Борис Березовский - Исполнение желаний Страница 27

– Да, говорят, спазм сосудов. Я сдуру перетрусил, и всех напугал, – Виталий смутился. – Уж думал, все – конец! Но потом отпустило, и все дурацкие мыслишки улетучились.

– Да бросьте вы, Виталий Петрович. Помирать вздумали! Еще чего! – возмутился Кирилл Аркадьевич.

– А я где-то читал, что накануне смерти вся жизнь перед глазами проходит, – Виталий улыбнулся. – Слыхали об этом?

– Да слышал я, но думаю, что враки, – Кирилл Аркадьевич озадаченно потер мочку уха. – Хотя все может быть. Черт его знает! – И про себя, поежившись, подумал: «А я тут вздумал вспомнить жизнь. К добру ли? Тьфу, тьфу, тьфу!»

– Так вот, я в это верю. И поскольку ничего такого ни во вре мя инфаркта, ни во время этого приступа мне не привиделось, то я и решил: черта с два я помру сейчас. Рано еще! – Виталий засмеялся и задорно взглянул на Кирилла. – Какие наши годы, чтоб помирать. Вон мы как посидели! Здорово было, спасибо вам!

– А может, наша посиделка и подтолкнула приступ? – Кирилл Аркадьевич поерзал на стуле и нехотя признался: – Мы, честно говоря, так и подумали. И знаете, определенную вину почувствовали – и я, и Вика, и Василий.

– Не смешите меня, Кирилл! Мне кажется, я рыбой отравился: поплохело, давление – вниз, вот вам и приступ, – Виталий нахмурился: – Терпеть не могу вареную рыбу, а за обедом через силу съел. Вот и вся причина. Моя врачиха говорит, что все возможно. Так что не берите в голову.

– Ну, дай-то бог! – Кирилл Аркадьевич облегченно вздохнул и хотел уж было попрощаться, как Виталий, остановив его жестом, попросил:

– Погодите, Кирилл, не уходите. До обеда-то еще полчасика. Все хотел спросить у вас: где вы берете оптимизм?

– О чем вы? Побойтесь бога, Виталий! Какой оптимизм? Да все это не более чем актерское мастерство! – Кирилл Аркадьевич рассмеялся, прижал руки к сердцу и добавил: – Просто я всегда радуюсь тому, что есть, и не грущу от того, что чего-то нет! Вот и все.

– Значит, у вас много чего есть, – задумчиво сказал Виталий, словно подводя итог каким-то своим размышлениям.

– Ну, это как посмотреть, – Кирилл Аркадьевич покачал головой, – у всех много чего есть, только некоторые сами иногда о том не ведают.

– Это как? – удивился Виталий.

– А просто, – Кирилл Аркадьевич прищурился. – Как правило, у нас у всех – я имею в виду людей одного поколения, ну и, скажем, одного социального положения – в активе примерно одно и то же: мама, папа, вуз, работа, женитьба, дети, квартира, возможно, даже дача и машина, и, при всем при том, полное ощущение бездарно и бесплодно прожитой жизни. Разве не так?

– Напротив, абсолютно так! В самую точку! Но почему? Почему я, к примеру, чем дальше, тем больше ощущаю себя выброшенным из жизни? И все время думаю о том, зачем я жил, что сделал, что оставлю после себя и детям, и вообще? А вы об этом никогда не думали?

– Да думал, думал! И придумал. Хотите знать? Извольте! – Кирилл Аркадьевич уперся руками в колени. – Детям я оставлю сделанную своими руками табуретку на тещиной даче да кучку наград и почетных дипломов в придачу, а вообще – два дерева, посаженных вместе с женой в честь рождения наших детей: дуб в год рождения старшего – Сережки, и сосну, которую мы посадили после рождения младшей – Варьки. И все! А сделанное по работе не считается! Во-первых, за редчайшим исключением, все устаревает и забывается, а во-вторых, ушедшего из жизни человека помнят только близкие, да и то – недолго. Что, я не прав? Да прав я, прав, и примеров тому – тьма!

– Неужели все так примитивно? – Виталий даже растерялся. – Не может того быть! Ну для чего-то мы на свет явились?

– Как для чего? – Кирилл Аркадьевич удивился. – Да для любви! И только! Все остальное – гарнир, приложение. У кого оно побогаче, у кого – победнее. Но главное – любовь! Тот, кто этого не испытал – заметьте, я не про семью, жену, детей, а про любовь, пусть даже юношескую, пусть единственную, – тот, я согласен, зря пришел на этот свет. И пусть повесится, не жалко! – Кирилл Аркадьевич завелся, его, как и небезызвестного Остапа, понесло. – Вот где источник преступлений, извращений и прочих гнусностей – в отсутствии испытанной любви! Я в этом уверен так же, как и в том, что такой человек не в состоянии оценить ни синевы неба, ни зелени травы, ни улыбки ребенка, ни красоты животного.

В палате повисла неловкая пауза. Виталий, сидевший на постели, откинулся на стенку и нахохлился:

– Так просто? – и повторил ранее сказанное: – Не может быть!

– Да может, может! – Кирилл Аркадьевич вышел из себя: – Мы просто этого подчас не замечаем, не отдаем себе отчета! Ну вспомните, ведь было в вашей жизни что-то, что до сих пор жжет сердце? Только не отвечайте вслух – ответьте про себя. А если было, то и нет смысла злиться на весь свет. Политика, карьера, деньги – все преходяще, а вот воспоминания о чуде, которое хоть раз, но состоялось, – единственная ценность, дарованная нам природой, – Кирилл Аркадьевич перевел дух: – Вы знаете, Виталий, я снимаю шляпу перед женщиной, которая родила ребенка от любимого мужчины и на всю жизнь осталась ему верна, даже если этого мужчины нет рядом уже много лет по любой причине. Вот она – сила любви! Хотя мы этих женщин и не понимаем, называем дурами и учим жить. Другое дело, что их дети бывают жестоки и, сами того не желая, ранят матерей смертельно. Ну, да это – совсем иная история. А вообще, про то, кто что оставит после смерти, могу сказать, что мой отец оставил только ордена и медали, а тесть – в придачу к орденам свой офицерский кортик и фуражку с крабом. Все!

– Ну, вы тут прямо мне словно краткий курс КПСС все изложили. Тогда, конечно, вопросов нет, – Виталий рассмеялся, но упрямо добавил: – На самом деле – все не так просто, все – гораздо сложнее. Хотя вот про любовь, наверное, точно.

– Ну, слава богу, еще одного неверующего в свою веру обратил! – Кирилл Аркадьевич засмеялся примирительно. – Не знаю, что уж на меня нашло, – разошелся, понимаете ли. Раздухарился, как говорили во времена нашей юности. Тема-то больная. Кусается! Конечно, в молодости проще было: за каждым поворотом что-то ждало. Теперь-то – фигушки! Вот в этом все и дело…

Вошедшая в палату нянечка, толкавшая перед собой тележку с обедом для Виталия, прервала их горячую беседу, и Кирилл Аркадьевич, тепло попрощавшись, отправился в столовую.

Василий и Виктория уже сидели за столом и что-то оживленно обсуждали.

– О чем вы на сей раз? – спросил Кирилл Аркадьевич, приветствуя соседей по столу,

– Да вот Василий все про армию рассказывает, – ответила Виктория, – о том, что было, и о том, что стало. Просто ужас! Его послушаешь, так дыбом волосы встают! – передернув плечами, она принялась за еду.

– Да ничего уж я такого нового и не сказал, – Василий усмехнулся. – Просто я согласен с кем-то умным, кто сформулировал закон: тот, кто не кормит, во всех смыслах, свою армию, тот, рано или поздно, станет кормить чужую. Не знаете, случайно, кто это сказал?

– Да нет, не знаю, – Кирилл Аркадьевич задумался, – формулировку эту слышал и, разумеется, согласен. Я все-таки сын офицера, и состояние дел в армии меня волнует. Вот только изменить мы ничего не можем. А жаль!

– Я, знаете, о чем намедни тут подумал? – Василий оживился и даже отложил ложку. – О том, что с семнадцатого года – по тридцать седьмой – прошло всего лишь двадцать лет. За этот срок наша страна – что бы там все злопыхатели ни говорили – сделала скачок, равного которому в истории и не сыскать. А мы сего дня? Ведь с девяносто первого прошло уже семнадцать лет, а воз и ныне там! А почему, спрашивается? А потому, что нет идеи, идеологии, если хотите. А без нее ничего не построишь. Так и будем в хвосте плестись – и у Америки, и у Китая. Китайцы, кстати, лет так через тридцать у нас Дальний Восток оттяпают – будьте уверены! Точнее – сами отдадим. Детей-то не рожаем. Вот и будем кормить узкоглазых военных. И поделом нам! – сердито засопев, Василий замолчал и взялся за остывший суп.

– Да, перспектива, – Виктория поежилась, – скажите лучше, как там наш Виталий? Мне же неловко лезть в мужскую палату. А вы как, вроде, собирались его навестить.

– Да все нормально, – Василий улыбнулся, – завтра заточение Виталия закончится. – И, обратившись к Кириллу, спросил: – Вы заходили?

– Да, заходил перед обедом. Мы даже с ним поспорили. Так что, действительно, все в норме.

– А о чем был спор? – загорелась Виктория. – Жутко интересно, расскажите.

– О смысле жизни. Только ничего не расскажу. Когда два старых мужика заводятся на отвлеченные темы, ничего, ровным счетом, понять невозможно.

– Куда уж нам, молодым бабам! – Виктория лукаво посмотрела на мужчин: – Вообще-то ни один из вас на старика не тянет.

– Мерси за комплимент, – Василий хохотнул и подмигнул Кириллу. – Алаверды вам, Вика. Вы тоже не старушка, уж поверьте!

– Ну вот и объяснились. Не прошло и пяти дней, – все засмеялись, а Виктория, решив продолжить разговор, призналась: – Мне с вами, правда, очень интересно. Давно уж не общалась по-людски. Все как-то больше мы на бытовые темы разговариваем – и с мужем, и с подругами, и на работе. Ну, сами понимаете. А здесь вдруг повезло на собеседников. Так рассказали бы о чем-нибудь веселом. А то все про политику, про армию да про смысл жизни. Мне же так хочется поговорить о музыке, о литературе, о кино.