Майя Кучерская - «Сглотнула рыба их…» Беседы о счастье Страница 27

Т. Б. Но ведь люди не в один день в этой ситуации оказались. Сначала они могли рассматривать предсказуемость как благо – если знаешь, каким будет ответ на твои слова или действия, можешь избежать нежелательных реакций. Супруги научаются обходить острые углы и могут думать, что это свидетельство того, что они притерлись, приладились друг к другу. В каком-то смысле это действительно так – они научились не наступать на мины и ходить безопасными тропками.

Но их общение все больше происходит по сценарию, в котором уже всё известно – сказал «А», в ответ, конечно, услышишь «Б».

М. К. Сценария? А как он вырабатывается, кто его пишет, этот сценарий?

Т. Б. Да сами супруги и пишут. Откуда они берут «материал» для сценария? Из прошлого опыта, из закромов бессознательного, из шаблонов общения, присущих каждому из них.

Вообще-то, ощущение, что «ты уже так ее (его) познал…» может быть ложным. На чем в данном случае оно основано – на предсказуемости? Жена знает, что произойдет, если она скажет «А». Да и как может быть по-другому? Если жена ведет себя по выработанному супругами шаблону, то он отвечает ей так, как по этому шаблону положено. Измени жена свое поведение, и реакция мужа будет другой. И тот, кто говорит в ответ «Б», ею вовсе не познан. Она не может ведать всех его чувств или мыслей, обид или ожиданий. Умозаключение, что она знает своего мужа, делается ею на основании видимой части айсберга его души – его поступков, мотивы которых ей к тому же неизвестны.

Предсказуемость экономит силы, но она неизбежно вызывает скуку, потому что угнетает ориентировочный рефлекс. И именно эта скука, отсутствие новизны, заставляет жену думать, что она полностью, исчерпывающе знает своего супруга.

Но мне хочется показать, какой на самом деле это сложный процесс – понимание чего-либо, а уж души другого человека – тем более.

И вот вам история.

Окно на кухне открыто. Я готовлю обед, моя трехлетняя дочурка вертится рядом. Внезапно порыв ветра вздымает занавеску на окне, и она загорается от пламени газовой плиты, стоящей у окна.

Молнией я метнулась к плите, схватила чайник и залила пламя. Кусок занавески выгорел, на полу и подоконнике – черная лужа. Не беда! Главное – пожар остановлен! Гордая собой, своей находчивостью и самообладанием – как ловко я справилась с проблемой! – я удовлетворенно обернулась к дочери и, решив использовать в воспитательных целях этот прекрасный с точки зрения педагогики случай практического пожаротушения, спросила: «Олечка, а ты поняла, что произошло?» «Да, – ответила она, – ты полила из чайника на занавеску, и она загорелась».

Вот вы смеетесь, а я от изумления потеряла дар речи. Как это возможно – увидеть происшедшее с точностью до наоборот? Переставить с ног на голову? Может быть, с моей дочерью не всё в порядке? Я мучительно искала объяснения этому вопиющему, невозможному с точки зрения здравого смысла явлению.

Все оказалось просто: дочь не видела, как загорелась занавеска. А что привлекло ее внимание? Мама, пулей метнувшаяся к плите. Затем она видит нечто странное – мама льет воду из чайника на занавеску. И только потом она видит пламя. В ее восприятии последовательность действий такова: вода из чайника льется на занавеску – возникает (в ее поле зрения) огонь. Она установила причинно-следственную связь: из двух последовательных событий то, что произошло ранее, является причиной того, что случилось позднее. Именно так и работает мышление. Для своих трех лет моя дочь мыслила отлично! Она не увидела несуразности своего вывода потому, что он не противоречил ее малюсенькому опыту взаимодействия с реальностью. У нее еще не было знания, что вода гасит огонь и никогда его не вызывает.

Большинство людей считают, что вещи таковы, какими они их видят, какими восприняли. И даже не догадываются, что могут увидеть неправильно. Не обязательно так вопиюще, как в случае с занавеской, но всё же с искажением реальности. И нам может не приходить в голову, что другие люди видят всё иначе, чем мы. Мы не сличаем свои восприятия, будучи уверенными: смотрел – значит, видел. К тому же мы в большинстве случаев уверены, что именно наше восприятие в точности соответствует реальности, а заблуждается, конечно, другой.

М. К. Да, от этого так трудно бывает друг друга понять. В это почти невозможно поверить, что другой видит настолько по-другому, что мы действительно видим совершенно разное. Но почему?

Т. Б. Восприятие – процесс куда более сложный, чем мы думаем. Во-первых, оно всегда избирательно – из целостной картины человек выхватывает то, что его интересует. Вот муж и жена одновременно смотрят в окно – муж видит новую машину соседа, а жена шляпку соседки. А выхватив, что он на самом деле видит?

Оказывается, человек практически всегда привносит в то, что видит, нечто «от себя», исходя из внутренней установки – готовности воспринимать определенным образом. Например, задержанный сунул руку во внутренний карман, чтобы достать валидол, а полицейский решил, что он лезет за оружием, и выстрелил на поражение. Внутренняя установка – как искажающие реальность линзы, и выражение «видеть все в розовом свете» или, наоборот, в черном – про это. Но человек обычно не замечает своих «линз» и уверен, что видит вещи такими, какие они есть.

Интересно, что в Библии часто встречается выражение: «И было это мерзко в его очах». Обычно мы делаем акцент на слове «мерзко», воспринимая его как объективную характеристику чего-то, и упускаем из виду важное добавление – не вообще мерзко, а в его очах!

М. К. Да-да, такой «Расёмон» Куросавы, четыре точки зрения – четыре разных истории, хотя история одна; там, впрочем, каждый из участников не только так видел, он и сознательно лгал. Вы же имеете в виду, что человек заблуждается искренне, потому что он и правда так видит, точнее, так понимает увиденное.

Т. Б. Совершенно верно. И вот вам пример – про понимание.

Мы сидим в небольшом кабинете медицинского центра на Арбате с моим пациентом, тревожно-мнительным молодым человеком. Дверь кабинета распахивает настежь незнакомая мне женщина. Смотрит на меня, затем переводит взгляд на молодого человека и говорит кому-то за спиной: «Никого нет». Закрывает дверь. Я понимаю – она хотела сказать, здесь нет никого из тех, кто ей нужен. А что мой пациент? Он в ужасе спрашивает: «Как – никого нет? А где же мы?»

Интерпретация – второе звено в цепочке «увидел – среагировал».

На процесс понимания влияет депривация – стойкое лишение в удовлетворении какой-либо потребности, доминанта – потребность, затмевающая собой все остальные (например, потребность в признании), усталость, уровень интеллекта, эмоция, которую человек испытывал «на входе», и многое-многое другое.

Следующее звено – оценка. Теперь я оцениваю, полезно или вредно для меня то, что происходит – разумеется, исходя из того, как я это понял. Нет ли в этом угрозы? Оценка вызывает эмоцию, а эмоция толкает человека к действиям. Действие может быть непосредственным проявлением эмоции – разозлился и тут же пустил в ход кулаки, а может быть остановлено, если в дело вмешался рассудок. Рассудок может предупредить: не стоит с ним связываться – себе дороже выйдет. И тогда новая эмоция, возникшая из оценки возможных последствий собственных агрессивных действий, остановит их. Но и это еще не всё. Опять история. Из жизни.

Синяя жестяная банка с индийским чаем стояла на кухонном столе. Большая, красиво разрисованная. Удалось «оторвать» в продуктовом заказе. Средневековая миниатюра изображает падишаха под опахалами, а перед ним танцует, развлекая его, юная тоненькая танцовщица.

Я вхожу на кухню, предвкушая удовольствие – вечернее чаепитие после работы. Мой взгляд падает на банку с чаем, и я обнаруживаю нечто совершенно невозможное – прекрасная баночка, украшение и гордость, зацарапана гвоздем. В изумлении от такого неслыханного варварства я возопию: «Оля-я-я!!!», готовая учинить разнос. Но невозможность понять, как можно было совершить этот вопиющий акт вандализма, приостанавливает расправу – я выдыхаю со стоном: «О-о-ля, зачем ты это сделала?» «А зачем они ее бьют?» – вопросом на вопрос отвечает моя семилетняя доченька. И тут я вижу – баночка зацарапана не вся. Одна ее сторона не тронута – та, где танцует юная красавица. А с другой стороны картинка совсем другая – танцовщица закрывает голову руками, пытаясь уклониться от ударов палками, которыми ее награждают верные слуги падишаха. И зацарапаны именно слуги. И падишах – главный злодей, который отдал слугам такой приказ.

Гнев моментально исчезает.

М. К. Вы узнали причину поступка.

Т. Б. Да, я узнала мотив. И мои эмоции и действия, которые с ними неразрывно связаны, изменились.