Александр Солин - Неон, она и не он Страница 26

Она не верила в его смерть, пока его убитые горем родственники у закрытого гроба не заставили ее в это поверить. И тогда она, не чувствуя ног, подошла и встала рядом – вдовий наряд и черные, пустые глаза. Кажется, его хоронил весь город.

После того, как ее привели в чувство, она затаилась, прислушиваясь, как проникшая внутрь нее невидимая рука ухватила ее внутренности и ждет подходящего момента, чтобы вывернуть ее наизнанку. Десять дней вокруг нее, окаменевшей, хлопотала Мария, не оставляя ни на минуту, проделав с ней путь на похороны и после девятидневных поминок обратно. По возвращении ее сменили подруги, устроив круглосуточное дежурство. На пятнадцатый день вечером Светка, принеся ей в комнату чай, зацепилась ногой за ковер, неловко взмахнула рукой, чашка и блюдце отлетели, грохнулись об стену, и короткий звонкий стон осколков располосовал тишину. Наташа, сидевшая на кровати, вздрогнула, посмотрела на осколки, затем на Светку и вдруг, повалившись на кровать, зарыдала в голос, приговаривая и заикаясь:

«Володенька, Володенька!..»

Через пять минут она, всхлипывая, уснула и спала беспробудно до девяти утра. Утром она начала разговаривать.

Убийцу нашли. Им оказался спившийся мутант из соседней деревни. Всю жизнь он, променяв любовь на водку, незаметно мутировал, пока не обратился в зверя. Он и сам не мог объяснить, почему он это сделал. Защитник настаивал на его праве на самооборону (у этих ублюдков, оказывается, есть права). По его словам потерпевший сжимал правой рукой карабин, а значит, имел намерение его применить. Несмотря на вздорность этого утверждения, убийце дали всего девять лет, вместо того, чтобы растерзать на части тут же в зале суда.

Осенью Наташа продала почти готовый дом, в котором все равно не смогла бы жить. Она последний раз посмотрела на поникшие стены, унылую мокрую крышу и пустые темные окна, которые так и не зажглись. Позвонив его сестре, она велела открыть счет в банке, намереваясь перевести туда деньги.

«Нет! – твердо ответила сестра. – Это ваш с Володей дом. Он любил тебя и считал своей женой. Нет, не возьму!»

Невзирая на уговоры, она стояла на своем. Тогда через его друга, который подхватил здесь дела, она передала половину суммы, а по телефону предупредила, что если Вера деньги не возьмет, она выбросит их в Неву. Кроме того, велела приезжать к ней, когда угодно, как к родной сестре.

Она продолжала тянуть на себе «Юстиниану», являясь тем гвоздем, без которого развалилась бы вся конструкция и, сторонясь шумных, бессмысленных компаний, полюбив одиночество и печаль, тихо прожила следующие два года, оплакивая порушенное счастье.

Через пару месяцев после его смерти она, перебирая и целуя его фотографии, наткнулась на уже известный снимок, где сидит в ресторане за сервированным в ожидании веселого путешествия столом, а над головой ее – улыбающаяся маска шута. Улыбка его в этот раз была безжизненно печальна и, казалось, ничто уже не заставит его улыбаться.

И то сказать – все было слишком хорошо, чтобы хорошо кончиться. Об одном она жалела бесконечно – зачем она его послушалась и не родила!

21

Заснул он счастливый, проснулся торжественный и ликующий: ему назначено, он не отвергнут! Боже мой, какая женщина, какая чудная женщина! Нет, в самом деле, надо быть рефлектирующим педофилом Набокова, чтобы видеть в красивой женщине нечто «плачевное и скучное». Подумать только: Гейзихе, матери Лолиты, выписанной автором с такой унизительно-изящной брезгливостью, было тридцать пять – чуть больше, чем ЕЙ! Что ж, значит, он несовременен даже для Набокова! Ну, и плевать! Слышите вы, любители «клубнички»? Ему плевать на вас и на вашу скотскую породу!

Водрузив ее облик на постамент души, он благоговейно закружил вокруг, и со всех сторон выходило, что лучше ее на свете никого нет и не бывало. Как в ней все слажено и уместно! Вдобавок к физическому совершенству у нее, безусловно, образованная, тонкая и чуткая к жизненным выбоинам душа. Желая распустить тугой узел чувств, он призвал на помощь Эррола Гарнера и заставил его исполнять «Я помню апрель». Примеряя свое зудящее предвкушение к одной из самых роскошных и совершенных записей безграмотного черного гения, он, подпевая и подплясывая, пустился по комнате, чем на несколько минут сократил путь до назначенной встречи, который на тот момент равнялся целым трем часам нетерпения. Дождавшись, когда кода обдаст его весенней свежей радостью, он поспешил на кухню, откуда тянуло плотной смесью табака и кофе.

Его мать, Вера Васильевна, впервые обнаружившаяся, но не последняя фигура в нашем повествовании, сидела за столом, рассеянно роняя пепел в пустую пепельницу. После того как ее любимый муж, а его отец, крепкий на вид шестидесятивосьмилетний мужчина, умер два года назад во сне от остановки сердца, в ней поселились испуг и растерянность. Всю жизнь находясь под защитой его жаркого темперамента, она к моменту описываемых событий едва вставала с колен, поверженная туда его уходом по-английски.

Сын стремительно вошел в кухню, и она подняла на него глаза.

– Мать, сказано же тебе – курить воспрещается! – на ходу извлек он сигарету из ее задумчивых пальцев и, не скрывая приятного возбуждения, добавил: – С добрым утром!

– Ты чего такой радостный? – подозрительно поинтересовалась мать, смирившись с сыновним произволом в пользу любопытства.

– Эх, мамуля! Тут такое дело! – мечтательно начал сын. – Совсем как в той песне поется: «Послушай мать, задумал я жениться…»

– Да! ты! что! – выпустив финальное «о», как колечко дыма и забыв закрыть после этого рот, откинулась на стуле Вера Васильевна. – Это я что же, выходит, могу дожить до внуков?

– Ну, знаешь, пока все очень зыбко, нервно и волнительно, но если звезды не подведут…

– Ну, расскажи, расскажи, кто она, что она, как вы встретились, и на какой стадии ваш проект! – потребовала мать, спеша освободить тайну сына от застежек и помолодев от волнения на несколько лет. И он, неразумно опережая события, поведал ей о встрече с роковой шатенкой. Матери, которая со всеми без исключения его подружками была мила и дружелюбна, заочная невестка сразу же понравилась.

– Как жалко, что твой отец не дожил до этого дня! – увлажнились ее глаза.

Выпив кофе и докурив сигарету, он пошел приводить себя в порядок. Все время, пока он оставался дома, мать попадалась на его пути, трогательно и несовременно наставляла и задавала вопросы, как например: «А где вы будете жить?» Не в силах справиться с нетерпением, он отправился в парк на сорок минут раньше. На прощанье мать поцеловала его и перекрестила.

Облака, избавившись за ночь от испарины, поднялись выше, освободив город от своего гнетущего высокомерия – насмешливого свойства всех низких потолков. Бодрящая прохлада была ему по сердцу. Он дошел до метро, купил белую розу и, освещая ею путь, понес тугой бутон, как символ ЕЕ упругой прелести и их еще нераспустившихся отношений. Серый мир, пропущенный через чудесный кристалл ее облика, превращался в радужный обман. Он прошел в конец широкой аллеи, чтобы убедиться в ее отсутствии, хотя и без того было ясно, что раньше его она не явится. Убедился и вернулся к главному входу, перекрыв возможные пути ее появления.

Когда назначенное время поправилось на пятнадцать минут, он занервничал. Предполагать можно было всякое – от ее законного права на опоздание до внезапно возникшей трудовой повинности. Об остальном он не хотел даже думать – настолько ее образ, ставший к этому времени идеальным, не допускал сомнений гуще обозначенных. Когда опоздание перевалило за полчаса, он принялся прикидывать допустимое отклонение, вытекающее из того странного и необязательного уговора, которым она с ним обменялась. Он спросил: «Когда?» и она ответила: «Скорее всего, завтра», что, между прочим, также означает «Скорее всего, не завтра»! Кроме того, она сказала – «В парке, в то же время». Но какое время она имела в виду? Время их встречи или расставания? Он был настолько глуп от счастья, что не удосужился уточнить ни того, ни другого. Во всяком случае, если через полчаса она не придет, он смело может покидать свой пост и отправляться домой.

Настоящее счастье, как большое богатство легким не бывает. Он же, несмотря на внешнюю мягкость и обходительность, на самом деле таил внутри себя упорство и никогда в жизни не дружил с отчаянием. Ну, может быть, только однажды, когда его оставила Мишель, он позволил романтической грусти овладеть собой, предавшись на пару с изысканным французским вином не менее изысканному русскому страданию. Не отчается он и сегодня, если через десять минут ему придется все же уйти, потому что рано или поздно он ее добьется: не помирать же ему в безответных сердечных муках!

22

Близился назначенный час, и она, прекрасно понимая, какое потрясение готовит своей судьбе, занервничала. Одно дело – случайная встреча, которая мимолетным безликим облаком проплыла над их головами и отправилась дальше, чтобы никогда не вернуться, и совсем другое – вторая встреча, которую иначе как свиданием уже не назовешь. А свидание – это надежда, которая бог знает что способна ему внушить. Пока у него нет номера ее телефона, пока она имеет возможность его избегать, пока, в конце концов, она не объявила любовнику о разрыве, она вольна распоряжаться собой. Дело ведь не в том, с кем она спала, а в том, что спать с Феноменко больше не собирается. Но и переходящим призом быть не желает. Может, пожить одной, отдохнуть, собраться с мыслями, снова почувствовать себя независимой, а там видно будет?