Елена Федорова - Венские кружева Страница 25

…Плен страсти Терезии и Ферстеля, длившийся чуть больше недели, завершился неожиданно. На пароход вернулась команда. Пора в обратный путь. Как пора? Зачем возвращаться обратно?

Ферстель погрустнел. Он не желал ни о чем думать. Не хотел больше ничего знать. Молодая жена и ребенок, которого она носила под сердцем, больше его не интересовали. Они ему были не нужны. Мало того, они становились для него обузой, ненужным грузом, который выбрасывают за борт во время шторма. Он с легкостью утопил бы Луизу в Миссисипи, а потом утопился бы сам. Жизнь после жизни его не устраивает. Он хочет одного – облагать Терезией постоянно. Он готов сгореть в огне ее любви, заснуть в ее объятьях и не просыпаться никогда, если им не суждено быть вместе.

Пароход шлепает лопастями по воде, словно колотит по его кровоточащей душе и приказывает:

– Умри, умри, умри…

У Ферстеля нет сил, нет желаний, нет ничего кроме осознания того, что они с Терезией никогда не смогут быть вместе… Она его забудет. Он это знает, чувствует каждой клеточкой тела. Терезия – бабочка – однодневка. Он ее не осуждает, сам был таким до этой встречи, до этого побега в любовь, в жизнь, в безумное наслаждение. Путь обратно равносилен смерти. Смерть – это лучший выход для него. Хотя, звать ее не стоит, все еще может измениться…

Они сойдут на берег. Он вернется домой. Луиза родит сына…

– Нет… – Ферстель сжал кулаки. – Я не желаю видеть эту ангельскую улыбку, она меня выбешивает. Каждый раз, когда я ее вижу, мне хочется схватиться за оружие и прострелить череп этой глупой австриячке. Я ненавижу Луизу, ненавижу так, словно она виновата во всех моих злоключениях…

– Мой милый Франц, ты сегодня на себя не похож, – Терезия прильнула к нему всем телом. – Где огонь? Где страсть? Где сила? Постой, дай угадаю, о чем ты сейчас думаешь, – поцеловала его в губы. – Да. Все мысли твои о любви. Угадала?

– Нет, – ответил он холодно. – Я думаю о смерти, Терезия.

– Фу, как глупо, – она оттолкнула его. – Ты меня огорчил. Зачем ты мне об этом говоришь, когда у нас с тобой все так удивительно и прекрасно. Неужели тебе мало моих признаний, моих поцелуев и того, что ты – единственный мужчина, заставивший меня потерять голову, забыть обо всем, кроме любви? Время для нас остановилось, чтобы повернуть вспять, к дню нашего сближения. Подумай, как будет дивно все начать сначала, – прикрыла глаза. – О, я уже дрожу от вожделения, от предвкушения того, что с нами произойдет. Ну же, Франц…

Он поцеловал ее в губы долго, страстно. Она осталась довольна.

– Обещай, что не станешь больше говорить всякий вздор и огорчать меня.

– Обещаю, – он улыбнулся. – Знай, Терезия, что вся моя жизнь отныне принадлежит тебе. Последним словом, которое я произнесу, будет твое имя Те-ре-зи-я.

Он с жадностью впился в ее губы, словно хотел причинить ей такую же боль, какую сам испытывал сейчас. Она разозлилась, оттолкнула его. Ферстель ей надоел. Терезия не хотела его больше видеть. Ей нужен был перерыв в отношениях, тайм аут…

Терезия руководствовалась в своей жизни правилом: «излишества себе можно позволить только с теми, кого ты собираешься в скором времени бросить». Ферстель ей был не нужен. Она знала, страсть утихнет, а вот доброе имя Бомбелей переживет века. Она не желает лишаться богатства ради сиюминутного удовольствия. Ферстель – прекрасный любовник, но он для нее слишком мелок. Она отблагодарила его сполна за безумную страсть, которую он разжег в ее сердце. Она провела с ним столько времени, сколько не проводила ни с кем и никогда. Она впервые вела себя так, словно стала глупой девчонкой. Шептала ему на ушко нежные признания, и сама восторгалась ими:

– Ты – мой повелитель, мой демон. Твой огонь, твоя сила, вливается в меня, наполняет меня все новыми и новыми желаниями, зажигает во мне страсть, делает меня всемогущей. Я – не просто императрица Франции, я повелительница Франца! Я тобой повелеваю. Я вливаю в тебя свою силу и любовь. Повелевая тобой, я повелеваю Францией. Я велю написать на могильной плите: «Здесь покоится повелительница Франции Терезия Декатур Бомбель!»

– Бог с тобой, любовь моя! – воскликнул Ферстель. – Зачем ты заговорила о могильных плитах? Живи вечно, моя повелительница.

Тогда он упрекал ее в заигрывании со смертью, а теперь она отчитывает его. Но мысль, кольнувшая его тогда, о том, что слова о могильном камне могут стать пророческими, не покидает, а переходит в разряд навязчивых. Ферстель видит свой надгробный камень, на котором пишут: «Здесь покоится император Франц Наполеон Ферстель». Он осознает, что Терезия с ним просто играла, как кошка с мышкой. Игра ей наскучила. Она собирается придавить мышку и выбросить за ненадобностью…

– Нам нужно держать себя в руках, господин Ферстель, – она хлещет его по щекам своим равнодушием. – Мы с вами случайно встретились на этом пароходе. Я гостила у подруги. А где были вы все это время?

– Ждал, когда привезут венские кружева, – брякнул он первое, что пришло на ум. Терезия оживилась.

– О, как интересно! Надеюсь, вы привезете их мне. Я не собираюсь уступать титул законодательницы моды никому в Орлеане.

– Я помню об этом, госпожа Бомбель, – сказал он сухо.

– Прощайте…

– Прощайте, прощайте, господин плантатор, – протараторила она ему в спину.

Он оставил без внимания ее руку, протянутую для поцелуя, сошел на берег. А она осталась на пароходе. До Нового Орлеана оставался еще час пути…

У причала стоял Хорхе и держал под уздцы двух коней. Ферстель устало улыбнулся.

– Как ты узнал, что я приеду сегодня?

– Мы вас искали, господин Ферстель. Люди сказали, что видели вас, входящим на палубу парохода, уходящего вниз по Миссисипи. Мы решили дождаться, когда пароход вернется обратно, – объяснил Хорхе, глядя мимо хозяина.

– Все гениальное – просто, а мы зачем-то усложняем свою жизнь, – Ферстель вскочил в седло, пришпорил коня.

До дома добрались быстро. Ферстель прошел к себе, закрылся. Был рад, что никто не вышел ему навстречу. Луиза, по– видимому, спит, а слуги его побаиваются и стараются без надобности не попадаться на глаза хозяину. Ферстель налил себе рома, выпил залпом, улегся в кровать. Странная тяжесть сковала его тело, заставила погрузиться в темноту.

Утром Ферстель проснулся позже, чем всегда, сказались бессонные ночи в объятиях Терезии. Воспоминание о ней разбередило сердечную рану. Ферстель решил выместить свою злость на Луизе. Пошел к ее комнате, рассердился, увидев распахнутую дверь, спросил с присущей ему строгостью в голосе:

– Что за вольности, Луиза?

Никто не ответил. Вошел. Комната пуста, только ветер колышет тонкую занавеску. За окном виден свежий могильный холмик с маленьким крестом, горящей свечой и букетом цветов. Тело Ферстеля окаменело. Он понял, что не был дома слишком долго. За это время могло произойти все, что угодно, а он даже не спросил Хорхе, как чувствует себя госпожа. Вчера ему был неинтересен этот мир. А сегодня, когда он здесь, и прошлое отступило, реальность душит его своими костлявыми пальцами, впивается в шею с такой силой, что невозможно дышать.

– Хорхе, кто это? – хрипит Ферстель и сам пугается своего голоса.

– Ребенок, – отвечает Хорхе.

Ферстель с трудом делает несколько вздохов.

– Где Луиза?

– Ее больше нет…

– Как нет? Она умерла? – Ферстель почувствовал, что земля уходит из-под ног.

– Я не знаю, хозяин, – говорит тот, не поднимая глаз.

– Что за бред. Хорхе? – к Ферстелю возвращается чувство самообладания. Он хватает Хорхе за грудки, трясет и кричит:

– Говори немедленно, что здесь произошло? Говори, иначе я удушу тебя…

По мере того, как Хорхе говорил, лицо Ферстеля становилось все мрачнее и суровее.

– Значит, Матиас все же влез в ее постель, – думал он. Ненависть и ревность распаляли его больное воображение. Ферстель уже составлял план мести, сочинял обвинительную речь и торжествовал победу.

– Где живет этот мерзавец? – спросил он, не дослушав.

– Я не скажу вам, господин Ферстель, – Хорхе насупился. – Вы – демон, злой, жестокий, коварный. Как вас только носит земля? На вашей совести трое мертвых детей. Вы убили Марлен, сломали жизнь Иссидоре, а теперь хотите уничтожить Луизу. Но я вам этого сделать не дам. Хватит.

– Ах ты, безродный креол, да как ты смеешь открывать рот без разрешения? На кого ты посмел лаять, паршивый пес? Я придушу тебя, – Ферстель замахнулся на Хорхе.

Тот перехватил его руку. Сдавил так, что Ферстель присел от боли.

– Да, я безродный креол, но зато я – честный человек, я не запятнал свою душу невинной кровью, не продал ее дьяволу так, как это сделали вы, белый человек с богатой родословной негодяя. Я вас презираю. И не только я. Все слуги ушли от вас. Я один остался для того, чтобы плюнуть вам в лицо. Я выполняю волю покойной Марлен. Я, наконец-то, доставлю ей и себе такое удовольствие, – он плюнул в лицо Ферстелю, развернулся и ушел.