Артемий Ульянов - Записки санитара морга Страница 24

– Ты, поди, не поверил ей. Все ржут и посылают…

– Да, было дело – не поверил. Я даже потом перезванивал. Думал, что не туда попал, что пошутили надо мною. Приехал на следующий день по адресу. Калитка в заборчике, за ним дворик метров десять и крылечко замызганное. Вонь стоит уже за калиткой. Крылечко – это вход в траурный зал, который был похож на склад для лопат, в котором стоит два ряда стульев из старого кинотеатра… А в центре – какая-то деревянная коробка, на ящик для снарядов смахивала. Так вот, это – постамент. Я там три месяца отработал и ни разу не видел, чтоб кто-нибудь в траурном зале прощался. Гроб схватят – и бежать. Само здание в жутком состоянии. Штукатурка пузырями, окна в трещинках. Плитка на полу и стенах вся побитая. И горячей воды нет. Да еще и воняет весьма ощутимо, особенно на первом этаже.

– Ну, ты молодец, что не убежал, – уважительно произнес Борька.

– Так я думал, что все морги такие, я ж других-то не видел. Ну вот… Встретила меня заведующая отделением. Она там вообще одна работала, если не считать санитаров. Я ей честно сразу сказал, что опыта ноль и что мне всего семнадцать лет. Думал, что на этом все и закончится. А она сказала, что семнадцать это не так плохо, как пятнадцать. И что местный санитар меня всему научит. Выдала мне халатик хирургический – и вперед.

– Ну, и как?

– Познакомился с санитаром Петей. Редкий экземпляр, сейчас таких уж нет. Ископаемое, в общем. Сильно похож на Шарикова. Сипатый, говорит в нос, половины зубов нет, глаза желтые. Одет как бомж, но сверху все это прикрыто халатом докторским, на пуговицах. И была у него какая-то уникальная стадия алкоголизма, наукой пока не изученная. Он пил каждые тридцать минут, по стопке. А в конце рабочего дня – три. Не запивал и не закусывал. То есть не пьянствовал, а поддерживал концентрацию зелья в крови, будто анестезиолог какой-нибудь. Ну, конечно, воняло от него изрядно. Да тремор такой, что сигарету из пачки с трудом доставал. Он мне сразу сказал, чтоб я все внимательно запоминал и сразу всему учился, потому что он будет на работе сегодня и завтра. Завтра, правда, полдня. И стал он меня учить.

– Толково учил-то?

– Выдачу более или менее показал. А вот вскрытие… То ли он на меня впечатление произвести хотел, то ли испугать. В общем, одним тупым ампутационным ножом бабку сухонькую впопыхах зарезал, практически без комментариев. А, да… И без перчаток.

– Зачем? Не было перчаток, что ли? – изумился Боря, поморщившись.

– Да нет, были. Стиль такой… А вот холодильник он мне до последнего не показывал. И правильно делал. То есть я видел толстую металлическую дверь, которая на прижимной рычаг закрывается. Но что там внутри – не знал. Петя этот понимал, что если сразу меня в холодильник потащит – в обморок грохнусь.

– Холодильник, наверное, комнатный? Как в мясном отделе магазина…

– Да, Борь. Есть, правда, одна деталь. Со сломанным испарителем. Температура внутри была где-то градусов 16. Дальше рассказывать?

– Валяй, я ж профессионал все-таки, – нарочито гордо ответил Плохиш.

– У Пети в холодильнике слой воды был, сантиметров пять, может, семь. С охладителей текло. Но это не самое страшное. Когда-то давно, за пару лет до моего появления, образовалась у него пара «безродников». Он их в дальний угол закинул, а документы на госзахоронение все никак оформить не мог. Это ж надо в ЗАГС ехать, спецмашину заказывать. Вот он и откладывал это дело пару лет, да при температуре 16 градусов. В итоге – два «тутанхамона» в стадии мумификации, вонища, опарыши, мухи. В холодильник без респиратора зайти было сложно. На второй день моего, так сказать, обучения Петя свалил, как и обещал. На прощание строго-настрого наказал взяток не брать. Сам он альтруист был редкий. Из всех земных благ и платежных средств признавал только водку… Вот так, Боря, я и начинал свою практику в ритуальной отрасли.

– Теперь тебя, Тёмыч, хрен испугаешь. После такого старта тебе везде санаторий.

– Ну, это как посмотреть. Нормально вскрывать я только здесь научился.

– Так научился же…

Течение беседы принесло нас к окончанию рабочего дня. Вернее, он закончился для Бори, а для меня тут же начался следующий. Ночное дежурство обещало быть спокойным, ведь по сравнению с тем, что было вчера, спокойным покажется любое.

– Завтра старшой выходит, – напомнил мне Плохиш, имея в виду Вовку Бумажкина.

– Наконец-то, – облегченно сказал я. С появлением Вовки в стенах патанатомии с меня автоматически снимались негласное звание старшего санитара и лишняя ответственность.

Часы снова показывали долгожданную цифру пять. И снова, как и вчера, обитатели отделения спешили вон из его пределов, стремясь успеть по разным адресам, где их ждали. Некоторых – семьи, других – животные, кого-то – тоскливое одиночество, а кого-то – преданная бутылка яда. Под аккомпанемент перестука тяжелых каблуков и изящных каблучков вновь захлопали двери, прощаясь с теми, кто уже завтра утром переступит их пороги. Вскоре от беглецов остались лишь белые халаты, будто это были их тени, навсегда запертые в Царстве мертвых.

Итак, здание патанатомии окончательно опустело, готовое ненадолго стать для меня домом. И последним земным пристанищем для моих смирных соседей, рассованных по секциям мерно гудящего холодильника. Его надежные стены служили мне крепостью и, самую малость, темницей.

Оставшись один в вечерней тишине морга, я решил наконец-то поесть. Сидя за столом в 12-й комнате, любовался изящной простотой предстоящей трапезы, предвкушая каждое ее мгновение. Вареная картошка, политая подсолнечным маслом и присыпанная мелким лучком, перекликалась с ароматом тонких ломтиков ветчины, малосольных огурцов и белоснежного ромбика брынзы. Чуть в стороне от них, на маленьком чайном блюдце, расположились кругляшки салями, каждый из которых был наполовину прикрыт шапочкой плавленого сыра, а наполовину – крошечными веточками укропа. В центре стола важно покоилась крупная домашняя котлета со шпиком, которую притащил из дома Плохиш. А сразу за ней – ломтики поджаренного бородинского хлеба, в меру натертого чесноком. Позицию на левом фланге занимали половинки одинокого вареного яйца, украшенные кокетливым завитком майонеза. На правом царствовала бутылка холодного пива, покрытая испариной, словно бутон утренней росой. На заднем плане, словно в резерве, ждал своего часа породистый тульский пряник, порезанный маленькими кусочками, ведь его будут смаковать, а не есть.

Я гордился своим нехитрым ужином, который обещал мне куда больше истинной плотской радости, чем блюда высокой кухни, чьи изысканные сложные гармонии сродни замысловатым пассажам виртуоза, которые требуют осмысленного восхищения. Моя же гастрономия, напротив – потакала едоку, обещая ему яркое пиршество богатых кричащих вкусов, во время которого ему не придется напряженно улавливать сочетание еле заметных оттенков, позабыв о своем драгоценном чревоугодии.

Собрав на одной вилке салями с сыром, картошку и кусочек малосольного огурца, я понес этот ароматный набор ко рту, предвосхищая удовольствие, словно безнадежный гедонист. Когда вилка уже готова была скрыться во рту, отвратительная булькающая трель залила все закоулки отделения. Мысленно чертыхнувшись, я все-таки отправил снедь в рот, наслаждаясь ею и стараясь не замечать настырного дверного звонка. Лишь тщательно вкусив частичку ужина, нехотя встал, бросил тоскливый взгляд на стол и, сказав «они меня караулили, что ли?», пошел открывать.

На крыльце стояла бригада городской подстанции трупоперевозки. Рослый рыжий водитель и круглый приземистый фельдшер, похожий на Карлсона, были одеты в одинаковые синие комбезы с надписью «скорая помощь» на спине. Фельдшер держал в руке документы, водитель – сигарету. Внешний облик, роднящий их с настоящими «скористами», был изрядно разбавлен неторопливым цинизмом гробовщиков, который отпечатался на лицах.

– Привет! – буркнули они хором, в то время как фельдшер протягивал документы.

– И вам такой же. Что притащили?

– Двоих, оба на вскрытие, – бросил фельдшер через плечо, стремительно следуя в туалет размашистым шагом человека, которому дорога каждая секунда.

Я зафиксировал новых жильцов в журнале, а парни выгрузили их на каталки, стоящие в коридоре служебного входа. Шутя наказав им больше сегодня не появляться, бросился назад к столу. Усевшись, открыл пиво, сделал несколько глотков прямо из горлышка и продолжил ужин.

На этот раз успел съесть кусок котлеты и немного брынзы, прежде чем снова сморщиться от звука звонка.

– Не, это уже какая-то диверсия! – пробормотал я, приправив фразу сдержанным, но выразительным матом.

Теперь у служебного входа стояла перевозка коммерческая, у которой было мало общего со «скорой». Фургон марки «УАЗ» (известный в народе как «батон»), с рыжей полосой на борту и двусмысленной надписью «аварийная», возил только тех покойников, причина смерти которых была очевидна, а потому вскрытие не требовалось. Бригада – водитель и санитар, без признаков медицинского образования, были одеты в заурядную одежду, выбранную по их усмотрению. Но, в отличие от государственной службы, они были здесь своими. В стенах нашего отделения, совершенно официально и законно, находился кабинет агентов ритуальной фирмы «Мосритуал», которой и принадлежал «батон» трупоперевозки. Сотрудники «Мосритуала» работали здесь уже не первый год, став полноправными членами нашего коллектива. Сами они, правда, утверждали, что это мы являемся частью их компании. Но эта полемика была шуточной.