ты молод, здоров, крепок и уверен в себе, то уход очередного веселого лета переживается тобою легко – как мимолетная грусть, как безболезненное дуновение отдаленной тревоги. Однако в эту осень, очередную, свою двадцать восьмую, встреченную столь оригинально, в месте страшном и романтическом, я уныло признался себе – обхватывая ладонями локти, ежась, перешагивая лужи, отражающие ярко-синее небо, как бы продавливающее себя сверху вниз сквозь прутья верхней решетки, – что молодость близится к финалу. Впереди все более и более явно маячит суровая дата, тридцатник. Рубеж! Как я его встречу? Кем? В каком качестве?

Вернувшись с прогулки и посмотрев на членов клуба, ожидающих очередного рассказа о похождениях неуловимого Андрюхи, я понял, что мне надоело развлекать чайники и куски прошитой ваты. Острых сюжетов больше не будет. И настроения тоже.

Что-то идет не так, понял я в первый осенний день. События разворачиваются иначе, нежели я предполагал. Мое молчание на допросах никого не беспокоит. Следователь равнодушно складывает в папку пустые листы. А ведь я просидел уже две трети своего срока. У них есть только девять дней, чтобы изыскать улики, изобличающие меня в казнокрадстве. Но вместо интенсивного, с пристрастием, дознания, вместо ежедневных многочасовых интеллектуальных баталий, вместо давления, уговоров и угроз – вежливое равнодушие; четыре раунда по десять минут. И это все?

Что-то не так.

Осень хорошо проясняет разум. В жаркие дни голова работает плохо. Потеря влаги, утомляемость – летом мозг не производит хороших идей. Но стоит температуре упасть, давлению – повыситься, а небу – поголубеть, стоит только грусти разлиться в пространстве, как разум населяют четкие и простые догадки: они все уже решили насчет меня.

– Ладно, – вздохнул я. – Хрен с вами, джентльмены! Вот вам еще один рассказик.

Матрас и умывальник беззвучно обрадовались.

– Только чур, не перебивать!

Глава 10

Последний раз я общался с существом другого пола за пять часов до ареста.

Расставшись с дорожным инспектором, чей карман отяготило уплаченное мною по таксе, я прикурил новую сигарету, вновь поднялся по Тверской, напротив памятника Маяковскому лихо развернулся – грубо нарушив при этом ПДД и не обращая внимания на ГИБДД – и снова подкатил к тротуару, населенному полуголыми женщинами.

– Вам девушку, да?

– Да, – развязно ответил я. – Девушку.

– Какую желаете? Я выбросил окурок в окно.

– В смысле? Бандерша устало поморщилась.

– Худенькую? Полненькую? Блондинку? Брюнетку? Постарше? Помоложе?

Я позорно промедлил, не ожидая столь высокого уровня и объема разнообразных предложений от нового для себя рынка нелегальных интимных услуг.

– Нормальную, – наконец сформулировал я и опять закурил.

– Два часа – сто пятьдесят долларов! На всю ночь – триста! Без…

Я небрежно прервал:

– Знаю, без анального секса и садомазо.

– Деньги вперед.

– Как скажешь.

Я вложил в руку «мамки» наличные, мгновенно изученные и прощупанные проворными пальцами. Они канули в полумрак. От большой группы держащихся вместе девочек, после небольшого консилиума, в мою сторону решительной, почти нахальной походкой направилось юное существо в забавных шортиках, туго обтягивающих скудную попку. Шея, впрочем, была хороша, а улыбка обаятельна.

Преодолевая неловкость, я толкнул изнутри дверь.

– Добрый вечер, – культурно сказала девушка, мгновенно заполнив салон машины сильным запахом приторных духов. – Я Нина.

– Привет, – сказал я. – А ты неправильно садишься в автомобиль.

– А как правильно? – спросила временная подруга.

Вряд ли ей было больше двадцати. Разглядев девчонку внимательнее, я тут же решил, что ни о каком платном совокуплении не может быть и речи. На левом, ближнем ко мне, худеньком бедре жрицы любви хорошо различался обширный синяк, а на шее отчетливо пламенела свежая яркая царапина.

Происхождение этих царапин и других следов насилия всем известно. Так сутенеры, при помощи кулака и ножа, держат в подчинении свой трудовой коллектив.

– Надо сначала опустить на сиденье попу, – я скабрезно ухмыльнулся, – а потом повернуться на ней влево, одновременно занося в проем двери голову и согнутые ноги.

– Жуть! А я как сделала?

– А ты полезла в машину, как в берлогу. Сначала голова, потом ноги, и только потом остальные части тела.

– Интересно. А куда мы едем?

– Никуда, – ответил я. – Покатаемся, поболтаем и все. Больше мне ничего от тебя не надо. Клянусь.

Она не удивилась.

– О чем будем говорить?

– О чем хочешь.

– Ты очень напряженный.

– Я всегда такой.

– Тебе что, не с кем пообщаться?

– Наоборот.

– А ты женат?

– Да. Пять лет.

– Жуть! Не надоела тебе жена?

– Как только мне надоест моя жена, я пущу себе пулю в лоб.

Жрица немузыкально расхохоталась.

– Извини, конечно, но я это слышала от многих. Все так говорят. Женам. И себе. А потом бегут покупать девочку.

– Лично я сделал это в первый раз. Временная подруга недоверчиво посмотрела на меня круглыми, жирно накрашенными глазами.

– Жуть! Ты в первый раз купил женщину?

– Да.

– Не может быть!

– Почему это тебя удивляет?

– Ну, – она пожала плечами. – Такой солидный мужчина, и машина крутая…

Ты мне явно льстишь, подумал я. А то я себя в зеркале не видел. Там отражается все что угодно, только не солидность. В волшебном стекле последнее время я наблюдаю бледно-сизую, опухшую, в целом малосимпатичную морду. Фиолетовые мешки под мутными глазами. И тонкую, едва не дистрофическую шею, раздраженную торопливым бритьем. И коричневые дряблые веки, под которые дважды в день закапывается визин. И зубы, желтые от кофе и беспрерывного курения. И больные углы маленького кривоватого рта. И длинные глубокие складки вдоль крыльев носа.

Увы, но, несмотря на огромные доходы, внешне я до сих пор похож не на респектабельного яппи, а на того, кем являюсь на самом деле, – на дешевого охуятора из провинции.

Употребляя сильный термин «охуятор», я имею в виду таких людей, которые по молодости и горячности натуры непрерывно желают всего и сразу. Их цель – немедленно, сей момент, разбогатеть. У них внимательные глаза с постоянно бегающими зрачками. Щеки впалые, шеи тонкие, плечи худые. Одеты часто под бандитов. Обожают черный цвет.

Жажда денег гонит их вперед. Они пытаются, они терпят, они прилагают усилия. Иногда у них что-то получается.

Выражение на лицах охуяторов очень серьезное, часто откровенно мрачное. Углы губ опущены. Общая картина подталкивает к выводу: малый направляется то ли на похороны, то ли на сходняк братвы. Или сразу на оба мероприятия. Хотя в действительности я собрался в детский садик, за сыном, а оттуда в продуктовый магазин…

– По твоему, – спросил я, снова делая правый поворот на набережную, – все солидные мужчины покупают девочек?

– Все, – звонко ответила девчонка. – Нет таких, которые имеют деньги и не попробовали хотя бы раз.

– Я знаю массу богатых людей, которые вообще не изменяют женам.

Жрица посмотрела на меня и улыбнулась.

– Какой ты глупый, жуть! Да это они только так говорят, что не изменяют! Рекламу себе делают. А на самом деле используют любой удобный момент. Мужики же все – скрытные! И вруны притом. Они такого наплетут – жуть!

– Да, – с вызовом сказал я. – Самцы все хитрые. Без хитрости мамонта не завалишь. Нельзя не уметь врать в наше неспокойное время.

– Да из вас вруны – никакие! – рассмеялась девчонка. – Буквально! Вот он вечером в пятницу ко мне на хорошей машине приезжает, золотая цепочка и все такое, и пальцы гнет. А днем на крышу шашечки приделает – и таксует… Как двести долларов натаксует – сразу ко мне едет. Снимает шашечки – и к Светочке…

– А Светочка – это кто?

– Я, а что?

– Ты же вроде сказала, что ты Нина.

– А для него – Света, – спокойно поправилась девчонка. – А какая, блин, разница? Меня обманывают, и я обманываю…

Мы помолчали.

Ночная Москва хороша и прихотлива. Днем или же вечером выходного дня, шагая пешком по самому ее центру, можно принять сумму фасадов, ярких витрин и опрятных тротуаров за нечто вполне европейское. По ночам же, через ветровое стекло автомобиля, этот город открывает свое истинное лицо. Он огромен, весь плавно изогнут, застроен очень богато, но хаотично. Щедро залит электрическим светом – и тут же опрокинут в непроглядный мрак. Все просторно, все немного криво – Азия, господа! Будь я проклят, если это не Азия.