Виктор Пелевин - Любовь к трем цукербринам Страница 26

Была, впрочем, и другая школа мысли, считавшая еще большим чудом и тайной непостижимость внутреннего – способность литрового человеческого мозга разворачивать у себя внутри бесконечное пространство со звездами и галактиками, как бы пряча огромную матрешку внутри маленькой (так говорил, цитируя кого-то из великих, тот же самый психотерапевт).

Но Кеша в таинство с матрешками не верил, хотя это сравнение часто приходило ему в голову по другим поводам. Он подозревал в нем шулерский обман чувств и даже что-то в высшей степени греховное. Для последнего заключения у него были личные причины.

Кеша в принципе мог разъяснить раз и навсегда все эти загадки и метафоры, проведя пару часов в библиотеке у Борхеса. Но как только фейстоп разворачивался перед ним в своей привычной полноте, ощущение чуда и тайны проходило и никаких вопросов уже не оставалось. Поэтому к Борхесу идти было незачем. Так же случилось и сегодня.

Синий диск ума вдохнул воздух реальности и превратился в прозрачную линзу. Линза стала огромной как небо. А под небом, как это и положено, появилась земля.

Кеша увидел мощенную булыжником площадь в старом итальянском городке. К ней поднималось несколько кривых улиц. Кеша не помнил, как называется этот город – и не стремился вспомнить. Он знал только, что все воспроизведено абсолютно достоверно. Кирпичные дома вокруг фонтана с амурами построены аж в пятнадцатом веке, а каменная арка над одним из переулков вообще стоит здесь с античности.

В крышу дома рядом с аркой была вмурована даже еще более древняя каменная стелла – с барельефом, изображающим бога с птичьей головой. Наверно, в римские времена привезли из Египта. Может, в этом доме раньше заседали масоны – Анонимус говорил, они любят все старое и таинственное. Птицеголовый бог царил над площадью: рассвет начинался с того, что на его клюве появлялась полоска розового солнца.

Средиземноморская эклектика только добавляла площади очарования. В ней чудилось что-то уменьшительно-ласкательное: ее центр находился точно на вершине холма, и она была выпуклой, будто полюс крохотного земного шара. Одно из мест, где снимали кинокомедии про мафию и любовь…

Лица, иконы и якоря фейстопа уже выходили из прилегающих улиц и занимали свои места на площади – Ксю Баба, Борхес со своим фолиантом, Мутабор со своей кистью, Мэрилин, Анонимус, Игрок и прочие. Никто из них не говорил друг с другом – все внимательно и даже искательно глядели на хозяина, ожидая команды. Причудливо одетые, непохожие друг на друга, они казались замершей на плацу репетицией итальянского карнавала, на которую вдруг пожаловал сам Дуче.

Но Дуче пока что молчал.

Итальянская площадь входила в набор стандартных обоев. Кешин фейстоп был весьма среднестатистичен – таких, практически неотличимых друг от друга, существовало очень много. Впрочем, Ксю Баба в последней трансмиссии говорила, что каждый фейстоп уникален, поскольку главным из его лиц является сам пользователь: хоть Кеша себя и не видит, он в сущности такая же анимированная икона, только единственная в мире – второй подобной нет нигде.

Кеша почти понимал ее слова.

Фейстоп – это было то же самое, что ум. Ум – то же, что фейстоп. Итальянская площадь была обоями ума-фейстопа, а сам Кеша – его хозяином, жильцом и рисунком на обоях (если не тараканом, думал иногда Кеша). И теперь он загружался вместе с приложениями, постепенно впуская в себя реальность и становясь ею.

Последние подгружающиеся приложения, словно опаздывающие на работу клерки, торопливо выбегали из переулков и становились на свои места вокруг фонтана.

Но главное из всех лиц фейстопа Кеше предстояло создать самому. Он делал это заново каждый день.

Не сам, конечно. Вместе с системой.

По небу над площадью пролетел веселый синий самолетик. Он волочил за собой длинный тэг:

BE WHAT YOU TRULY ARE

LITTLE SISTER NOW ON THE WATCH TO HELP![7]

Чуть ниже в небе загорелся красный шрифт:

ENTER SETUP MODE

Кеша кивнул красной строчке. Он ненавидел эту анимацию, потому что она отнимала по минуте у каждого его дня. Но делать было нечего – запускать сестричку в ручном режиме было его личным выбором. Поэтому и приходилось всякий раз смотреть этот глупый ролик.

Кеша знал, что в физическом пространстве над его головой нет никакого самолетика – это просто ментальный мультфильм, транслируемый со вживленных в мозг электродов прямо в его синапсы и косинусы, или куда там еще. Но выглядело все настолько реально, насколько что-то вообще бывает реальным. Большой разницы между этим самолетиком, итальянской площадью и собственным пупком не было. Да и небольшой тоже.

Самолетик скрылся за древними крышами, но за миг до этого из кабины выпрыгнула крохотная фигурка, напомнив Кеше пикирующих наложниц из дрим-муви. Фигурке, однако, повезло больше – над ней раскрылся парашют. Его быстро понесло ветром прямо в сторону Кеши. Пока Little Sister приближалась, Кеша вспоминал, какая она сегодня будет. Это, может быть, звучало не совсем правильно, но в точности отражало реальность.

Она казалась пока тенью – но воскресала в Кешиной памяти и как бы воплощалась, словно он был богом-творцом. Он притягивал ее своим воображением, предчувствуя ее лодыжки, вспоминая колени и измышляя щеки… Когда сестричка наконец приземлилась у фонтана, отстегнула свой парашют и отдала его ветру, Кеша уже практически завершил свой демиургический акт.

Она была одета японской школьницей – в белую матроску, синюю короткую юбку и традиционные белые гетры с пресыщенным плейбоевским зайцем. Волосы на ее голове, перехваченные красными резинками, разлетались в два иссиня-черных хвоста. Она была тонка, юна и безумно красива – той особой невыносимой красотой, которая, как подмечал не один русский классик, редко бывает доступной легально.

Кеша откуда-то знал, что в старину японские школьницы одевались именно так. Его воображение c удовольствием переносилось в эту двусмысленную культурную среду – и пользовалось историческим наследием в полном объеме. Возраст своего фетиша он на всякий случай не уточнял.

Но затем метафора разворачивалась еще дальше, становясь и вовсе неуправляемой. В Little Sister всегда что-то намекало на недавнее насилие и abuse. То темные круги под глазами, то царапина на щеке, то синяки на запястьях – немного, но вполне достаточно, чтобы послать Кеше дополнительную наживку, которую он, к своему собственному ужасу, послушно заглатывал (он уже давно перестал думать о сестричке как о своей проекции, наделив ее всеми свойствами реального существа).

Сверкнув черным глазом в сторону Кеши, сестричка присела на ограждение фонтана и уставилась на вывеску пиццерии. Сестричка дулась. И для этого у нее, конечно, были все основания. Один белый гетр на ее ноге сполз до щиколотки, так, что плейбоевский заяц превратился просто в черную кляксу. На лодыжке краснела свежайшая длинная царапина.

Несколько секунд Кеша любовался своим бесплотным творением.

Он никогда не ошибался ни с одной деталью, проявляя чудеса визуализационной точности – как древние созерцатели, ежесекундно рисовавшие свое божество в уме до тех пор, пока оно не становилось для них так же реально, как посуда и мебель. Сестричку, впрочем, достаточно было создать один раз с утра, и ее хватало на день.

Кеша однажды наткнулся где-то на четверостишие, где была описана вся его сокровенная технология:

В тот день всю тебя от гребенок до ног,как трагик в провинции драму шекспирову,носил я с собою и знал назубок,шатался по городу и репетировал…

Непонятно даже, как это Пастернак мог сочинить такое в дотехнологическую эпоху… Провидец.

Little Sister была Кешиным проклятием и секретом. Она как бы говорила каждое утро – «у тебя есть мрачная тайна, Ке. Тайна, которую ты боишься случайно расшэрить. А я про нее знаю…»

На самом деле, конечно, Little Sister ничего не знала – хоть и была этой тайной сама. Она и не могла ничего знать, потому что (с технической, во всяком случае, стороны – Кеша изучил вопрос подробно) являлась просто папкой, где были собраны Кешины предпочтения в сфере влечения.

Функционально она служила так называемым «помощником» – стандартным для фейстопа приложением, «помогающим пользоваться другими приложениями». Кроме того, она зачитывала сообщения и объявления, которые система (цукербрины, операционная оболочка и все прочее) хотела донести до пользователя (такое случалось, может быть, пару раз в неделю – и всякий раз, когда сестричка брала на себя двусмысленную роль рупора властей, Кеша испытывал озноб).

Из-за этой функции глашатая склонные к конспирологическому видению мира пользователи оформляли своих помощников в виде демонов, грифонов с красными глазами или разлагающихся зомби. Система не возражала. Система не возражала даже тогда, когда сестричку превращали в неясный тройной огонь, как бы сияние цукербринов, которое при каждом взгляде пользователя холуйски прижималось к полу и спрашивало «чего изволите?». Кешин вариант на этом фоне казался вполне пристойным.