Ариадна Борисова - Повторите, пожалуйста, марш Мендельсона (сборник) Страница 27

…После ужасной конференции Наташа не могла выудить затворницу даже в кино. Мама безуспешно уговаривала дочь сшить ей в ателье платье для выпускного бала. Леля слышать не хотела ни о каком бале. Тогда хитроумная мама подбросила ночью к изголовью ее кровати шелковое полотно цвета чайной розы – беж с персиковым отливом.

Утром Леля смущенно похмыкала и не устояла: завернулась в ткань перед зеркалом. Показалось, что любимый актер Сергей Юрский в роли Бендера загадочно улыбнулся ей с журнальной картинки, всунутой в паз зеркала. Прохладный шелк льнул к телу и, мягко струясь, менял оттенки в изгибах.

Туфли мама с Лелей нашли на барахолке вообще сказочные – перламутровые, на элегантном каблучке.

– Смотри не потеряй в полночь, – пошутил папа…

Девчонки умирали от зависти, подправляя прически у трюмо в раздевалке. Увидев Лелю на лестнице, фаворит старшеклассниц историк Сан Саныч изумленно присвистнул. Она бесспорно затмила школьную мисс Грушевскую, затянутую в платье с кринолином.

Прочувствованная речь завуча вызвала потоки слез и благодарственных слов. Учителя оптом простили выпускникам все их двойки, лень, разбитые окна. Бабахнула пробка «Советского шампанского». Дружно съеден был великанский торт с корабликом из сладкой мастики. Начались танцы… Настороженная Леля услышала бы любую ехидную реплику, но все словно напрочь забыли о некомсомольских ее экзерсисах.

В самый разгар веселья родители и учителя деликатно исчезли.

– К одиннадцати по домам, школу закроют, – заговорщицки предупредила Тамара Геннадьевна и затворила за собой дверь актового зала.

Мальчишки вытащили припрятанный под лестницей ящик с красным вином и бутербродами… Здравствуй, взрослая жизнь!

– Поехали! – скомандовал Юрьев, уже бывший Лелин сосед по парте.

Так, с бумажными стаканчиками в руках, и запечатлелись на фотографии. Юрьев на первом плане, в скошенных на Лелю глазах – безрассудство и печаль; на Юрьева с тающей надеждой смотрит влюбленная Грушевская, а Леля отвернулась к окну. Следующий исторический кадр был пропущен – Юрьев пролил вино на ее чайно-розовое платье. Она страшно разозлилась. Передразнила:

– «Поехали»! Размахался, Гагарин!

Сконфуженный «космонавт» принес из туалета воды. От воды на подоле расползлось уродливое малиновое пятно…

Опасаясь неприятностей, сторож поднялся в верхний коридор. К означенному времени компания замела следы нелегального пиршества и любезно попрощалась со сторожем. Леля ахнуть не успела, как чья-то рука в доли секунды выдернула ее из гурьбы девчонок и помчала вперед. Каблучки туфель отбили по лестнице бешеную дробь…

– Валерка! – Леля упала в объятия к подхватившему ее Юрьеву. Он и тут не дал опомниться – повлек по вестибюлю к спортзалу.

Стоя в тени угловой колонны, она растерянно наблюдала за Наташей и Грушевской, плавающей в кринолине по фойе, как раненая лебедь в пруду. Наташа пожала плечами, и девчонки заторопились на улицу.

Левая рука похитителя стиснула Лелину ладонь, правая возилась с замком.

– Пусти, меня дома ждут, – шепотом взбунтовалась Леля.

Юрьев не ответил. Дверь отомкнулась, когда сторож задвинул внутреннюю щеколду парадного входа.

По спортзалу раскинулась крупноячеистая лунная сеть – окна были забраны решеткой. Тишина была такой плотной и непривычной, что подмывало крикнуть «Ау-у!».

– Я давно хотел… – голос Юрьева разбудил дремлющее эхо.

– …хотел… тел!.. тел! – насмешливым баском раскатилось в бархатистом сумраке. Юрьев сконфузился.

– Чего ты хотел?

– …сказать, что решил поступить в медицинский.

– Ты затащил меня сюда, чтобы в этом признаться? – тихо засмеялась Леля. – Твой медицинский ни для кого не тайна.

– Да, но я…

Его нерешительность раздражала. Натертые новыми туфлями волдыри жгли пятки. Хотелось снять туфли, очутиться дома на диване, выпить чашку горячего чая, поцеловаться… много чего хотелось одновременно. Леля еще ни с кем не целовалась. Глупо было не воспользоваться случаем, а Юрьев все тянул. В свете луны он был очень даже ничего. Не Бендер, но вполне. Глаза… черные, карие? Надо же, за десять лет не рассмотрела. Впрочем, к чему ей помнить цвет его глаз? Пройдет десять-пятнадцать минут, и бывшие соседи по парте расстанутся навсегда. Леля отвела взгляд от по-детски пухлых губ Юрьева и невольно застонала – волдыри возгорелись огнем.

– Туфли жмут? – посочувствовал Юрьев. Она кивнула и усмехнулась: неромантичный вариант сказки.

Юрьев предложил посидеть на матах – «чтобы ноги отдохнули». Кипа сложенных матов чернела в углу как рыба-кит. Леля сняла туфли, пробежалась по залу на цыпочках. Русалочья тень затанцевала в лунном неводе, путая ячеи. Иногда так мало надо, чтобы почувствовать себя счастливой!

Большие ладони Юрьева обхватили Лелю за пояс, и вспорхнувший подол опустился на «китовую» спину. Прохладные пальцы ощупали одну горящую пятку, вторую.

– У тебя водяные мозоли. – Руки с докторской бесцеремонностью продвинулись к икрам. – Замерзла?

– Мг-м, – зевнула Леля с дрожью.

Запрыгнув наверх, Юрьев откинулся к стене:

– Иди сюда.

…Спустя вечность где-то далеко, как в насмешку, пробили часы. Вот тебе, Золушка, и Юрьев… ночь. Леля засмеялась, чтобы не заплакать. Золушки теряют не туфельки. То, что теряется ими раз в жизни, не находится больше никогда и нигде.

За дверью она запоздало охнула:

– Так ты украл ключ?!

Глаза у Юрьева были не черные и не карие, а серо-зеленые. Эпикурейские. Как в «Золотом теленке» у Юрского, почти однофамильца.

– Не украл, а на время снял с доски, сторож ведь был наверху. Разве ты не видела, как я открывал дверь ключом?

Да, видела… Но как-то мимо сознания.

Сторож храпел. Ключ беспрепятственно вернулся на место.

К вечеру мама, встревоженная затянувшимся сном дочери, сунула ей в ухо телефонную трубку:

– Кто-то звонит и звонит каждые полчаса! И сколько же можно спать, Леля?!

Трубка взволнованно дышала.

– Чего тебе, Юрьев?

– Соседка, я привык сидеть с тобой за одной партой. Мне будет недоставать тебя. Давай поженимся.

– Не звони мне, – сказала Леля. – Меня нет. Меня нет для тебя, не было и не будет.

Пакет со сказочным платьем и туфлями отправился в мусор. Последняя школьная фотография, принесенная Наташей, убралась с глаз долой в самую толстую энциклопедию. Картинка с загадочной улыбкой сына турецкоподданного провалилась в паз зеркала. Юрьев, по слухам, поступил в медицинский.

Новое качество жизни разочаровало Лелю раз и… Насчет «навсегда» она, разумеется, заблуждалась.

Окурок выпал из пальцев. Елена и не заметила, что курила. Стряхнула пепел с колен, переносясь со спины «рыбы-кита» в чужой двор и свой нынешний возраст. Как из пункта А в пункт Б… Да какое там Б, давно уже Е.К.Л.М.Н., пенсия маячит на горизонте.

Было сыро, тени стали резче. Прикурив новую сигарету, Елена усмехнулась. Говорят, убивает не алкоголь и табак, а люди, по которым пьют и курят. Она курила сегодня по воспоминаниям. Боже, что за инъекцию впрыснула ей эта летающая девушка Антонина?!

«…под иронией вы скрыли правду… стараетесь втиснуться в рамки, окрашиваете себя в цвета окружения. Мимикрируете… Но вы не исполнитель по содержанию, по духу… поэтому мечетесь. Хотите ускользнуть… улететь!»

Ускользнуть, улететь как можно дальше Леле хотелось после института, но заболела мама, и пришлось вернуться домой.

В первую же неделю новоиспеченной журналистке кто-то позвонил.

– Тебя, – позвал к телефону папа. Прикрыв трубку ладонью, шепнул: – Мужской голос, официальный. Наверное, редактор «Наших известий».

– Владимир Ильич Козлов, начальник Управления по делам молодежи, – в полном объеме представился… тот, кто представился, и без околичностей пригласил к себе в кабинет.

– Зачем?

Начальник помедлил. Дыхание сперло, или еще не придумал повод для вызова. Пригласи он, например, в ресторан, Леля сразу бы отказалась, но управление влияло на большинство структур почти так же, как раньше горком комсомола. Запросто останешься без работы.

Владимир Ильич пояснил, что его актив запланировал выпуск молодежной газеты и надо побеседовать.

– Вас предложили в качестве редактора органа.

– Кто предложил?

– Есть положительные рекомендации, – молвил он не допускающим возражений тоном.

– Но меня… но я… не комсомолка, – пробормотала Леля.

– Ленин-партия-комсомол! – засмеялся начальник. – Заговариваетесь, Елена Даниловна? Комсомол остался в прошлом, теперь у нас другие приоритеты. Нам известно, что вы специалист с успешным дипломом, человек инициативный, творческий, и вы нам нужны.

Дал понять, что знает о Леле все, включая отчество. Она попробовала возразить:

– К осени меня обещали взять в отдел газеты, где я проходила практику…

Вовин голос снова перешел из смягченного регистра в категорический: