Ростислав Мурзагулов - Бабай всея Руси, или Операция «Осень Патриарха» Страница 25

За пару часов до появления Указа, когда по центральному телевидению пошли зубодробительные сюжеты о нехорошем Бабае, которого немедленно надо уволить, Желтый в отчаянии предложил Бабаю «дать приказ», чтобы «ребята» выступили со своими демонстрациями протеста.

Но Бабай сам был частью системы и хорошо знал, что одно дело – пугать федералов восстанием. И совсем другое – это восстание реально пытаться организовать. Да и понимал он, что никакого восстания в любом случае не будет, будет такой же пшик, как после вылетевшего из него заявления про «трех куриц».

Бабай обложил Желтого четырехэтажным отборным матом-перематом, которым он вкратце объяснил, куда должен идти Желтый со своими колхозниками, которые Бабая до этой ручки и довели. Это была последняя их встреча.

Зато после, когда в кабинете Бабая уже поселился Рустамов, Желтый набрался наглости зайти к нему и спросить вежливо, с надеждой, не нужно ли продолжить руководить правительством до формирования нового кабинета? На что Рустамов, разумеется, сухо ответил, что в услугах Романа Семеновича не нуждается.

Мы же в это время все ждали каких-нибудь секретных заданий от партии и правительства, но так и не дождались. Если не считать некоторых не слишком значительных эпизодов.

Например, Туриста дернули чекисты и сказали, что собираются на всякий случай присмотреть за консерваторами в дни смены власти, и попросили предупредить «хороших» консерваторов, с которыми мы на связи, чтобы особенно не высовывались нигде, дабы не попасть под раздачу.

Слону позвонили с центрального телевидения и попросили посоветовать, как им лучше расставить акценты в сюжете, у кого взять интервью. То есть кто-то неизвестный кому-то неизвестному таки дал наши телефоны и примерно расписал, про что с каждым из нас можно проконсультироваться.

Было понятно, что раз уж наши телефоны кто-то кому-то раздал, то уже можно начинать и мечтать о будущих карьерных свершениях:

– Я министром лесного хозяйства пойду, – серьезно сказал Слон, когда, уже под утро, мы допивали различные напитки не кофейного содержания в кофейне «Кофе-там», единственном открытом по ночам в бабаевские времена заведении Тришурупа.

– Ты чо, попух? Где лес, а где ты? Может, все-таки в «Бабайинформ»?

– Не, Минлесхоз. Доказывать никому ничо я больше не хочу. Хочу джип и по лесу гулять долго-долго, каждый день. А тут как раз работа в том и заключается – на джип сел и в лес уехал. Ну а сам ты – куда хочешь?

– А мне по фигу куда, главное – прямиком во дворец на белом коне. Я уже даже присмотрел одного хаа-рошего такого коня у одного знакомого. Въехать на нем в город, саечку всем сделать и сказать – ну чо, бл…, съели нас?! Ааааа?! – зарычал я смачно, как рестлер после победы супер-кровавым захватом с отрывом башки.

Немногочисленные посетители кафе обернулись на нас. В одном из них, который в закутке сидел до того, уткнувшись в разложенные перед собой бумаги, мы узнали Рудика – одного из наших «революционеров», который приехал вместе с Рустамовым в Тришуруп и первым же указом оформился его помощником.

Бумажки, лежавшие рядом с чашкой кофе перед Рудиком, были ничем иным, как заготовками под второй, третий и так далее указы. Он вносил с бумаги какую-то правку в ноутбук. Некоторые фамилии в указах были перечеркнуты, и вместо них были надписаны другие. Подглядывать мы не стали, поскольку это было не комильфо, да и Рудик, будучи хранителем чужих секретов, бумажки при нашем появлении перевернул:

– Ну чо, вам-то звонили уже? – спросил он.

– Звонили, – глупо улыбаясь, ответили мы.

– Ну, увидимся! – сказал эту банальную, но переполненную смысла фразу Рудик, улыбаясь широко и многозначительно.

Наутро мне предложили должность заместителя главы бабайской администрации по все той же внутренней политике. Мне, как я уже признался вам, дорогой читатель, было все равно, чем командовать, и я лишь уточнил новому начальнику, что мне нужно съездить в столицу, закончить там пару дел за день-два – и готов приступить.

– Очень хорошо. Николай Андреич покажет Вам прямо сейчас Ваш кабинет, – произнес строго Хамид Рустамов, – номер 401. К Вашему приезду он его подготовит.

Управляющий делами, доставшийся пока еще в наследство от Бабая, почему-то погрустнел и отвел глаза, но спорить не стал. Я подумал, что управделами присматривал этот, видимо, неплохой кабинет для кого-то еще, возможно, для себя, потому расстается с ним без энтузиазма.

От всей души поблагодарив Хамида Загитовича за доверие, я отправился вслед за Николаем Андреевичем осматривать кабинет.

Он был хорош. На фоне обычных аскетичных кабинетов Белого дома – просто дьявольски хорош. Огромный, с большими приемной и комнатой отдыха, со свежей мебелью, большим столом для совещаний и десятком телефонов, начиная с супермегавипсвязи – селекторов для самых избранных.

Из небольших минусов – в кабинете не было кресла. Но мне сказали, что уже несут моё же, на котором я сиживал до тех пор, пока не пришлось свалить из администрации в прошлый раз, с появлением Желтого. Это было совсем сказкой.

Кресло принесли быстро. Я плюхнулся в него, пребывая в состоянии неземного блаженства. Вдруг за спиной раскрылась дверь и из комнаты отдыха вышла, нагруженная коробкой с чем-то, Элеонора.

Дама, интересная во всех отношениях, она была моим давним боевым товарищем. Она работала личным ассистентом Бабая много лет, вплоть, очевидно, до вчерашнего дня.

Я был рад ее видеть:

– О, привет! А ты чего тут делаешь? Ты где сейчас трудишься?

– Привет, – это слово прозвучало несколько неприветливо на самом деле, – а ты не в курсе?

– Чего не в курсе?

– Так тут еще час назад Бабай сидел, в своем старом заводском кресле. Ему, вроде, обещали, что он останется советником нового. Этот кабинет он под себя и подготовил. А сейчас ему объявили, что работать он тут не будет. Он кресло забрал и уехал. И ты вот появился тут, довольный собой такой.

Упс.

То есть я, получается, выжил дедушку из кабинета и прогнал с новой должности. А он, как обычно при всех переходах, забрал свое старое заводское кресло и свалил.

Вот что-что, а этого он мне точно не простит. Я уже представлял, какую отравленную стрелу мне отправит между лопаток старый кочевник.

Вдруг зазвонил селектор первой крутости. Странным образом на нем светилось «14», такой же номер селектора был у меня до прошлого увольнения.

Я нерешительно поднял трубку и услышал на том конце:

– Привет, это Бабай! Ну что, поздравляю с назначением!

Я офигел от счастья второй раз за последние полчаса. Дед не в обиде, значит – будем жить в мире, значит – нам будет куда легче тут со всем справляться, потому что каким бы он ни был – Бабай есть Бабай, с его авторитетом надо считаться, в случае вражды крови он нам бы попил порядком, еще неизвестно, устояли бы мы или нет.

Я начал торопливо говорить, как я жалею, что оказался в его кабинете, что отказался бы, знай я, что это – его, что вообще переживаю обо всем, что случилось, что его обманули и Василич не плел никаких заговоров, что не за что было его преследовать и так далее, и тому подобное…

Бабай довольно быстро меня прервал:

– Ладно, что было – то было, жизнь продолжается. А кабинет – ну что кабинет. Вам, молодым, надо работать, это правильно. Я рад за тебя, всегда знал, что далеко пойдешь… Заходи в гости, чаю попьем…

Я радостно доложил о вменяемом поведении Бабая вновь обретенному руководителю, но на мой эмоциональный доклад он отреагировал весьма сухо, сообщив мне, что с Бабаем мы общаться не должны ввиду соответствующей позиции вышестоящего руководства…

Не должны – так не должны, что же делать…

Через несколько часов я улетел в столицу. Вихрем оббежав там пару мест, где нужно было закончить пару дел, прыгнул за руль и помчался обратно в аэропорт, превышая скорость километров на 150, разумеется.

Остановивший меня гаишник был прямо счастлив:

– Да у Вас тут, Ростислав Рафкатович, превышение тысяч на 15! – сразу назвал он мне размер взятки.

– Не. Погоди, капитан. Вот ты по закону что должен был со мной сделать?

– Чего? Да прав лишить!!!

– Лишай. Вот тебе мои права.

– Вы что, шутите?

– Ты не понимаешь, капитан. Аллах позволил сбыться моей мечте, жившей в сердце несколько лет. И он же послал мне знак, что я должен дать тебе «хэейэр»[49]. Это что-то вроде жертвоприношения за его милость. Так что на, забирай права, – настаивал я, сам удивляясь, откуда во мне все это взялось, тем более что вообще-то я – православный, так уж получилось.

– Под наркотой, что ли? – раздосадованно буркнул капитан, уже предвкушавший, было, поступление 15-ти тысяч рублей, и пошел в свою «десятку» оформлять изъятие.

Расставшись с водительским удостоверением, я снова вдавил правую педаль в пол, примчал в порт и через пару часов был в Тришурупе.