Юлия Вознесенская - Звезда Чернобыль Страница 24

– Да, эти вот анекдоты, – проговорил задумчиво Алексей, – это уже свидетельство крайнего отчаяния, невозможности помочь собственной беде своими силами, прямо какая-то древняя зависимость от рока, где роль этого самого рока играет власть.

– Нет, не согласна, – Татьяна стукнула кулаком по ручке кресла. – Нет! Пока народ еще способен смеяться даже над самой черной своей бедой, значит, есть у него самосознание. Только загнано оно в подсознание и прорывается оттуда в виде вот этих анекдотов, народных частушек, современного «черного юмора».

– Народное, национальное подсознание? – усмехнулся Алексей. – Это что-то новенькое.

– Да-да, и не спорь со мной, ты, старый пессимист!

– Пессимист, матушка, это хорошо информированный оптимист. Не забывай, где я теперь работаю.

– Да, уж угораздило тебя перейти на санэпидемстанцию в этакое времечко. А ты, Настенька, что думаешь на этот счет? Существует или нет народное подсознание? Ведь если народ это не просто скопление отдельных личностей, некая сумма единиц, а целый организм, то как может он быть проще отдельного человеческого организма? Значит, и механизм его жизни намного сложнее, чем это представляется нашим руководителям.

– Пожалуй, ты права, И если представить себе, что народ и власть это не одно целое, что «народ и партия» вовсе не «едины», как гласят лозунги на всех перекрестках, то получается, что это два совершенно разных и антагонистичных друг другу организма. И тогда уже становится понятнее такой же подсознательный ужас властей перед любым непроизвольным, неподконтрольным движением народного организма. Вот как сейчас, например.

– Два разных организма, говоришь… – Алексей задумался. – Ну, у меня, у медика, на языке другое сравнение. Не два разных организма, а один больной организм – общество, разъедаемое переродившимися клетками. Злокачественная опухоль. И как там ее ни перестраивай, ни видоизменяй, рак остается раком.

– А как же тогда лечить это больное общество? Операцией?

– Ну нет, я хоть и кардиолог, а не онколог, но даже и мне ясно, что в этом состоянии хирургическое вмешательство уже противопоказано. Метастазы. Тут может быть два пути. Первый – это осторожная, продуманная терапия.

– А второй? – живо спросила Анастасия.

– Второй – это чудо.

– Чудо? – удивилась Татьяна. – Это ты говоришь, атеист?

– Какой же я атеист, Танечка. Я вовсе Бога не отрицаю. Я Его просто не знаю. Но я вполне допускаю мысль, что есть Нечто, скрытое от моего восприятия и понимания. Допускаю же я мысль, что и в медицине есть много неизвестного и пока непонятного, а уж в медицине-то я немножко разбираюсь. А отрицание Бога требует убежденности, что Его именно нет. У меня нет информации о несуществовании Бога. А верить слепо в Его отсутствие – это уже тоже значило бы быть религиозным человеком, только навыворот. Нет, мне подавай либо четкие доказательства, желательно строго научные, либо я должен почувствовать внутреннюю бездоказательную убежденность. Ну, вот как мне не надо доказывать, что я люблю Танечку и что она лучшая женщина на свете. Доказывать не берусь, а уж верую – любой монах-отшельник позавидует такой вере! – и он быстро поцеловал жену.

– Да ну тебя, – отмахнулась польщенная Татьяна. – Вечно любой серьезный разговор сведешь к шутке.

– Но что же это за второй путь исцеления – чудо? – с улыбкой глядя на них, спросила Анастасия.

– Чудо? А вот какой случай был с одним знаменитым онкологом. Собственно, таких случаев у него, говорят, было немало, но я знаю один. Привезли к нему в клинику старуху с раком желудка и кишечника. Он ее начал успокаивать, готовить к облучению, а старуха ему и говорит: «Да ты, милый, меня не успокаивай, я ведь знаю, что рак у меня, и неизлечимый». Профессор не растерялся, а осмотрел ее и говорит: «Ну, мать, я ведь и вправду хотел тебе в историю болезни рак вписать. Чего ж это ты мне голову морочишь? Ты мне лучше скажи, ты кислой капусты много ела?» Ну, вопрос-то был проще простого: кто в деревне не пробавляется всю зиму картошкой да кислой капустой? Бабка и отвечает: «Конечно, ела, батюшка. Много за жизнь капустки съедено». А тот моет руки и строго ей говорит: «Вот она, твоя капуста, теперь тебя и отравляет. Не рак у тебя, матушка, а дурак. Придется мне с тобой повозиться, хотя по дурости твоей и не стоило бы. Но, что б уж, как вылечу, больше этой капусты ты в рот не брала! А то и лечить не стану!» И так он бабку уговорил этой кислой капустой, что та поверила и по вере своей взяла да и выздоровела. И таких чудес история медицины знает множество. Ну, а вот ты, филолог и историк, – он вопросительно поглядел на Анастасию, – ты в чудеса веришь?

– Я верю в силу человеческого духа. Духа, а не фактора.

– Бр-р… Это же надо выдумать словечко – «человеческий фактор». Мне представляется какая-то жуткая сказка: «Вышел из пещеры Человеческий фактор о шести ногах и двенадцати языках и заговорил человеческим голосом».

Все трое засмеялись, и тут как раз зазвонил телефон.

– Стокгольм заказывали? Ответьте абоненту, – раздался хамоватый голос телефонистки.

– Алло! Алло! Аннушка? – проговорила Анастасия, прижимая трубку к уху, – слышимость была отвратительная, в трубке что-то щелкало, вплетались чужие отдаленные голоса.

Ответила ей дама, которая и в прошлый раз подходила к телефону. В этот раз она сама заговорила с Анастасией.

– Здравствуйте! Что вы так долго не звонили! А наша Аннушка уже уехала к себе в Германию.

– Вот как… Как же я теперь ее найду?

– Очень просто. Запишите ее телефон. – Она продиктовала номер. – Это городок где-то в Альпах. Аннушка там сейчас вместе со Свеном отдыхает после поездки к нам.

– Со Свеном? А кто такой этот Свен, можно узнать?

– Да это же, – в трубке помолчали, – жених нашей Аннушки!

– Да? Это для меня новость, что у нее есть жених. Ну хорошо, спасибо вам.

– Погодите, не вешайте трубку! Скажите мне сначала, что же с Аленушкой, нашли вы ее? Мы тут все ужасно переживаем за вас.

– Нет, пока я никого не нашла. Спасибо вам за телефон… И за новость.

– Пожалуйста, пожалуйста! В случае чего вы можете звонить мне без всякого стеснения, я все передам Анне. Я и сейчас сразу же ей позвоню, скажу, что вы звонили.

– Тогда, знаете что? Если вас не затруднит, то передайте ей мой телефон в Киеве. Я уж сама тогда не буду ей дозваниваться, от нас это сложно. А вас, кстати, как зовут?

– Ирина Борисовна Карлссон. Ну, давайте телефон. А то у вас, поди, деньги так и летят, я ведь знаю.

Анастасия продиктовала киевский номер и, попрощавшись и поблагодарив бойкую собеседницу, повесила трубку.

Повесив трубку, она покачала головой и пожала плечами.

– Ну, Анна! Вы знаете, чем она занимается, пока я тут разыскиваю ее сестру? Она замуж выходит! Жених у нее там объявился, какой-то Свен.

Татьяна улыбнулась и погладила Анастасию по руке.

– Настенька, правильный ты наш и строгий человечек! Ну нельзя же так! Ведь тебе не о свадьбе сообщили, а о том, что у Аннушки есть жених.

– А если бы даже и свадьба? – возразил Алексей. – Что ж, теперь и жизнь прекратится? Вот меня завтра приглашают на свадьбу в поселок, куда вывезли эвакуированных из Чернобыля и Припяти. Помнишь, Танечка, Сергея Кузьмича, нашего бывшего рентгенолога? Он, как вышел на пенсию, переехал к дочери в Чернобыль. Дом они там купили с хорошим садом, Кузьмич катер приобрел и думал закончить жизнь за рыбалкой да сажая клубнику. А получилось вон как… И сегодня вдруг звонит он мне из Иванкова и приглашает на свадьбу в дом к своим теперешним хозяевам, каким-то Евдокимовым. А голос у него такой, что сразу понятно, что невеселая это будет свадьба. И все же…

– И ты поедешь? – спросила Татьяна.

– Обязательно. Он очень просил. А мне как раз надо завтра пробы брать поблизости от их района, вот и заверну по дороге.

– Алексей! – встрепенулась Анастасия. – Возьми меня с собой! Вдруг среди эвакуированных я найду Аленку?

– Ну, это сомнительно, там ведь их десятки тысяч, в Иванковском районе. А справки навести я мог бы и без тебя.

Но Анастасия, сжав руки, смотрела на него такими умоляющими глазами, с такой надеждой, что он не устоял.

– Ладно, Настенька. Поедем со мной. Возьму тебя в качестве лаборанта, будешь помогать пробы брать. Представим себе, что и ты решила сменить профессию, как я сменил свою.

– Да если это поможет мне поближе к Аленке пробраться, так я и всерьез пойду к тебе работать хоть лаборанткой, хоть уборщицей. Если бы еще в самую зону попасть да там ее следы поискать!

– Глупости говоришь. В зону тебя никто не пустит, да там и нет никаких следов – всех ведь вывезли. Нечего там делать. А уборщицами там работают солдаты да роботы-бульдозеры. Ну, а если ты хочешь и вправду завтра со мной ехать, то сейчас иди как следует вымойся под душем и ложись пораньше спать.

– Спасибо тебе огромное. Мне почему-то кажется, что завтра я что-то узнаю об Аленке. И тебе спасибо, Танечка.