Алексей Козлов - Лихтенвальд из Сан-Репы. Роман. Том 2 Страница 24

– Как? – вопросил Нерон, – Эти цветы рода человеческого? Эти жемчужины цивилизации? Эти кошечки альковов и гаремов? Как это у них получается? Я не верю! О времена! О нравы! Пошли! Алекс, закрывай покрепче дверь! И не подпускай к своему пианино старушек, возжаждавших попить!

Алекс не стал рассказывать про каждодневные городские праздники с мусором по колено, фейерверком, пьяными криками, залитыми мочой подвалами и арками, заблёванными подъездами, девками, бросающимися к любой машине с открытой всем ветрам душой. С поливальными аппаратами, с рёвом проносящимися по предрассветным улицам города. Сметающими струями праздношатающихся граждан. Он не счёл нужным рассказывать. Мелкие разговоры. Даже от воспоминаний о подобных празднествах ему всегда становилось нехорошо.

– Не горюй, Алекс! Желудок газами не проймёшь! – напоследок сказал Нерон.

На этом разговор Алекса с визитёром завершился. Гитболан вернулся к прозе дня, заверил Алекса, что он посетит его в дальнейшем, и не один, ещё раз, и вместе со своими спутниками растворился в воздухе, как будто его и не бывало.

Глава 6. Ресторан «Прага»

Вечером того же дня отдельные прохожие могли отчётливо видеть, как та же компания высадилась из чёрной машины вблизи лучшей в городе гостиницы «Прага», проследовали в фойе и. после несложных процедур, сняла 66-й номер люкс из трёх комнат на шестом этаже. При оформлении выяснилось, что бойко говоривший на местном языке на Старомосковской дороге, гость, оказался иностранцем, ни черта не понимавшим по сан-реповски. То есть теперь, в фойе гостиницы он болтал какие-то корявые фразы, мило коверкал слова на все лады, но связно сказать что-либо не мог. Ясно, что если мой земляк попадает с в серьёзную страну и говорит там на плохом английском, он вряд ли попадёт на приём к английской королеве. Но столь же ясно, что иностранец, занесённый в Сан Репу, навсегда потеряет уважение санреповца, если освоит язык санреп в совершенстве, и перестанет чем-либо отличаться от коренного жителя. Сан Репа – страна иностранцев и воистину только иностранцы являются её истинными хозяевами. Ох, Сан Репа! Кто тебя выдумал? Долетишь ли ты до середины Днепра? Нет ответа!

Иностранцы! Отчаянные негоцианты и свихнувшиеся туристы! Санрепские иностранцы! Дорогие мои! Родные! Учитесь санрепейному языку должным образом, познайте его в совершенстве, хоть собаку в нём съешьте, чёрт с вами, но никогда и никому ни за какие деньги не отдавайте свой несравненный саксонский акцент! Чем корявее он будет, тем лучше для вас! Если вы женщина, то акцент ещё сильнее оттенит ваши прелести, если таковые у вас есть!

Наш сомнительный и пронырливый иностранец явно решил следовать этому правилу. Его гоп-компания, вероятно подражая своему лидеру, обзавелась таким же дилетантским выговором и тоже шепелявила на все лады. Нерон прикидывался переводчиком и солидно передёргивал плечом, как затвором. Он то и дело поощрительно подмигивал удивлённой сотруднице, она что-то давно не сталкивалась с таким развесёлым контингентом.

Оказалось, что иностранец по имени Джон Кит Алимайна Сааведра Гундопиндоз в Сан Репе находится проездом с научными целями, изучает славянскую культуру и языческие корни частных христианских ересей. С ним в группе находятся его переводчик и секретарь. Ведя переговоры с заведующей, вихрастый толстяк умудрился откусить половину журнала, лежавшего здесь же на стойке, но жульнические фокусы ушлую бабу не тронули. Зелёная бумажка растопила железное её сердце гораздо быстрее. Затем гость уединился в номере, сидел там тихо часов до шести, а потом отправился, переодевшись в белый парадный костюм в близлежащий игорный дом, расцвеченный дикими компьютерными огнями и завлекательными вывесками непристойного характера. В зале было довольно много людей, и Гитболан с порога обвёл увлечённую публику прищуренным, пытливым взором. Так в революционной России великий В. И. Ленин осматривал вшивую публику с крыши ржавого броневика.

– Нерон, скажи мне, Нерон, что это за публика собирается здесь? Они не производят впечатления отчаявшихся бедняков, ответь мне, как эти люди составили своё состояние, которое теперь они столь ревностно просаживают в рулетку и Пепе, они разбогатели, я надеюсь, вполне честными путями?

Нерон же на прямой вопрос отвечать не стал, а понёс какую-то туманную нострадамусовскую ахинею:

– Причина торопливости такой – твоя измена. Из-под ног уходит, теряет грунт свою надёжность, крепость и рушится всё то, что было камнем. Всё рушится. Железо, ставши сталью, обращено в желе! Об этом говорить – травмировать болезненные раны, что политы поташем без того. Правленье горбунов и проходимцев, где всякий инородец – князь в короне! Какая гадость – эти инородцы! А что ты хочешь? Зыбко! Зябко! Сиро! Правление пигмеев вороватых, плешивых горбунов, засилье мертвецов в цареньи – худших, упадок слабых, да, мой мозг плачевен. Завет кривых зеркал, где платно отраженье… Снеси их всех и жалости не знай!

– Ты этой песней грусть перетоскливил! – подмазался к Нерону Кропоткин, пытаясь доказать, что, да, и мы не лыком-с шиты, с Шекспиром знакомы, и кое-что мы знаем и без вас.

– Что вы мессир, они сами не знают источников своего богатства, грабёж на большой дороге – ничто в сравнении с путями приобретения их богатств. Никакой речи об изготовлении булавок и сооружении цветочных клумб на шляпах здесь нет! Не выращивают они и хлеб, многие из них полагают, что булки растут на кустах и древах. Они просто ловкие воры! Жлобы! Воровские нувориши – я могу их определить только так и никак иначе!

– Угу! Мне всё ясно! И что же, ни один из них никогда не задавался вопросом о смысле своей жизни? Не был измучен нечистой совестью? Не вспоминал в страшных снах ограбленных им?

– Что вы, мессир, все они спят очень хорошо, ручаюсь вам! Я сплю хуже! Я больше думаю об их грехах! Я всё больше и больше каюсь, и каждые пять минут наведываюсь к священнику в мокрых штанах!

Рыжий клоун состроил уморительную горестную рожу, сморщил рот гузкой, но глаз его горел сумасшедшим весельем.

– Ладно тебе, киник! Не юродствуй! Я буду наказывать юродствующих и сомневающихся, как это делал великий Франциск! Помнишь такого? Как он убеждал колеблющихся и склонял страждущих? О-о-о! Нет слов! Глумления над святынями христиан я не позволю! Никогда! Понял? Помнишь, как он рассмешил меня своими разговорами с птицами? Чудак!

– Конечно, помню! Вы славно тогда повеселились, выдавая себя то за кречета, то за жаворонка, я помню! Он принимал всё за чистую монету, пока вы не пукнули, как шахский верблюд и не расхохотались! Тогда он стал махать кулаками и проклинать всех подряд…

Тут Нерон увидел неподалёку от себя смазливую бабёшку и округлил глаза.

– Ну, начинается! – увидев это, сказал Кропоткин, – Сейчас клеить начнёт.

– У этой женщины так много стигматов на теле, что я останавливаюсь в нерешительности, куда податься, ох, миссис Мапл! – взорвался Нерон, не обращая никакого внимания на иронические замечания собрата, – Таких прецедентов ещё не было за всю мою грешную жизнь. Было по всякому, но так никогда, я влюблён! Уши вянут, щёки горят, руки дрожат, и я сам вяленый, как треска. Нет-нет, я знаю симптомы этой болезни. Я влюблён! Как я хочу жениться, хотя бы не надолго! Хотя бы на одну ночь. Но я не богат, чёрт подери! На какие шиши я буду вскармливать это оригинальное создание природы, холить эти изумительные стигматы, нежить эти штуковины? Это мне не по карману, чёрт возьми! Не дай бог, противоречия разорвут меня на части, не дай Бог! Жениться на женщине, считая её человеком, это пик моей жизни! Кроп, ты будешь шафером на нашей свадьбе?

– В кого ты влюблён, Нерон, в кого?

– О, это чудесное создание! Яркие, добрые глаза! Золотое сердце! Заботливые руки! Грудь амазонки! О-о-о! Я столкнулся с ней на перекрёстке между столами! Что она делает в этом злачном месте? Я уже ревную! Если бы я смог спросить, где она живёт, я бы точно с ней познакомился! А пока мы разошлись, как барки в океане! Но мы точно встретимся! Жди меня, Ассоль!

– Голубые глаза! Золотое сердце? Братец – это же расхожие штампы, не имеющие никакого отношения к жизни! Тебя обманут! Ассоль! Буссоль! Раздутый самомнением льежский прыщ! Начитался арабских сказок… Руки, как грабли! Пупок, вмещающий унцию орехового скипидара! Тьфу на тебя! – сказал Кропоткин, – Твоё чистое, непорочное создание торчит тут каждый божий день и караулит клиентов, как акула креветок! Если у тебя есть деньги, ты ещё можешь догнать эту барку, и она поплывёт туда, куда поплывут твои денежки!

– Ты – негодяй! Не пытайся опорочить публично мою Дульцинею, у тебя этого не получиться! Или.. не очень получится! Сравнения хромают! Ты слишком много знаешь! Откуда у тебя скверная привычка гасить самые высокие мысли твоих друзей? Придётся устроить на тебя покушение! А теперь, за дело, желудок, ты уже урчишь! Интересно, что нам принесут! Я проголодался, как тысяча арктических волков!