Маша Трауб - Падшая женщина Страница 24

– У меня уши заложило, – призналась она.

– Так бывает. Мы высоко над уровнем моря, – ответила Наташа.

– Тут нет моря, – плохо соображая, ответила Вика.

– Зато у нас тут канатка есть! – сказала Наташа. – Давид, поехали канатку покажем.

Давид вдруг остановился на обочине и вышел из машины. Вика подумала, что он хочет проветриться, покурить и дать Вике возможность прийти в себя.

– Пойдем, тут у нас источник, – позвала ее Наташа.

– Святой? – из вежливости спросила Вика. Ей было плохо уже по-настоящему. То ли от дороги, то ли от ощущения, что едешь туда, не знаешь куда, и ищешь то, не знаешь что. То ли от бесконечных ухабов, выбоин, кочек и ям, которые машина Давида преодолевала покорно, громыхая детским горшком в багажнике. Была ли это усталость или не смываемое водой, не изгоняемое кофе ощущение дремоты – тяжкой, муторной, – Вика не понимала. В этом городе было невозможно выспаться. Можно было только дремать или спать урывками, следя за временем на часах, мучительно ждать рассвета. Вика, тяжело встававшая по утрам, только здесь узнала, что такое бодрствовать в пять часов, рассматривая сквозь щель в занавеске рассвет. И решила для себя, что пять утра – прекрасное время для раздумий, принятия решений, которые уже через три часа не будут иметь никакого смысла и будут с облегчением смыты утренним душем. Она уже тысячу раз пожалела о том, что позвонила Давиду. Ведь никогда не любила осмотры достопримечательностей и прекрасно знала, что никакие уникальные пещеры, удивительные виды и исторические памятники не тронут ее душу. Да, она понимала ценность и уникальность, но сердце не отзывалось. По-настоящему ей были интересны именно люди. Она могла часами сидеть на лавочке и смотреть на прохожих. Она любила вглядываться в их лица, угадывать судьбы, строить предположения, по каким делам они спешат. Ей нравилось попадать в частные дворы со своим семейным укладом, какой она сегодня видела в ресторане Лены и Михаила. Она с интересом рассматривала лейку, явно расписанную Леной, которая валялась в углу двора. Ей нравились разномастные стулья, которые стояли у столов. И столы, настоящие, деревянные, не прикрытые клеенкой или бумажными салфетками, ей тоже нравились. Вика была «тактильным визуалом». Ей нравилось рассматривать то, что она могла потрогать рукой, почувствовать пальцами. Или то, что дышало, имело душу, жизнь. Как стол или стул, который вынужден терпеть поминки, хотя покупался для детских праздников.

То же самое было с могилой дедушки – именно поэтому она хотела туда вернуться. В тот приезд она даже не зашла за ограду, что было в принципе невозможно из-за сорняков и деревьев, но дотронуться до могильной плиты она могла. Но Вика этого не сделала. Испугалась? А ведь стоило просто дотронуться, почувствовать. И тогда бы не было у нее такого щемящего разочарования от поездки, от самой себя. Надо было провести ладонью по камню и мысленно поговорить с дедушкой. Она бы все почувствовала. А сейчас, вместо того чтобы вернуться на могилу, она ехала осматривать достопримечательности, которых здесь не может быть. Ну что здесь удивительного? Или такого, чего она не видела? Ну еще один памятник, ну вид с пригорка. Музейчик какой-нибудь. И почему она никогда не может сделать так, как надо ей, а не кому-то другому? Так, как всегда делала бабуля, которой было наплевать на чувства окружающих и даже близких людей. Она этого и не скрывала. И из-за этого ругалась с Викиной мамой, которая заламывала руки и кричала, уговаривая бабулю лечь в больницу на обследование.

– Ну сделай это хотя бы ради меня!

– Вот ради тебя точно не буду, – резала бабуля по живому, зная, что дочь обидится, – могу только ради себя. А мне не надо.

Вот от этого «ради» бабулю просто воротило. Не понимала она, зачем делать ради чего-то или ради кого-то. Жить нужно ради себя, ради того, что нужно только тебе.

– Бабуля, как ты жила в советское время с таким подходом? – удивлялась Вика.

– Так же, как все. Все так жили и сейчас живут. Человек – эгоистичное создание, – отвечала бабуля.

– Отпей немного. – Вика очнулась от мыслей и взяла пластиковый стаканчик, который протягивала ей Наташа. – Это из источника. Говорят, все излечивает, исцеляет внутреннюю хворь.

– Так вроде бы река рядом с монастырем излечивает, – удивилась Вика.

– То река, а это – источник, у нас много таких мест, где вода целебная.

– А где сам источник? – спросила Вика.

– Так вон же!

Из бетонной стены, которая удерживала кусок леса, опасно нависающий над трассой, торчала ржавая труба. Рядом с трубой была поставлена картонная коробка и лежали пластиковые стаканчики, заботливо прижатые камнем от ветра. Вика понюхала воду – ничем не пахнет.

– Пей, не бойся, – улыбнулась Наташа.

– А желание надо загадывать? – пошутила Вика, но Наташа не сочла это шуткой.

– Хочешь, загадай.

У Вики не было желаний, которые она могла бы внятно и быстро сформулировать, как и не было желания пить воду неизвестного происхождения, пусть и считавшуюся целебной. Она только сделала вид, что пригубила. Давид тоже не пил воду, зато бросил несколько монет в ручеек, который тек вдоль дороги.

– Чтобы удача была на дорогах, – пояснила Наташа. – Так все делают. Традиция такая.

– А где деньги? – На дне ручейка лежало всего несколько монеток.

– Так собирают! – удивилась вопросу Наташа.

Они сели в машину и поехали дальше. Долго плутали по проселочным дорогам, взбирались наверх, спускались, резко поворачивали и как будто возвращались назад. Наконец Давид опять остановился и вышел. Вика выползла следом. Наташа начала выгружать из багажника сумки. Там оказались бутерброды, кофе в термосе.

– Пойдем, тут недалеко, – позвала она.

Они дошли до заброшенного здания с окнами, крест-накрест заколоченными досками. Само здание, видимо, было крепкое, построенное на совесть. Рядом притулилось даже не кафе и не забегаловка – несколько грязных пластиковых столов и стулья со сломанными ножками. Наташа за минуту смахнула грязь, расстелила салфетки и разложила еду.

– Когда-то это была знаменитая гостиница. Курорт наш местный, – рассказывала она, – сюда только знаменитости приезжали и начальники большие. Вон, видишь, канатка!

Вика изо всех сил вглядывалась в даль, но ничего не увидела.

– Вон же! – показывала Наташа.

Вика с трудом рассмотрела стульчики, которые раскачивались на ветру прямо над их головами. Они были похожи на сиденья на детской карусели, рассчитанные на маленьких и достаточно тщедушных детишек. Стульчики, на которых остались следы яркой жизнерадостной краски – желтой и зеленой, – болтались на хлипких, проржавевших тросах. Как можно было добровольно сесть в этот стульчик, пристегнуться символической цепью из нескольких звеньев, выглядевшей скорее как украшение для стульчика, нежели как средство безопасности, Вика понять не могла.

– А она работает? – на всякий случай уточнила она.

– Конечно. Зимой работает, – горячо заверила ее Наташа.

– И люди приезжают?

– Конечно! Вон с той горы съезжают!

Вика послушно посмотрела туда, куда указывала Наташа. Там действительно была гора, которая с середины раздваивалась и обрастала холмами.

– Тут прыгать можно, – пояснила Наташа.

Вика подумала, что прыгать можно и с девятого этажа, если рассчитываешь убиться насмерть, но с этой горы она бы даже пешком не стала спускаться, не то что на лыжах. Гора была сплошь утыкана камнями, острыми, огромными, которые угрожающе торчали, как наконечники копий, спрятавших древки где-то под землей. И вряд ли снег мог засыпать эти страшные пики.

– Раньше здесь много народу было. И зимой, и летом. Летом тут альпинисты лазают. Сейчас приезжают те, кто эти места знает и любит. Тут ведь даже Визбор был. Знаешь песню – «Лыжи у печки стоят»? Так он ее здесь написал. Прямо в этой гостинице.

– Неужели?

– Конечно!

– Что-то я про это нигде не слышала.

– Не веришь? Так только свои и знают! У наших местных, у любого спроси, подтвердят! – воскликнула Наташа.

Вика не стала спорить, тем более что ей по большому счету было все равно – здесь или в другом месте. Она жевала уже третий бутерброд, неожиданно почувствовав зверский голод. И кофе из термоса – крепкий и сладкий – показался ей удивительно вкусным.

– Тут всегда есть хочется. Воздух такой, – улыбнулась Наташа, подливая ей кофе. Вика кивнула с благодарностью.

Давид ел и пил, не отрывая взгляда от горизонта. Казалось, он даже не слышал, что рассказывает Наташа и что отвечает Вика.

Вика думала о том, что Наташа как местная жительница специально приукрашивает действительность, и могла ее понять. Но будто в подтверждение ее слов на дороге появилась пара – девушка и юноша – с огромными рюкзаками на плечах. У них были обгоревшие лица и стесанные до крови руки, замотанные грязными платками-тряпками. Парень шел впереди, девушка чуть сзади, время от времени догоняя его, чтобы заглянуть в лицо, поймать взгляд. Он смотрел сумрачно, и девушка отставала, расстроенная. Но уже через мгновение вскидывалась, прибавляла шаг, догоняла и снова заглядывала в лицо своему спутнику. Парень же увидел бутерброды и явно почувствовал запах кофе. На еду и шел. Наташа быстро выложила на салфетку несколько бутербродов и налила кофе в два стаканчика.