Алексей Олексюк - А76 (сборник) Страница 24

Но делать нечего – пришлось идти в библиотеку, искать учебники и пособия. Помню, что внутри маленького, тесного помещения одного из филиалов городской ЦБС было очень жарко. Я стремился поскорее найти хоть что-нибудь подходящее и вновь оказаться на свежем воздухе. Как на грех искомое пребывало задвинутым в самый дальний угол самой верхней полки. Я не помню точного названия и имени автора. Последнее обстоятельство особенно обидно, потому что, читая этот труд, я впервые в жизни почувствовал, что математикой можно увлечься. Не увлекся, но почувствовал возможность такого увлечения. Понял людей, которые увлечены математикой. И нужно было для этого всего лишь последовательно и внятно изложить историю взаимоотношений человека с числами: как возникло понятие числа, как оно отделилось от конкретного предмета и стало абстрактным, почему возникла необходимость в отрицательных числах, какие споры вызвало данное нововведение среди математиков, как появились дифференциалы и интегралы… История о неграмотном одесском портном, заново открывшим в началеXX века интегральное исчисление, поразила своей почти евангельской притчевостью. Я выписывал формулы, разбирал примеры, решал задачи – то, чего сроду не делал в школе. И таким образом одолел примерно половину книги – до бинома Ньютона. Дальше не успел.

День тестирования уже с утра обещался быть жарким. На небе ни единого облачка. Воздух неподвижный, застоявшийся, безо всяких признаков утренней прохлады. И в этом воздухе – немолчный гомон огромной толпы выпускников и их родителей, собравшихся со всей области. Стоянка и всё свободное пространство перед воротами были забиты бесчисленными автобусами и автомобилями. Пространство за воротами, включая клумбы и яблоневый сад, – запружены людьми. Организаторы через мощные динамики пытались перекричать всеобщий гомон и как-то «упорядочить» толпу, но это было невозможно. Все изнывали от жары и нервного напряжения, все были «на взводе», все говорили или двигались, что бы дать хоть какой-то выход накопившемуся раздражению. У какой-то девушки случился приступ эпилепсии: она лежала прямо на асфальте и судорожно выгибалась всем телом. Несколько мужчин подняли её на руки и перенесли на ближайший газон. Вскоре прибыла карета скорой помощи, но не смогла проехать на территорию вуза, и те же мужчины вместе с врачом вынесли девушку за ворота.

Наконец стали пропускать внутрь. Тоненький ручеёк потёк к раскрытым дверям из огромного моря, скопившегося во дворе.

Я не спешил, выжидал, пока давка у входа ослабнет, и лишь потом встал в очередь. Минут через десять, предъявив пропуск, я попал, наконец, внутрь. Там меня «отсортировали» и с небольшой группой вчерашних школьников препроводили в душный и заставленный партами спортзал. Сколько мы ждали, пока раздадут тестовые задания, уже не помню. Зато помню чувство облегчения, когда всё это закончилось. Было душно. Кондиционер не справлялся со своей работой.

Зато я справился со своим заданием даже раньше времени и ещё помогал сидевшей рядом девушке – просто так, от нечего делать.

Тест я сдал. Причём, даже в тех заданиях, на которые отвечал методом «научного тыка», процент «попадания» оказался выше «проходного порога». То есть можно было вообще ничего не учить, положившись на интуицию.

Я был единственным в группе, кто сдал тест: остальные принесли документы в приёмную комиссию значительно позже – в сентябре, и их зачислили по результатам собеседования.

СДЮВЛАМ, или Сто десятый юбилей Владимира Маяковского

Возлюбленные! станем любить друг друга, ибо

любовь от Бога, и всякий, кто любит, рождён

от Бога и знает Бога; кто не любит, тот не

познал Бога, потому что Бог есть любовь.

Первое послание ап. Иоанна, гл. IV, ст. 7,8.

Пролог. Созвездия «Магги»

Сижу дома. На диване. Смотрю телевизор. По телевизору реклама: Бульонные кубики «Магги»

Что-то знакомое.

Стал припоминать. Встал, подошёл к книжному шкафу. Весь мозг, как газету, измял в напряжении.

Вспомнил!

А если весёлостью пёсьей

закружат созвездия «Магги» —

бюро похоронных процессий

свои проведут саркофаги.

Когда же, хмур и плачевен,

загасит фонарные знаки,

влюбляйтесь под небом харчевен

в фаянсовых чайников маки.

1913 г.

Как, всё-таки, мало изменился мир. До обидного мало.

Глава 1. Загадка: «Владимир Владимирович, но не Путин?»

Иду себе по скверу, смотрю – стоит. Длиннющий, с коломенскую версту.

– Владимир Владимирович, вы?

– Я.

– Живой?

– Как видишь.

– А говорят, застрелились?

– С чего это?

– От любви, вроде бы.

– От любви? Что ж, от любви, пожалуй, мог.

– А пишите что-нибудь?

– Нет, брат, отписался. Теперь ваша очередь. Не подкачаете?

– Не знаю. Голос-то у меня больно хлипкий.

Рассмеялся:

– Ну, брат! Тут не голос важен… Другое…

Глава 2. «А вы могли бы?»

Знаю, Владимир Владимирович, знаю… Как там у вашего знакомца, Есенина:

Быть поэтом – это значит то же,

Если правды жизни не нарушить,

Рубцевать себя по нежной коже,

Кровью чувств ласкать чужие души.

Ведь знал, сукин сын, о чём говорил!

А вы?

Вы ж такое загибать умели,

что другой на свете не умел.

Помните? Помните, Владимир Владимирович:

Я знаю силу слов я знаю слов набат

Они не те которым рукоплещут ложи

От слов таких срываются гроба

шагать четвёркою своих дубовых ножек

Бывает выбросят не напечатав не издав

Но слово мчится подтянув подпруги

звенит века и подползают поезда

лизать поэзии мозолистые руки…

Тоже ведь знали, всё знали заранее. Иначе, откуда такое:

Всё чаще думаю —

не поставить ли лучше

точку пули в своём конце.

Сегодня я

на всякий случай

даю прощальный концерт.

Или:

– Прохожий!

Это улица Жуковского?

Смотрит,

как смотрит дитя на скелет,

глаза вот такие,

старается мимо.

«Она Маяковского тысячи лет:

он здесь застрелился у двери любимой».

А, впрочем, бред. Мистика. Конечно, не знали, не могли ничего знать. Просто…

Доктора узнают нас в морге

По не в меру большим сердцам.

(М. И. Цветаева)

Глава 3. Владимир Маяковский и Господь Бог

Священнослужителя мира, отпустителя всех грехов, – солнца ладонь на голове моей.

Благочестивейшей из монашествующих – ночи облачение на плечах моих.

Дней любви моей тысячелистное Евангелие целую.

Вот говорят: богоборец, богохульник…

Ерунда! Ересь.

Просто вырос человек. Встал во весь рост, на равных со своими богами.

Отсюда, вместо прежнего пиетета, почти панибратские отношения. Когда можно пожаловаться, поплакаться в седую отцовскую бороду, а можно и повыдёргивать эту самую бороду со злости. Дело семейное.

Уже в Древней Греции боги были соразмерны человеку. Но это достигалось за счёт очеловечивания самих богов. То же самое мы видим и в христианстве, котороеявилось продуктом именно эллинистической, а не иудейской цивилизации: Бог, ставший смертным человеком и принявший смертные муки, гибнущий из сострадания к людям – естественный наследник античных антропоморфных богов, знавших и человеческие страсти, и земную, человеческую любовь. Но и в античности, и в христианстве боги нисходили до людей и, если делали их равными себе, то только своим снисхождением. Поэтому, следующим, вполне логичным шагом было самому человеку подняться в обитель богов, утвердить свои обычные, обыденные человеческие чувства (не избранных героев-романтиков, а всех людей) вровень с божественными. Тем более что к XX веку люди ощущали в себе достаточно и силы, и дерзости для этого.

Результат:

Как трактир, мне страшен ваш страшный суд!

Меня одного сквозь горящие здания

проститутки, как святыню, на руках пронесут

и покажут богу в своё оправдание.

И бог заплачет над моею книжкой!

Не слова – судороги, слипшиеся комом;

и побежит по небу с моими стихами под мышкой

и будет, задыхаясь, читать их своим знакомым.

Глава 4. «Про это»

Любил ли? Любил.

Любимая – жуть! Когда любит поэт,

Влюбляется бог неприкаянный.

И хаос опять выползает на свет,

Как во времена ископаемых.

Это Борис Пастернак. А вот Владимир Маяковский: